Научи любить (СИ) - Черная Лана (читать книги бесплатно полностью txt) 📗
— Я соскучился, – ответил, довольный собой.
Я лишь раскрыла рот от удивления, но так ничего и не произнесла. Да и что я могла сказать, если сама скучала до одури. Каждый день, каждый час, каждую минуту, что мы проводили не вместе. Я ловила себя на мысли, что жду его звонка или прихода. Что вот он появится на моем пороге и я забуду обо всем. И он приходил. И я забывала. А утром снова тосковала по его рукам, губам, его нежности и неистовой страсти. Я растворялась в нем и ощущала себя непозволительно счастливой. Разве что…
— А я подумала, ты решил меня замуж позвать, – и сощурилась, выжидая. — Даже машинку приобрел…семейную такую, – и демонстративно погладила светлую кожу салона.
— А пойдешь? – спросил, выворачивая руль на повороте. — Замуж? – и глянул весело. И в серых глазах его сияло солнце. Я аж засмотрелась и расплылась в улыбке.
— А если соглашусь? – поддерживая его игривость, продолжала играть в нашу давнюю игру. — Неужели женишься?
— А ты проверь, – подначивал он. — Одно простое слово из двух букв. Это же так просто, Печенька.
Я смотрела во все глаза. Помнится, тринадцать лет назад он не был так настойчив. Что же с ним стряслось сегодня? Не заболел часом? Коснулась ладонью его лба – горячий.
— Я так и думала, – покачала головой в ответ на его вопросительно изогнутую бровь, – перегрелся. И мозги наверняка закипели, – нахмурилась. – То-то я гляжу, что с тобой не все в порядке. Ухойдокали тебя в твоем офисе, месье миллионер.
А он взорвался хохотом. Даже машину остановил. Долго смеялся, запрокинув голову. А потом враз посерьезнел: и глаза его потемнели, а рыжая окантовка померкла.
— Это значит: нет? – и в голосе его прозвучала обида. Или показалось?
— Нет, Корф, – и даже головой покачала для убедительности. Только кого больше пыталась убедить сама не знала. — Тебе нужна хорошая девочка, неиспорченная.
— Ууу, – протянул с присвистом, завел машину. — А ты, следовательно, попорченная уже, да?
Даже не представляешь, насколько. А как узнаешь – ужаснешься. Но ты никогда не узнаешь, а я никогда не выйду за тебя замуж.
Но вместо этих слов - я промолчала.
— Ну что ж, плохая девочка, – вздохнул, уводя тему в другое русло. Я выдохнула. — Облагородить вряд ли смогу, а вот развратить, – и подмигнул, – это запросто. Это я люблю, – и облизнулся, как кот, слопавший миску сметаны. Теперь смеялась я.
— Я надеюсь, на разврат-то ты согласна? – и глянул так, что щеки вспыхнули. А тело отозвалось мучительным желанием.
— Разврат с тобой? – закусила губу и придвинулась ближе, опаляя его шею своим дыханием, ощущая, как он напрягся и как усилился запах смородины. — Это я люблю.
А он обхватил затылок, слегка запрокинув голову. Другую руку положил на шею. Прочертил линию вдоль пульсирующей жилки, вверх, большим пальцем коснулся губ. Обвел контуры обеих и надавил на нижнюю, заставляя приоткрыть их, впустить его. Дыхание сбилось, и тело стало податливым и остро чувствующим каждое прикосновение. Я жадно глотнула воздуха, обхватила его палец губами, языком коснулась подушечки. Корф рыкнул, пожирая меня голодным взглядом и проталкивая палец глубже. И я подчинилась, посасывая его.
— Моя… – выдохнул. — Только моя…всегда…
И поцеловал, грубо сминая мои губы, прижимая к себе так, что я задыхалась. И кровь закипала от такого неистовства, от его грубых движений: его пальцев, накручивающих на кулак мои волосы; его языка, властвующего в моем рту; его сдавленного рычания в самые губы. И я вжалась в него, желая только одного – почувствовать его всего: во мне, на мне. Только его.
А он с трудом оторвался от поцелуя, тяжело дыша. Отпустил меня. И сразу стало холодно и одиноко, и я не сдержала разочарованного вздоха.
