Танец страсти - Поплавская Полина (чтение книг txt) 📗
Юхан судорожно сглотнул.
— Не знаю, но мне кажется, то, что с тобой происходило, как-то связано со всем этим… Как заразная болезнь, если бы заразу можно было подцепить только в одном месте — в музее. Потому что все началось именно там. Ты считаешь, я говорю глупости?
Малин очень живо вспомнила тот день, когда она стояла в музее и не решалась оглянуться на корабль. Что будет, если она расскажет обо всем Юхану? Она только усилит его беспокойство. Если бы она могла быть уверена, что все происходящее — бред ее больной фантазии и результат какого-то нервного истощения у Юхана. Но, вопреки доводам рассудка, где-то на окраинах ее сознания крепло убеждение, что внезапно атаковавшие ее и ее приятеля фантомы горечи и страха — предвестники каких-то важных перемен. Ни объяснить, ни подтвердить это предчувствие она не могла, но и справиться с ним, чтобы вновь видеть вещи так, как раньше, ей было уже не под силу. Оставалось решить, как вести себя дальше: лицемерить, апеллируя к здравому смыслу, которому она сама больше не доверяла, или погрузиться в дебри догадок и интуиции, рискуя не найти обратной дороги.
Юхан откинулся на спинку кухонного диванчика и прикрыл глаза. Сейчас он не выглядел затравленным, только очень вымотанным — на висках и на лбу видны набухшие жилки, веки похожи на бумажные — серые и безжизненные. Разглядывая его, Малин подумала, что безумие выглядит по-другому. Что же с ним происходит, с человеком, который сам про себя говорил, что с ним ничего произойти не может?
Из угла донесся слабый писк — Мимир подавал первые признаки жизни. Малин подвинула поближе к его морде блюдечко с водой — бедняга еще долго не сможет ходить на своих обожженных лапах, он теперь полностью зависит от людей. Кот пару раз чихнул, попытался тряхнуть головой и тут же жалобно мяукнул — видно, волдыри на ушах дали о себе знать. Малин погладила его по шее и спине, в ответ он вытянул лапы и тихо заурчал.
— Можно пока оставить его у тебя? — спросил Юхан. — Я устроюсь у приятеля, а квартиру скоро приведут в порядок, и я его заберу, хорошо?
Девушка согласно кивнула.
После того, как сосед ушел, она еще некоторое время возилась с котом, поправляя ему подстилку и предлагая разные деликатесы. Потом отправилась спать, но сон долго не приходил. Малин лежала на кровати, разглядывая в щель занавески крупные осенние звезды. Она пыталась представить, как Юхан идет вдоль отвесной скалы, а сверху с сухим стуком падают булыжники, словно какая-то неведомая сила специально направляет их движение. И внезапно, без какого-либо перехода, она вспомнила лицо водолаза, с которым пила на набережной кофе. Его лучистые внимательные глаза, и бесконечная тоска в них, когда он рассказывал о гибели своего друга.
Почему он тогда вдруг вспомнил об этой истории? Ах, да, они говорили о необычных находках. Какая-то таблица, понадобившаяся хранителю музея “Васы”. Интересно было бы посмотреть. Может быть, руны пригодились бы для оформления спектакля? Нет, ерунда, на темном фоне они вообще не будут видны. В бредовом сне Юхана тоже были руны…
Малин отчетливо увидела, как заходятся в немом крике воины на корме корабля. От боли нет избавления. Боль, безмолвие, неподвижность — и так будет до скончания веков. Жизнь оставила их слишком давно, но и примирение со смертью не наступит до тех пор, пока не исчезнут с них эти письмена, вернувшись туда, где они были начертаны. С бешеной скоростью завертелась и заплясала перед глазами темная дощечка. Потом видение исчезло, оставив безотчетное чувство вины, причастности к чужой боли.
Малин поднялась с кровати и стала лихорадочно перерывать вещи, пытаясь найти визитную карточку аквалангиста. Пусть это безумие, но она должна понять, что происходит. И если даже эта находка двадцатипятилетней давности, таблица с рунами, не имеет к снам Юхана никакого отношения, ей все равно нужно ее увидеть.
“Йен Фредрикссон” — набрано крупным курсивом, чуть мельче, чем принято на визитках. Номер телефона. Завтра утром она позвонит по нему.
