Ненависть и ничего, кроме любви (СИ) - Романова Любовь Валерьевна (версия книг txt, fb2) 📗
— В столовой нашел? Дай сюда, — я тянусь за папкой, но, вполне предсказуемо Радецкий отводит руку назад, а потом и вовсе поднимает наверх, хотя мог бы этого и не делать, ведь я не кидаюсь за ней вновь. Он что-то хочет, значит нужно выслушать что именно, услышать какое-нибудь унизительное желание, послать куда подальше, получить папку, порцию его юмора и очередные угрозы. Я это уже знаю, так зачем тратить время на театральные заигрывания и прыжки за несчастной папкой, создавая ситуацию, достойную страниц посредственных женских романов?
— Марк, мне нужно работу дипломному сдать, — пробую воззвать к его человечности, хотя, о чем это я говорю?
— Замечательно, как на счет небольшой благодарности за мою внимательность?
— Могу купить тебе кофе, пойдет?
— Кофе будешь Фирсову покупать, а я хочу сущую малость и при том совершенно бесплатную, — говорит и театрально замолкает в конце, выжидая мою реакцию, которой не следует, — поцелуй.
Мартынов, до сих пор отиравшийся поблизости фыркает и ржет, Миша как всегда не принимает какого-либо участия в нашем диалоге, что-то строчит в телефоне в сторонке, Ирка предпочитает сливаться со стеной, не привлекая внимания Егора к себе. Остаюсь я, и моя реакция явно не оправдывает ожидания Радецкого.
— Идет, — я решительно подхожу в плотную к, если и удивившемуся, то не подавшему вида, парню, встаю на цыпочки и подаюсь вперед, остановившись в считанных миллиметрах от его губ. Запах Радецкого пленит, свежий аромат его парфюма переплетается с кожей и создают вокруг Марка невидимую ауру, в которую я вторглась. У мня даже голова слегка кружится от резко нахлынувших ощущений.
Я дразню Радецкого на глазах у зевак, которые растреплют об этом на весь институт, но продолжаю играть, кладу свою левую ладонь ему на шею и тут же зарываюсь пальцами в волосы, направляя ладонь выше. Радецкий тихо выдыхает прямо мне в губы, его зрачки стремительно расширяются, поглощая частичку моего сознания, которая хочет сократить оставшиеся миллиметры и коснуться его губ. Вкус заклятого врага — это даже возбуждает. И хотя он целовал меня раньше, этот раз, если я дам себе волю, будет иным, ведь на этот раз он трезв, инициатива исходит от меня, и я полностью отдаю себе отчет в своих действиях. Да, такого он точно не ожидает, и вот было бы лихо набраться смелости для такого откровенного шага. Еще бы плюнуть потом ему в лицо, красиво поставив точку!
Его ладонь ложится мне на талию, он заворожен, податлив и напрочь забывает о той руке, которая медленно опускается вниз вместе с ярко-желтой папкой. Я томно улыбаюсь, готовясь переступить черту, но в последний момент отступаю от своего плана и банально вырываю папку из рук одногруппника, тут же отскакивая от него на приличное расстояние. В его глаза злость или разочарование? Плотно сжатые кулаки красноречиво отвечают на мой немой вопрос.
— Извини, — я довольно улыбаюсь, — но ты не настолько умен, чтобы поймать меня на крючок.
— Маленькая стервочка, — шипит Радецкий, прищурившись, — но ты…
— Ах да, — вздыхаю я не менее театрально, чем он минуту назад, — я за это отвечу.
Больше не жду никакой реакции от неудавшегося Казановы, разворачиваюсь и ухожу, уводя и Ирку. Успеваю положить папку на стол дипломному за минуту до звонка на пару.
К середине пары я откровенно клюю носом, усталость накрывает слишком быстро. Я начинаю понимать выражение «хоть спички в глаза вставляй» — веки настолько отяжелели, что действительно хочется вставить спички, чтобы удержать их. Я и моргаю, как в замедленной съемке. Совершенно не понимаю того, о чем говорит преподаватель, а когда он раздает методички и просит решить задачи, с удивлением обнаруживаю, что не могу вникнуть в прочитанный текст. И как на зло минуты тянутся бесконечно долго. До конца еще целый час. Я бы точно уснула за партой и непременно свалилась бы в проход, если бы дверь в кабинет не распахнулась с грохотом ударяясь о стену и к нам не влетел бы мой дипломный руководитель.
— Извините, Антон Юрьевич, могу я забрать Воронову на минутку, — говорит он, запыхавшись, словно бежал до кабинета не меньше километра.
