Любовница коменданта - Семан Шерри (чтение книг .TXT) 📗
Когда слова иссякли, я посмотрел на нее поверх очков. Она стояла как вкопанная. Ее волосы не были заплетены в косу, а свободно падали на плечи; она подрезала их. Она была очень бледна, почти как тогда, в лагере. Когда я протянул ей книгу, моя рука предательски дрогнула, и я мысленно посетовал на себя за это, но из ее груди не вырвалось даже легкого вздоха.
— Ja, — сказал я.
Я снял очки и сунул их в карман рубашки. Я опустил руку, и страницы книги, разделенные моим большим пальцем, сомкнулись.
— Ja.
Я поклонился, с трудом удерживаясь от того, чтобы щелкнуть каблуками. Было душно от палящего зноя. Моя рубашка под пиджаком сделалась совершенно мокрой. Она по-прежнему молчала. Даже когда я повернулся, чтобы уйти, она не проронила ни слова. Дверь, затянутая сеткой, разделяла нас, как тень. Я все понял. Кивнув, я положил книгу на широкий бортик веранды. Солнце слепило мне глаза, когда я спускался по ступеням.
Скрип открывшейся двери заставил меня оглянуться.
Она стояла на веранде, придерживая дверь своим хрупким плечиком. Котята жались к ее ногам, настороженно поглядывая на меня. Утренний ветерок трепал белое полотенце в ее руке. Солнце освещало книгу, лежащую на разделявшем нас бортике веранды.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Только память позволяет понять, где левое, а где — правое. Гертруда Штейн
ГЛАВА 1
И вдруг я увидела его. Он стоял, окруженный людьми в черных мундирах, выделяясь среди них своей статью, и его серебряные пуговицы и ордена сверкали в свете прожекторов. Держа дубинку обеими руками, он наблюдал за толпой, состоящей из охранников с собаками, лагерных старожилов, а также только прибывшего пополнения, и время от времени кивал. Я спрыгнула с подножки товарного вагона и помогла спуститься родителям. Люди кричали, толкали друг друга. Слышался детский плач, лай и рычание собак. И среди всего этого гама и толчеи стоял он, высокий и невозмутимый. Бритоголовые люди в полосатых формах выбрасывали из вагонов узлы и чемоданы вновь прибывших.
— Они перепутают наши чемоданы, — сказала мама, схватив меня за руку. — Скажи им, что так нельзя.
— Тише, — шикнула на нее я.
Вооруженные охранники с собаками подошли к вагонам, выкрикивая команды:
Los! Los! Aussteigen! Aussteigen!
— Что они кричат? — спросил меня отец.
— Они велят всем выходить из поезда, — объяснила я.
— Ты должна с ними поговорить, — сказал отец.
— Нет, — ответила я.
— Но они сваливают все вещи в кучу, — возразила мама. — Мы не найдем своих чемоданов, а папе нужны лекарства.
— Нет, — повторила я.
Лучи прожекторов ощупывали платформу. Высокий немец повернулся в нашу сторону. Поверх голов прибывших и охранников, минуя все это скопище людей, лающих собак и плачущих младенцев, он посмотрел на меня. Потом направился к нам.
— А теперь молчите, — шепнула я родителям. — Ни слова больше.
— Raus! Raus!
— Тебе не следовало ехать с нами, — сказал отец. — Мы должны были запретить тебе ехать Тебе нужно было остаться…
— Шшш.
— Эйман! — воскликнула мама, узнав парня из нашей деревни, и помахала ему рукой. — Посмотри. Самуил, это Эйман!
— Мама, ты привлекаешь к нам внимание.
— Ничего подобного! Я только позвала Эймана.
Немец подошел к нам в сопровождении нескольких охранников. Он взглянул на родителей. Потом на меня. Эйман уже стоял рядом с мамой, комкая в руках шапку.
— Что здесь происходит, Йозеф? — осведомился высокий немец.
— Воссоединение семьи, господин комендант, — объяснил его помощник.
— Что он сказал? — спросил отец, теснее придвигаясь ко мне и дергая меня за рукав.
— Видно, он здесь самый главный, — сказала мама. — Скажи ему про багаж.
— Мы из одной деревни, — объяснил Эйман по-немецки.
— Еврей, говорящий по-немецки? — удивился комендант и похлопал его по плечу дубинкой. — Занятно, занятно.
— О чем они говорят? Что он сказал? — спросил меня отец.
— Скажи им, что произошла ошибка, — не унималась мама. — Пусть они ее исправят.
