Выше стен (СИ) - Ру Тори (лучшие бесплатные книги .txt, .fb2) 📗
Меня трясет от невыплеснувшегося адреналина и смертельной тоски.
Зачем я вообще кого-то обвиняла в краже?
Недавно ради Свята я тоже взяла кое-что без спроса.
И даже если бы представился шанс отмотать назад, я бы все равно сделала это.
Потому что ему больше никто не мог помочь.
***
Спотыкаясь, я плетусь вдоль ровных белых заборчиков и смотрю в небеса — за их голубоватым легким газом спрятался неведомый космос. Эмоции и мотивы людей — тот же космос, и я никогда не научусь их распознавать.
Синяки и ссадины на теле наливаются болью. Я устала и хочу домой — на огромную, пустую, понятную планету, где камни были злом, а красота — добром.
Вламываюсь в гостиную и, не разуваясь, спешу в ванную. Счищаю с дорогого черного драпа листья и землю, замываю потеки и пятна. К счастью, мама занята приготовлениями к открытию и до позднего вечера пробудет в салоне, а у меня есть возможность привести в порядок пальто. Я верну его владельцу в целости и сохранности, когда он выйдет из тени. Мы с братом станем большими друзьями, и он меня защитит — раз уж Свят не захотел.
Мама возвращается за полночь — уставшая и счастливая, но вид бледного существа, выплывшего из потемок, пугает ее и мгновенно стирает улыбку. Кэт не оставила на лице синяков, но мама все равно улавливает мой настрой и с порога учиняет допрос:
— Ради бога, скажи, что стряслось? Проблемы с ребятами? Тебя обидел парень?
— Ничего. — Я равнодушно пожимаю плечами, выворачиваюсь из цепких рук, ухожу на кухню и наполняю стакан холодной водой.
— Регина, пожалуйста. Мне жаль, что сегодня не получилось остаться с тобой… — продолжает преследовать мама, но я огрызаюсь:
— У всех нормальных людей бывают проблемы. Они справляются, ма. И если я «совершенно нормальная», то тоже справлюсь, разве нет?!.
***
Остаток недели проходит в делах. Мама разрывается между поставщиками, рекламщиками, прессой и мной — но я не прошу участия. Отсиживаюсь в комнате и шью — за эти дни гардероб пополнился платьем из зеленого струящегося шифона и винтажных шелковых кружев. В такие вещи облачаются только по случаю важных торжественных мероприятий, и я, несмотря на неудачи и распухшие от слез глаза, верю, что когда-нибудь обязательно примерю его и буду в нем самой счастливой.
Каждое утро я упорно наношу яркий макияж, надеваю самые безумные вещи и иду в колледж. Отстегиваю Кэт тысячу рублей, занимаю место на галерке, вытягиваю ноги и смотрю на осень, то плачущую, то сияющую за окном.
Про меня ходят слухи. Стараниями Кэт только слепой не увидел чертову запись моего унижения, и даже те, кто не интересовался мной, теперь уверены, что «Гафарова — чмо и не следит за языком, а Святоша Рябинин послал ее из-за венерической болезни».
В меня тычут пальцами, обзывают шалавой, ставят подножки и противно ржут вслед.
Но мне нравится версия большинства — в ней не упоминается спор, и статус Свята не пошатнулся. Сам же он закинул мой контакт в черный список и остался на недосягаемой высоте.
Мир тесен: я часто замечаю его у корпусов — издали, со спины, вполоборота, но спасаюсь от невыносимой боли бегством. Падаю в бездну и, чем слабее становлюсь, тем сильнее и изощреннее надо мной издеваются.
Я больше не могу открыть рот, чтобы нормально ответить, забываю родной язык, значение слов, интонации, звуки, теряю себя…
Снова стало сложно ориентироваться в пространстве — иногда паника скручивает внутренности прямо посреди проверенного маршрута, и я долго не могу отыскать ни балкона, ни цветов, ни граффити на стене дома, где живет Святослав.
Но я выше всех сплетен и упрямо прихожу в колледж. В надежде мельком увидеть его, задохнуться и захотеть жить.
