Чёрный лёд, белые лилии (СИ) - "Missandea" (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Состоял он из двух комнат. Вторая представляла собой что-то вроде подсобки и была завалена всяким барахлом. Убрав ведро и тряпку именно туда, Таня принялась вытирать пыль на полках.

Она написала смс-ку Вере, спросила у неё про Сашин детский дом. Вера, слава богу, ответила, что всё хорошо — и она, и Сашенька целы. Захотела встретиться дня через два. Таня обещать не могла, но сказала, что постарается. От дяди Димы лично приехал Ригер, его помощник, и заявил, что всё нормально и сам дядя Дима приедет к ней на днях поговорить.

Очнулась Таня, уже глядя на пол круглыми от ужаса глазами. Она разбила вазу Звоныгина. Как она, блин, могла это сделать?! Что ж ей на хрупкие вещи-то так везёт?! Зачем их вообще ставить нужно? О господи, это же не просто косяк, как на кафедре тактики, это самый настоящий косячный косяк, залёт, причём очень, очень серьёзный!

В коридоре послышались шаги, и она, стараясь не думать о том, что делает, мгновенно собрала четыре крупных осколка, схватила их и заскочила в подсобку. Сейчас Звоныгин зайдёт, возьмёт что-нибудь и уйдёт. А даже если и не уйдёт, Таня постоит немного, а потом выйдет и скажет, что просто убиралась. А осколки выбросит потом.

Послышался звук открывающейся двери, и Таня прижалась к стенке.

― У нас очень большие проблемы, господа офицеры, ― заговорил Звоныгин серьёзно, и она схватилась за голову: угораздило же попасть так! ― Садитесь.

― Погибли практически все секретные документы, ― противный голос был похож на заместителя Звоныгина, полковника Семёнова.

― Дело даже не в этом. Если бы они бомбили наудачу, то, конечно, разбомбили бы штаб как основной потенциальный носитель любых документов. Но штаб цел, ― Звоныгин невесело усмехнулся, понизив голос.

Таня прислушалась, стараясь дышать тише.

― Кто-то узнал, что секретный архив перевезли в медчасть. Узнал и передал эту информацию.

― У нас крыса, ― протянул Семёнов.

― Но кто это может быть? Офицерский состав тщательно проверялся, я сам следил за этим, ― возразил Карпухин, заместитель Звоныгина по ВДП. ― Если только новые офицеры…

― Калужный, ты хочешь сказать? ― усмехнулся Звоныгин снова. ― Мутная с ним история, здесь не поспоришь.

― А Назаров?

― Нет, этот чистый, как лист бумаги. Всё досье налицо. А у Калужного в личном деле о-го-го какие пятна, ― пробормотал Семёнов.

― Но мне поручился за него полковник Самсонов. Мы воевали вместе, и я верю ему, как себе, ― возразил Звоныгин. ― Будем следить за ним внимательнее. Что вы думаете насчёт курсантов?

― Думаю, это практически исключено.

― Я согласен.

― Ну что же, ― протянул Звоныгин задумчиво. ― Не распространяйтесь на эту тему. Будем обращать внимание на Калужного.

Гладя Майора, который удобно расположился в огромной коробке, стоящей пока в кладовке, Таня думала, думала, думала… Что, если россказни Машки ― не бред? Что, если теория с американским шпионом не так абсурдна, как казалась в начале?

― Соловьёва, прячь кота, беги в кубрик, старлей поднимается, ― в кладовку влетела Бондарчук.

С некоторых пор у них завелась такая традиция: едва Калужный переступал порог общежития, дневальный первого этажа быстро звонил на пятый, и второй курс хоть как-то успевал привести себя в порядок.

Когда дверь её кубрика распахнулась, с треском ударившись о стену, Таня даже не удивилась: конечно, кого же ему мучить, как не её?

― Мне жаль отрывать тебя от твоих важнейших дел, Соловьёва, но, будь добра, прошествуй в мой кабинет, ― язвительно выплюнул он, будто именно она была виновата во всех смертных грехах. Тане страшно не хотелось оборачиваться, потому что она знала, что увидит. Снова столкнётся с взглядом Калужного, ледяным и презрительным, как порывы ветра за закрытым окном. И это не самое неприятное: ужасней всего то, что он снова не выслушает ни одного её слова. Скажет проваливать, или топать быстрее, или что-то ещё, и она снова почувствует на себе это ― его превосходство. Как грязь.

