Ночь, которая никогда не наступит (СИ) - Потоцкая Мария (книга регистрации .TXT) 📗
- Что?
Он ничего не ответил. От его взгляда было очень неуютно. Я попробовала тоже смотреть на него, надеясь, что тогда он ответит мне хоть что-нибудь, но выражение его лица никак не изменилось. В детской игре в гляделки он бы взял кубок. Генрих злил меня до сих пор, у меня появилось нелепое желание показать ему язык или средний палец. Но я не стала потакать ему, вместо этого я сделала большой глоток вина, ещё немного посмотрела на Генриха, и пошла сторону своего дома, стараясь выглядеть победителем.
Я села на ступеньки и вошла в интернет через телефон. В личные сообщения мне пришло много хороших пожеланий с поддержкой, как от случайных знакомых, так и от совершенно неизвестных мне людей. Я долго благодарила их, стараясь выглядеть искренней. Мне действительно было приятно, от трогательного сообщения от девятилетней девочки я почти прослезилась, но параллельно я все равно думала, что мне их пожелания не нужны, это лишь их попытка доказать себе, что они добрые люди. И напоминание мне о том, что я не нахожусь в яркой компании странных людей, а соревнуюсь с ними ради выживания.
На форуме ситуация оказалась хуже, большинство меня поддерживало, но кто-то писал, что моё и папино появление на шоу спланировано, это лишь попытка Кита Мура прославиться ещё больше, другие утверждали, что это я хочу получить известность и пойти по стопам отца. Ещё один пользователь настаивал на том, что моя и папина победа давно куплена, а другой без объяснения причины выставил огромное сообщение, где обзывал меня самыми грубыми словами и желал мне, чтобы меня быстрее убили вампиры. В остальном все было хорошо и совсем не обидно. Когда мне надоело, бутылка была выпита на треть.
Все это время, пока я сидела на лестнице, я слышала раз за разом повторяющуюся песню. Кажется, это был голос Фабьен. Видимо она стояла где-то на улице, но я не видела её за домами. В песне говорилось, как она скучает по дому и вспоминает, как просто было, когда мама забирала её за руку из школы и говорила о том, что не нужно расстраиваться по мелочам.
Я зашла в дом, оттуда раздавалась совершенно другая музыка. Тяжелая и кричащая, я знала эту группу и любила её. Я слышала, как смеется Дебби, как что-то отвечают её братья. На этот раз я не стала ждать приглашения и сама поднялась к ним, в комнату Рене. Там было душно, воздух пропах сигаретным дымом, алкоголем, краской и чьими-то духами, слишком горькими для женщины и слишком сладкими для мужчины. Винсент стоял у мольберта, держа в одной руке кисть, а в другой бокал с вином. Края бокала были испачканы краской, будто бы он несколько раз окунул туда кисть, хотя, может, это предположение и не было ошибкой. На холсте я различила девушку с болезненной, сардонической улыбкой на фоне розового замка, который поедал как пряничный домик огромный саблезубый тигр. У девушки вместо волос были желтые цветы, а вместо глаз - голубые экраны телевизоров. Я очень надеялась, что это не я, поэтому на всякий случай не стала спрашивать Винсента, что он рисует. Рене лежал на кровати в ботинках, опасно вливая в себя содержимое на этот раз бутылки зеленого цвета. Дебби танцевала посреди комнаты с палитрой в руках, то ли отняв её у Винсента, то ли держа её для него.
- Я думаю, - говорил Рене, - что не существует плохих людей, но и хороших тоже. Никакого добра и зла, все находятся ровно посередине, и ни один самый грандиозный поступок никуда не отклоняет человека от этой середины настолько сильно, чтобы этим нельзя было бы пренебречь. Но существует счастье и горе. Убивая человека, например, ты не становишься от этого хуже, потому что в мировых масштабах это ничего не значит. Но ты делаешь несчастными его близких, и весь вопрос заключается в том, сделает ли это несчастным тебя.
На его бесплодные рассуждения никто не отвечал. Может быть, Рене и не обращался к кому-то конкретному.
- Я думаю, - сказал Винсент, - что толпа готова смотреть, как незнакомому человеку отрывают голову, но не готова слышать правдивые объяснения, почему это делается, предпочитая заранее считать палачей злом, а жертв великими мучениками.