— Успокойся, мама. Прошу тебя.
— Значит, это ваши родители? — спросил комендант, отстраняя Эймана и подходя ближе ко мне. — А это — ваша прелестная жена?
— Что? А, нет, — сказал Эйман, оглянувшись на меня. — Нет. Мои родители умерли. Это…
— У вас очень красивая жена, — сказал комендант, разглядывая меня.
— Очень миленькая, — поддакнул кто-то из его свиты.
— Для еврейки, — усмехнулся стоящий рядом с комендантом человек по имени Йозеф.
— Это не моя жена, — сказал Эйман.
— О, прошу прощения. Должно быть, я не понял, — сказал комендант. — Это ваша невеста.
Эйман растерянно оглядывался по сторонам. Одна из собак зарычала, оскалив острые белые клыки. Комендант не сводил с меня глаз. Охранники ухмылялись.
— Наверное, не стоит ему надоедать, — сказала мама.
— Замолчи, Ханна, — одернул ее отец.
— Вы ошибаетесь, господин, — проговорил Эйман.
Еще несколько немцев подошли поближе, заинтересовавшись происходящим.
— Я никогда не ошибаюсь, — ответил комендант. — Не угодно ли вам перед смертью обвенчаться со своей невестой?
— Я… Я уже женат, — робко возразил Эйман. — Моя жена… дома… в…
— Как вам не стыдно! — воскликнул комендант. Охранники укоризненно покачали головой и зацокали языком. — Ваша подружка знает, что вы женаты?
— Он должен сделать из нее настоящую женщину, — сказал помощник коменданта. — Хотя она и еврейка.
— Да, он обязан на ней жениться, господин комендант, — поддержал его один из охранников.
— Порядочный человек поступил бы именно так, — поддакнул другой.
Комендант подал знак нам с Эйманом выйти вперед. Охранники схватили нас за руки и толкнули друг к другу. Я взглянула на коменданта. Его лицо, с резкими, суровыми чертами, казалось высеченным из камня. У него были холодные, типично немецкие глаза.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — молвил Эйман. — Я же объяснил, что…
— Согласны ли вы взять в жены эту женщину? — спросил комендант.
— Но я же сказал вам, что уже…
Удар пистолетом по лицу заставил его замолчать. Комендант разбил ему губу в кровь. Мама вскрикнула, а отец чуть слышно пробормотал что-то. Эйман попятился назад, моргая и зажимая ладонью окровавленный рот. Кто-то из охранников грубо подтолкнул его ко мне. Я во все глаза смотрела на коменданта. Он улыбнулся мне.
— Я полагаю, несмышленый жиденок, что на мой вопрос вам следовало ответить «да», — сказал комендант.
— Да, — чуть слышно произнес Эйман. — Да, господин.
— Прекрасно. По праву офицера Третьего Рейха и коменданта этого лагеря объявляю вас мужем и женой.
Комендант поднес пистолет ко лбу Эймана.
— Теперь можете поцеловать новобрачную, — сказал его помощник по имени Йозеф.
Комендант спустил курок. Мама заплакала. Эйман повалился на меня, потом соскользнул вниз, на платформу. Слезы хлынули у меня из глаз, но я старалась не двигаться. Позади меня, обняв плачущую маму, отец начал читать молитву.
— Примите мои соболезнования, — сказал комендант, потрепав меня по щеке в черной перчатке. — Теперь вы — вдова.
Его подчиненные загоготали.
— Обожаю свадьбы! — изрек Йозеф.
— А теперь за работу, — скомандовал комендант.
— Мне нравится, как вы работаете, — сказала пожилая женщина в книжном магазине, протягивая мне книгу. — Надпишите ее для меня, пожалуйста.
— Боюсь, что вы ошиблись, — ответила я. — Это не моя книга.
— Как же так? — удивилась она. — Мне сказали, что ее написали именно вы.
— Очень жаль, но вас ввели в заблуждение.
— Разве вы не…
— Я — Рашель Леви. Вот эта книга действительно написана мной.
Она обвела взглядом стол, на котором лежали стопки романа «Ничейная земля», прижимая к груди ту, другую книжку. К столу подошла еще одна женщина и, протягивая мне купленный ею экземпляр, попросила дать ей автограф. Я надписала книгу. Она поблагодарила меня и, радостная, поспешила к мужу. Тот улыбнулся, и они медленно направились к выходу, рассматривая на ходу мой автограф. Первая женщина не отходила от стола. Она смотрела на меня.
