Танец страсти - Поплавская Полина (чтение книг txt) 📗
Гораздо больше тяготила повседневная суета: вдруг, в самый разгар репетиционной суматохи, сердце сжималось от явственного осознания того, что все это лишено какого-либо смысла. Это не было похоже на обычные постановочные истерики: “Ах, все плохо, все не так!”, — просто окружающее, которое мгновение назад казалось ей цельным и гармоничным, вдруг начинало распадаться на части, и тогда в глаза сразу бросались беспомощные прорехи в занавесе, пыль на софитах — и она уже ничего не могла с этим поделать.
Интересно, так ли выглядит предчувствие конца, думала Малин. Не смерти, потому что это не был животный страх, а страх завершения чего-то большего, чем просто жизнь. Когда наступит конец света, сумеем ли мы его узнать? И сколько времени пройдет с того момента, когда он в первый раз даст о себе знать, до того, когда все действительно кончится? А может быть, все уже произошло — иначе откуда бы вообще появилась идея о конце света?
Новый сезон начинался вяло, оживление в студии наступило лишь к концу сентября. Почти каждый день Малин была занята в спектаклях. Раньше такое количество работы только бы порадовало ее, но сейчас, когда “подпольные” репетиции вступили в финальную фазу, она ужасно уставала. Поздно вечером, возвращаясь домой, Малин уже не могла ни о чем думать, она просто ехала в автобусе, глядя на невыразительные пятна фонарей в темноте, а потом брела от остановки между домами, чьи бледные контуры выступали в чернильных разводах ночи. Большая часть Остермальма была погружена в сон, и только в редких окнах светились разноцветные абажуры кухонных ламп или желтые точки ночников. Малин не нужно было вглядываться в осенний мрак — ее ноги знали на ощупь каждый камешек по дороге к дому, поэтому глаза могли отдохнуть.
Она уже вышла на детскую площадку, когда обратила внимание не необычные зарницы, вспыхивавшие за домом на уровне четвертого этажа. Можно было подумать, что ночью кто-то работает на сварочном аппарате. Под окнами с той стороны дома начинался обрыв, так что вспышки происходили, видимо, оттуда. Юхан жил на четвертом, наверно, он знает, в чем дело…
Дойдя почти до крыльца, Малин почувствовала едкий запах гари и только тогда сообразила, что это пожар. Она побежала вверх по лестнице, боясь заходить в лифт, проскочила на едином дыхании восемь пролетов, толкнула дверь и тут же закашлялась от клубов дыма, вырвавшихся ей прямо в лицо. В глубине коридора были слышны голоса, а через пару секунд она смогла различить фигуры людей в защитной одежде, сновавших от второй лестницы к двери Юхана, из которой странными белыми клубами валил дым.
Потом Малин увидела самого соседа. Он стоял, прислонившись к стене, и держал на руках своего кота Мимира, бессильно свесившего голову и лапы. Лицо Юхана мало отличалось по цвету от бледно-зеленоватой стены, к которой он прижимался. Сосед глядел прямо перед собой и, похоже, ничего не видел. Малин кинулась к нему и, взяв за локоть, потащила его на лестницу. Заставив Юхана спуститься на полэтажа, она распахнула окно на лестничной площадке. В этот момент сосед заговорил:
— Он спас меня, — Юхан все еще не вышел из оцепенения, поэтому произносил слова невнятно и Малин не сразу поняла, что он говорит.
— Кто? — переспросила она.
— Он, Мимир, — Юхан высвободил левую руку, чтобы погладить кота, но тот не шелохнулся в ответ.
— Что ты говоришь? — Малин решила, что Юхан бредит, надышавшись угарным газом.
— Я заснул и, наверное, терял сознание, а он бился в дверь, открыл ее, вцепился мне в плечи и царапал меня, пока я не очнулся, — Малин только сейчас увидела, что на шее у него горели яркие пунцовые полосы, следы кошачьих лап. — Я выполз из кабинета, а тут все стало рушиться. Смотри, как он обгорел.
Роскошные усы Мимира оплавились и выглядели как крохотные жесткие обрубки с тугими шариками на концах, шерсть на хвосте тоже была опалена, но больше всего пострадали лапы: нежные подушечки превратились в обугленные волдыри, а когти, похоже, сгорели.
— Господи, он дышит?
— Да, но у него были судороги…
— Скорее ко мне, срочно нужен ветеринар.