— Ну разумеется Эдуард Валентинович! Воронова, идите.
Едва я выхожу в коридор на меня обрушивается шквал негодования:
— Воронова, Вы считаете это остроумно? Напомню Вам, что Вы пришли в институт учиться, а Вы занимаетесь полнейшей возмутительнейшей ерундой! Мало того, что у Вас и так довольно посредственные наработки, так Вы еще позволяете себе шутить таким образом? — с каждым словом его голос нарастает, пока не переходит в крик. Я конечно, закрыла дверь в кабинет, но такой ор, должно быть, слышит весь этаж, не то, что мои одногруппники. А самое главное, что я совсем не понимаю, о чем речь.
— Эдуард Валентинович, я не понимаю, — предпринимаю попытку выяснить причину таких криков, но мужчина настолько зол, что продолжает причитать о моем недостойном поведении и совершенно не обращает внимания на мои слова.
— Это возмутительно, я напишу докладную на кафедру и в ректорат!
— Да о чем же Вы говорите? — уже кричу я.
— О Ваших десяти страницах анекдотов! — выдает дипломный то, чего я вообще никак не ожидала услышать, — нет, я конечно, люблю почитать анекдоты, посмотреть юморески на досуге, но, извините, такие пошлости Вы приберегите для тех, кто смотрит всякие клабы! И как Вам самой-то не стыдно заниматься такими вещами!
— Да какими вещами? Я Вам сдала папку с первым пунктом диплома! — теперь повышать голос начинаю я, потому что мне обидно получать за то, чего я не делала.
— Ну конечно, первые три страницы действительно по делу написаны! Даже недурно вроде бы, я даже подумал, что Вы серьезно поработали, а потом понял над чем именно Вы работали!
— Эдуард Валентинович, но это ошибка, я сама лично положила Вам на стол только мою работу.
— А мне ее домовой подменил на десять страниц пошлятины? Или Леночка — лаборантка решила так пошутить?
— Я не знаю, — отчаянно говорю я, но я клянусь, что это не моя шутка. Мне бы и в голову такое не пришло!
— В общем так, Воронова, я не стану писать на Вас докладную только потому, что не принято портить студентам репутацию на последнем курсе! Если Вы, как утверждаете, положили мне на стол Вашу работу, то Вам не составит труда найти недостающие здесь листы и сдать мне ее сегодня повторно! А вот это вот, — он впихивает мне в руки сильно помятые в запале листы, — уберите с глаз долой, а лучше выкиньте. Стыдно должно быть девушке в Вашем возрасте читать такие вещи!
Я осталась стоять в коридоре в состоянии полнейшего непонимания, да еще и усталость тормозила мозг. Что могло произойти и, главное, когда? Я же сама лично напечатала пункт и положила его в желтую папку, а потом положила эту папку на стол дипломному. Она же весь день пробыла у меня в руках, кроме… Черт, как же раздражает, когда соображаешь медленнее привычного! Так значит это Радецкого рук дело! Ну кто же еще до такого додумается? Вот ведь гад! И главное, за сколько он успел сбегать в библиотеку, чтобы распечатать? Минут за десять? И ведь не лень же было!
Я настолько зла, что готова ворваться в кабинет и под офигевший взгляд Антона Юрьевича врезать Радецкому так, чтобы зубы в горку сложились! Что мне еще терять? Один преподаватель уже считает меня не пойми кем, ну и второй навесит ярлык психопатки. Зато получу отдушину и мои нервы хотя бы немного успокоятся.
Пока обдумываю что бы сделать с пакостником, листаю злополучную работу, с отвращением пробегая глазами по тем пошлостям, которые заменили десять страниц моих трудов. Судя по тому, что именно я читаю, реакцию моего дипломного еще можно назвать мягкой. Не знаю, как бы я сама отреагировала на такого рода шутку. Ужас, даже читать противно. Вот же сволочь, недоросль, сатана, маленький зеленый гоблин!
Идея приходит ко мне в голову запоздало, в другое время я бы такое придумала гораздо быстрее. Еще две недели назад я бы не отважилась открыто отомстить, но одно дело звонки от жаждущих халявы мамаш, и совсем другое удар по моей репутации. Это уже личное, и терпеть я такое не буду. Хотел войны? Он ее получит. Я не возвращаюсь на пару и не бью морду этому заносчивому придурку, вместо этого я, прежде выбросив листы с Радецкими извращениями в урну, спускаюсь вниз — к выходу из университета. Без пальто выхожу на улицу под ледяной ветер, но не обращаю на это никакого внимания. Моя цель — аптека за углом корпуса.