— Потерпи, Печенька, – произнес хрипло, трогая машину с места. — Скоро приедем. Потерпи…
А через полтора часа я распласталась на кровати, полностью удовлетворенная и счастливая. А Корф лежал на боку, привстав на полусогнутой руке, и хмуро рассматривал мою спину. И я знала, что ему так не нравилось. Свежая татуировка на левой лопатке.
— Ну и нахрена? – и тихая злость пробиралась в каждом слове.
— Фраза красивая, – слукавила я. А непрошеные слезы навернулись на глаза. Корф не знал – эту цитату из пьесы Шекспира я набила в память о дочери. Машка мне снилась каждую ночь. Машка и бабочки. Она любила бабочек. И фраза родилась сама: «Мы все будем смеяться над золотыми бабочками».
— Красивая, – помедлив, согласился Корф. — Как и эта, – и его губы коснулись строк на правом боку. — И кто же разбил сердце моей маленькой девочке? – уже не в первый раз его вопрос остался без ответа. А я перевернулась на спину, притягивая Корфа к себе, целуя и утопая в безумстве нашей страсти.
Мы провели на базе отдыха, неделю. Семь потрясающих дней и ночей, наполненных только природой и друг другом. Наш домик находился на отшибе, поэтому с отдыхающими мы пересекались крайне редко, даже купались в укромном уголке. Только я и Корф. Оказалось, что ему нравится купаться голышом, а я и не представляла. Столько лет знала его, а он по-прежнему меня удивлял. Он плавал, а я загорала на песчаном бережку и любовалась его роскошным телом. Косая сажень в плечах, перекатывающиеся под загорелой кожей мышцы, упругая задница и сильные ноги. И все это идеальное тело принадлежало только мне.
Только мне как никогда хотелось большего, и я остро жалела, что в машине не дала согласие на его предложение. А вдруг нам бы повезло и у нас все бы сложилось? Вдруг я ему нужна так же, как он мне – больше жизни? Но тут же одергивала себя: ничего толкового из нашего брака не вышло бы. Да и я давно разуверилась в успешность сего предприятия. Кто же назовет хорошее дело браком? В общем, пока Корф спокойно плавал, сильными движениями рассекая темную воду, я мучилась терзаниями на берегу.
Корф моих страданий не замечал, выходил из реки, как Аполлон, широко улыбаясь и демонстрируя себя во всей мужской красе, смешно отряхивался от воды и падал рядом, подставляя себя моим ласкам. И я ласкала пальчиками каждый его шрам, которые знала наизусть, каждый клочок его истерзанного тела. Любила до сумасшествия и изнеможения.
А на обратном пути таки приключились подсолнухи. Мне просто захотелось сфотографироваться в красавцах, рыжими полями раскинувшимися до самого горизонта. Одна фотография переросла в целую фотосессию, потому что увлекшегося Корфа уже было не остановить.
Впрочем, увлеклись мы оба, не заметив, как фотоаппарат был отброшен в сторону, а наши руки уже торопливо сдирали друг с друга одежду. Мы спешили, будто не виделись целую вечность, а завтра уже расставаться. И все было так замечательно, но подсолнухи оказались шершавыми и назойливыми: листья все время лезли то в рот, то в ухо, то царапали кожу, – и Корф не выдержал, сгреб меня в охапку и унес в машину. Внутри мы снова заспешили, и все получилось так замечательно и так правильно, что захотелось остановить время и никогда не возвращаться обратно в прежнюю жизнь. Но через минуту мысли испарились под очередным натиском моего мужчины, а когда все закончилось, я бессовестно заснула. Разбудили меня подсолнухи, щекочущие нос. И злой голос Корфа, устраивающего очередной разнос своим подчиненным. Я вздохнула, приводя себя в порядок. Сказка закончилась. Единственным напоминанием о ней остались рыжие подсолнухи в моих руках и солнце в любимых серых глазах…
…Корф молчит. И сигарета давно истлела в его пальцах, а подсолнухи разлетелись по дорожке. Никто из нас так и не поднял их. Зачем, если сказка давно закончилась?
— Что дальше, Крис? – голос дрожит и почему-то сейчас нет сил называть его, как раньше. Уже ничего не будет как прежде.
— Я уйду, а ты останешься здесь, – он щелчком пальцев выбрасывает окурок, ладонями отталкивается от капота и зачем-то собирает цветы. Так сосредоточенно, будто в этом и есть смысл нашего приезда сюда. Возвращается и силой впихивает мне букет. Смотрю недоуменно. Но он не торопиться ничего объяснять.