Разбуженный звонком девушки ветеринар сначала запросил за визит очень большую сумму, но узнав, что случилось, снизил ее вдвое. Теперь Мимир, с перевязанными лапами и хвостом, был уложен на мягкую подстилку, сооруженную из двух старых кофт Малин, а Юхан пил чай с травами, заваренный девушкой, чтобы привести его в чувство.
— У кошек девять жизней, он обязательно выживет, — пыталась Малин хоть как-то растормошить соседа.
— Знаешь, ведь он сам пришел ко мне. Сидел такой рыжий оборванец под дверью и истошно орал. Я ему молока дал — он не пьет, и от колбасы отказался, а когда я стал закрывать дверь, он шмыг — и уселся на столе в прихожей. Сразу стал вылизываться, мол, я знаю, как надо выглядеть в приличных домах. Но первое время шкодил ужасно…
— Сколько же он у тебя живет?
— Года три.
Малин и сама уже вспомнила, как еще до начала истории с Бьорном она зашла к Юхану поболтать и увидела у его ног бандита с хитрой мордой, который благодушно сощурился, поглядев на нее, и выгнул спину, продолжая тереться о ногу Юхана. Со временем клочья шерсти по бокам исчезли, грязновато-серые оттенки на шкуре уступили место сверкающим белым разводам, а в повадках кота появилась вальяжность. Малин так и не поняла, почему Юхан назвал его Мимиром[10] — кот никак не походил на скандинавского мудреца, скорее уж, на какого-нибудь храброго портняжку.
— Ты не поверила мне тогда, в ресторане? — По взгляду Юхана Малин поняла, что он колеблется, стоит ли заводить разговор на эту тему.
— Нет… не знаю, это было совсем на тебя не похоже, — растерянно ответила она.
— Как глупо! Я вел себя, как полный идиот, надо было тебе сначала все объяснить… — Он посмотрел куда-то в пол, потом снова поднял голову. — Я действительно уверен, что кто-то или что-то меня преследует. Подожди, позволь мне рассказать, — остановил он Малин, попытавшуюся возразить. — У тебя никогда не возникало чувства, что за тобой следят? Не знаю, как лучше объяснить… Вот на днях я проходил под скалой на Сёдермаларстранд, и вдруг несколько крупных булыжников скатились на тротуар прямо передо мной. Если бы я не засмотрелся на пришвартованный к берегу парусник, то один из них непременно свалился бы мне на голову. Я посмотрел — наверху никого не было. Если ты помнишь это место, там неоткуда взяться гранитным булыжникам такой величины: отвесная скала, которую обтесали больше ста лет назад, и земляной склон. Я ничего не понимаю. Или еще один случай: в супермаркете, здесь, неподалеку, на меня вдруг обрушились двадцатилитровые банки с краской. И я знаю: не окажись я рядом, они так бы и стояли себе спокойно. Хотя, главное, конечно, не это. Не то чтобы я был очень храбрым, но ведь никогда же не шарахался от каждой тени. А теперь я почти все время нахожусь в состоянии паники. Мне страшно выходить на улицу, я стал бояться темноты даже в собственной ванной. Помнишь, в детстве мы часто вылезали на крышу? Сейчас я не могу подойти к окну — у меня кружится голова. Я говорил тебе о моих снах. Они повторяются раз в два-три дня, и каждый раз в них все больше подробностей. Когда я проснулся в дыму, то был почти уверен, что это продолжение сна. Кроме того, теперь мне часто снится “Васа”. Эти статуи, которые ты показывала, покрытые руническими письменами, и я среди них. Мне не вырваться: дерево держит очень крепко. Я знаю, почему там оказался: потому что уже умер.
Все это Юхан говорил с такой спокойной убежденностью, что Малин мысленно ужаснулась. В его голосе слышалась та же обреченность, что мучила в последнее время и ее. Как будто все постепенно приходит в негодность, — подумала она, — и вещи, и человеческие сердца. Первые распадаются на элементы, вторые перестают верить самим себе. Так было с нею, когда она не знала, может ли полагаться на собственное зрение, так случилось с Юханом, превратившимся в дрожащего неврастеника. И, может быть, остальные просто делают вид, что ничего не произошло? Цепочка крупных и мелких предательств, следовавших одно за другим, — это только ее личное невезение или все люди вокруг вдруг стали утрачивать душевную способность, позволявшую считать кого-то другом, кого-то любить?.. Она вспомнила Кристин. Нет, та не сдается. Она не сидела бы сейчас, беспомощно хлопая глазами, а попыталась бы понять, что все-таки произошло с ее соседом.