Поэтому она молча, с мрачным видом приговорённой к смерти, стараясь даже не глядеть на эту высокомерно широкую спину, пошла за ним на шестой, стоически игнорируя жалобные взгляды девчонок.

Но в кабинете сидел дядя Дима, и у Тани отлегло от сердца, потому что Калужный, ядовито сказав что-то, удалился восвояси.

― Послушай меня, Ригер, почисть всё ещё раз, ― говорил дядя Дима в трубку мобильного, не замечая Таню. ― Парни стёрли всё, что нашли, и передали спецам, но ты же знаешь, что с таким, как Харренс, это не гарантия. Ну, всё, будь здоров, ― попрощался он, увидев её, и широко улыбнулся.

― Танюша, ― он раскрыл объятия, и Таня с удовольствием обняла его, большого, тёплого и доброго.

― Ты без формы сегодня что-то, ― улыбнулась она. ― Ох, как я рада, что ты цел. Как там тётя Катя, тоже в порядке?

― В порядке, в порядке, ― усмехнулся он и пристально посмотрел на неё. ― Как дела? Да ты похудела сильно.

Таня ощутила острую нежность к этому всегда добродушному, но собранному и серьёзному человеку, положившему свою жизнь во благо ФСБ.

Вообще-то дядя Дима фактически был её отцом. Об этом Таня узнала год назад, когда он нашёл её и прямо так, с порога, заявил: «Я твой отец». Они много и часто не понимали друг друга; сначала Таня и вовсе не хотела разговаривать с ним. Но дядя Дима сказал, что да, они расстались с мамой, да, он знал о её беременности, но они больше не могли быть вместе, не могли терпеть друга друга. Брак был ранний и безумно глупый. Разошлись они по обоюдному желанию, и дядя Дима хотел помогать, давать деньги, общаться с ребёнком, то есть с ней, но мама вдруг бесследно пропала. Переехала, и он не знал, куда.

Он работал в ФСБ, отдавая этой структуре всю свою жизнь, и лишь недавно смог найти маму, а через неё ― и Таню. Узнал о Рите, Вике и Димке. Но познакомился только с ней. Она написала об этом маме, спросила, что она думает. Мама ответила коротко и просто: «Он говорит правду. Поступай, как считаешь нужным».

Детей у дяди Димы и тёти Кати, его жены, не было, но оба любили Таню. И она их. Таня чувствовала, как бы дяде Диме хотелось, чтобы она хоть раз назвала его папой, но она не могла.

― Всё как всегда, ― Таня заставила себя улыбнуться. ― На работе проблемы?

― Там всё время проблемы, ― отшутился он, но складка, лежащая между бровями, не разгладилась. ― Я на секунду к тебе, на самом деле. У нас такая история приключилась… Рассказывать долго и нудно. В общем, Таня, ― он сделал движение, будто хотел взять её руки в свои, но тут же отстранился и снова сел на диван, ― будь в ближайшие дни осторожна. Твои подружки, друзья, знакомые, особенно недавние и особенно не из училища, могут спрашивать тебя о семье. Обо мне, о маме. Не распространяйся особо, хорошо? ― нахмурился он.

― Ничего себе конспирация, ― усмехнулась Таня. ― Хорошо. Рот на замке, ключик выброшен и всё такое.

― Вот и отлично. И не звони мне пока, подожди, пока я свяжусь с тобой сам через Ригера, ― дядя Дима на секунду задумался. ― Если будет очень нужно, попроси старлея.

― Кого?! ― Таня выкатила глаза.

― Калужного вашего.

― Ты его знаешь?

― Знаю его отца.

― А. Ну ладно. Конечно. Да, определённо, ― подняла брови Таня. ― Это же в порядке вещей.

― Ну, беги, если занята. Я навещу на днях, свяжусь с тобой, ― он постарался улыбнуться, но вышло плохо; дядя Дима встал и направился к двери, но вдруг обернулся. ― Таня, не называй ни имён, ни фамилий. Не говори о матери, брате и сёстрах, о моей должности и характере моей деятельности. Запоминай людей, которые спрашивают.

― Вы не дадите мне автограф, пани Верженска? ― застенчивая молодая медсестра убрала шприц и улыбнулась ей, протягивая какую-то бумажку.

― Ну конечно, дорогая, ― улыбнулась Вера: как всё-таки приятно чувствовать хотя бы отголоски прошлой славы. ― Как ваше имя?

― Эдита.

― Вы давно из Польши?

― Да, приехала год назад, а как началась война, выехать обратно не смогла, ― смутилась Эдита.