***
Сквозь слои ваты и облаков пробивается мамин восторженный возглас, звуки поцелуев и грохот чемоданов. Приехал Андрей, но ранний час, осенний дождь и суббота напрочь лишают меня воли. Отворачиваюсь к стене и с удовольствием окунаюсь в недосмотренный сон — красивый и намного ярче яви.
Однако спокойствие длится недолго — его нарушают шаги у кровати и встревоженный шепот над ухом:
— Регина, кое-что пропало из сейфа… Ты показывала приходившему парню кабинет Андрея?
Я взвиваюсь на подушках, в ужасе смотрю на маму и отчима, и в глазах темнеет. Я не хочу, чтобы они забрали деньги у Свята, но, если не признаюсь в содеянном, он точно окажется в беде!
21 (Святослав)
Деньги, принесенные дурочкой, тратить я не собирался — тем же утром, умирая от похмелья и мутного чувства, похожего на вину, до лучших времен спрятал в коробке с хламом и попытался сосредоточиться на более важных вещах — учебе, долгах и поисках работы.
Но еще один день в курьерском прикиде и вечер при свечах прикалывали мало — вернувшись из шараги, я все же вытащил из пачки десять бумажек и заплатил по счетам. А потом зарулил в ТРЦ и купил нормальную куртку — не самую дорогую, но все же лучше, чем отстой из секонд-хенда, болтавшийся на моих плечах.
И вот теперь сижу в баре и стараюсь хорошенько накидаться. Я имею на это право — папаша, вечно кичившийся размерами заработка, на меня почти ничего не тратил. Он мне многое задолжал.
С нижних этажей доносятся звуки голосов, крики детей, шум эскалаторов и рекламные объявления. Я приятно расслаблен, джин обжигает горло и согревает кровь, возвращая почти утраченное чувство свободы.
Не знаю, что там повернулось в башке у дурочки, но сейчас я ей благодарен. За щедрость.
Усмехаюсь и опрокидываю в рот содержимое стакана.
Не ожидал, что «папина радость» станет настолько легкой добычей и даже немного разочарован. Хотя… нет. Мне плевать. Плевать на нее и на ее проблемы.
Мать говорила, что эта отмороженная переспала с половиной старшеклассников в школе и изрядно подпортила кровь своей матушке и моему папаше.
Она плохо училась, а девятый смогла окончить только при помощи взятки, которую отец лично дал директору на лапу. За взятку ей нарисовали хоть какие-то оценки, за взятку — и немалую — приняли в местную шарагу. Зря я сомневался в правдивости этих рассказов — «папина радость» реально тупая. И шалава — настоящая, идейная.
Я сталкивался с такими в прошлой жизни — вечно крутились вокруг нашей тусовки и искренне любили всех, с кем трахались. Это хуже, чем продавать себя за деньги, и я старался их избегать…
Сколько бы папаша ни убеждал себя и окружение, будто Наташа и ее дочь хорошие, у меня на руках есть доказательство обратного.
Я получил от дурочки желаемое, и даже перевыполнил план, а за попытку выставить меня посмешищем она наказала себя сама.
Единожды переступив черту, становишься способным абсолютно на все — сверхчеловеком, гребаным богом. Перед тобой открываются сотни возможностей, недоступных порядочным, совестливым лохам.
Поэтому утром я прошел мимо.
Смотрю на веселых девчонок, без стеснения разглядывающих меня, и прошу бармена повторить. Глушу джин и, окончательно окосев, покидаю нагретый задницей стул.
Я видел — ей было плохо. Но взвалить на себя ответственность я не готов.
Она не знает, что я — тот самый сводный брат. Она слишком восторженная. У нас нет ничего общего.
Я был пьяным в дрова, ни черта не помню о прошлой ночи, но видео одним глазком все же глянул. От него до сих пор мутит.
Лучше побуду пока подонком.
ТРЦ закрывается, и бар вместе с ним. Покупаю бутылку навынос, застегиваюсь под горло и, шатаясь и спотыкаясь, через студеную тихую ночь иду к излюбленному месту — полуразрушенной стене, возвышающейся над заброшками и прошлой сытой жизнью.
Бросаю на кирпичи рюкзак, сажусь, прикуриваю от дешевой зажигалки, сворачиваю горлышко джину и снова пью.
Я реально «весь в мать» — лечу гнилую душу алкоголем, самооправданием и игнором возникающих проблем. Получается плохо…