— Йен? Мы познакомились с вами примерно две недели назад, в музее, помните? — Малин старалась не выдать голосом, как глупо она себя чувствует. — Вы рассказывали о дощечке, которую нашли недалеко от корабля. Нельзя ли посмотреть на нее?
Он ничуть не удивился ее звонку, что немного задело Малин. Пригласил приехать, если она хочет — хоть сегодня. “Я нашел таблицу и скоро собираюсь отвезти ее в музей, там вам, вероятно, будет не так удобно”.
Сегодня так сегодня.
Йен жил на Лэнгхольмене, в небольшом старом доме из тех, которые может себе позволить только очень небедный человек — внешне все скромно, но обходится дороже, чем этаж в деловом центре города. Дом вполне соответствовал хозяину, так что трудно было сказать, то ли Йен выбирал его по своему вкусу и характеру, то ли за долгие годы жилище так приспособилось к нему.
По потолку и белым стенам просторной гостиной скользили блики от воды, а из окон открывался вид на Риддарфьерден. Наверно, зимой дом невозможно прогреть целиком — по широкому фьорду, протянувшемуся с востока на запад, гуляют ледяные ветры, и никакие стены не спасают от сквозняков. Поэтому просторная светлая гостиная, как веранда в загородном доме, в холода становится нежилой. Из небольшой прихожей ведет еще одна дверь, должно быть, в кухню. Где-то рядом должна быть столовая, а в самой теплой, отапливаемой части дома — спальня и кабинет, предположила Малин. Наверно, они выходят окнами на заросший склон, начинавшийся почти сразу от заднего крыльца.
Йен предложил сварить кофе, и, пока он был на кухне, Малин успела осмотреться. Книг в гостиной было немного: несколько альбомов с фотографиями морских глубин расставлены на специальной изогнутой полке, несколько пестрых обложек, под которыми скрывалось какое-то необременительное чтиво, виднелись в сетчатой корзине в углу, отдельно на журнальном столике лежало хорошее издание “Улыбки вечности” Лагерквиста. У невысокого стола полукругом стояли несколько мягких кресел с высокими спинками, чехлы на них — того же серебристо-зеленоватого цвета, что и шторы, висящие на окнах. Возле двери, ведущей в соседнюю комнату, — старомодный секретер на тонких гнутых ножках. За спинками кресел, в противоположной стене — камин какой-то урбанистической конструкции. Сейчас он не горел, поэтому Малин могла только предполагать, как работает эта узкая высокая щель, начинавшаяся где-то на уровне ее пояса. Суперсовременный камин странным образом нарушал гармонию жилища — вот так и у самого Йена, подумала девушка, есть, должно быть, привычки, не вяжущиеся с его солидным возрастом.
Дверь отворилась, в гостиную вошел Йен с подносом в руках, и Малин почувствовала, что с появлением хозяина комната преобразилась. Избыток пространства, заметный девушке, пока она была одна, исчез, а вода фьорда вернулась в свои пределы за окном, прекратив накатывать волнами на стену в глубине гостиной. Ощущение близости моря осталось, но теперь это был зелено-голубой пейзаж в обрамлении серебристых штор, а не стихия, способная в любой момент ворваться в белую гостиную. Когда Йен проходил мимо нее, Малин ощутила, что рядом с ним изменилась и она сама, став еще более хрупкой и невесомой.
Коричневато-черная струйка, льющаяся в чашку из медного кофейника, наполнила воздух гостиной густым горьким ароматом, но прежде, чем подать девушке чашку, Йен подошел к секретеру и открыл его. Внутри оказался бар со множеством разнокалиберных бутылок, взяв одну из них, Йен вопросительно посмотрел на гостью. Малин не стала отказываться: если добавить в кофе коньяк, можно быстрее согреться.
— Итак, вас интересует моя находка, — не то спросил, не то констатировал хозяин, подливая несколько капель ей в чашку.
— Видите ли, возможно, я не права, но мне почему-то кажется, это может пригодиться для спектакля, — сама Малин ни за что бы не поверила такому объяснению, но она не знала, чем еще мотивировать свой интерес к дощечке. — Вы консультировались по поводу этой находки только со своим другом? — Теперь он сначала будет вынужден ответить на ее вопрос, и только потом сможет допрашивать ее сам.