Ему же все-таки ответила Дебби:
- Какое дерьмо, Винсент. Зачем ты нас самих оскорбляешь, зачем, зачем?
Она подошла к нему и несколько раз несильно ударила его в живот, повторяя «зачем». Винсент за это время успел окунуть кисть в краску на палитре. Дебби вернулась к танцам и продолжила:
- Я думаю, что зло - это когда придурок на тачке несётся вдоль тротуара через двор и обрызгивает тебя из лужи, а ты можешь только кричать ему вслед, чтоб он сдох. Но если, например, у тебя под рукой оказывается камень, который ты кидаешь ему вдогонку, оставляя царапину на его долбаной машине, то его зло нивелируется. Короче, зло - это та обида или издевательство, на которое нельзя ответить, желательно с удвоенной силой.
- А ты что думаешь, Эми? - спросил Рене.
Я стояла в дверях и думала, что они не знают о моём присутствии, я не видела, чтобы хотя бы один из них кинул на меня взгляд. Дебби и Винсент стояли спиной ко мне, а Рене смотрел в потолок. Наверное, услышали мои шаги.
- О чём?
Дебби повернулась ко мне.
- Не тупи. Мы играем в игру «говори, что думаешь и пей». Сейчас у нас тема зло.
- Я не знаю такую игру. А пить в каком случае, если не смог сказать что-то новое по этой теме?
- Пить в любом случае.
Я не очень любила выражать свои мысли, но то, с какой легкостью это делали они, придало мне смелости.
- Ладно. Я думаю, что осознанно делать то, что заденет другого человека, это - зло. Например, вчера я осознанно отказалась жить с Ниной, зная наверняка, что это её это обидит. Но это маленькое зло. Не буду приводить примеры чего-то более глобального. Нужно стараться никогда не делать зла, но у меня никогда не получится, потому что как бы хорошо я ни старалась себя вести, мои мысли о людях вовсе не добрые.
- Как скучно, - сказал Винсент.
- Но мило, - добавил Рене.
- Ты как добрый оленёнок.
Мы много выпили, продолжая играть в их игру. Когда я устала стоять, я села на кровать к Рене. Скоро я почувствовала, как он ко мне прикасается, мне было весело, поэтому я даже не разозлилась, просто пересела на пол. Винсент сказал, что это хорошо, потому что так на меня лучше падает свет, и у него удачнее получится передать меня на картине. К сожалению, это все-таки была я. На вопрос, есть ли у меня столбняк на этой картине, он ответил отрицательно, сказав, что я так улыбаюсь на камеру. Меня бы это больше расстроило в любой другой ситуации, но сейчас я чувствовала себя такой расслабленной, что даже не смогла высказать свое недовольство. Дебби, казалось, обладала невероятным запасом энергии, и все время, что мы просидели вместе, танцевала. Потом Рене оставил нас, и Дебби пояснила мне, что он отправился на поиски любовного приключения.
- Я думаю, - говорила я перед тем, как меня начало мутить, - что виноград - это идеально упругая ягода на ощупь. Вы когда-нибудь пробовали зажать его между пальцами и надавить, какое сопротивление вы получаете в ответ? Это так здорово. Это не то, что какая-нибудь малина или клубника, которые тут же продавятся и испачкают тебя своей жижей.
Может быть, из-за того, что я подумала о еде или просто достигла максимума того, что могу выпить, я почувствовала, что меня тошнит. Предупредив об этом остальных, я решила выйти на улицу.
Оказалось, что уже стемнело, воздух стал свежим и прохладным. Мне стало лучше, и я решила пойти поесть, надеясь, что это поможет мне быстрее прийти в нормальное состояние. Столовая уже не работала, но кухня ещё была открыта.
Она оказалась большой, но тесной из-за обилия кухонных принадлежностей. В отличие от наших мрачных комнат, она была выполнена в светлых тонах. За небольшим столиком сидел Курт и пил кофе из толстостенной круглой кружки.
- Привет. Я пришла в поисках еды.
В холодильнике первым на глаза мне попался треугольный желтый кусок сыра с дырочками, такой аппетитный, что художник мог бы пририсовать к нему мышку в платьице для идеальной иллюстрации в детской книге. Я попробовала отрезать кусочек для бутерброда, но оказалось, что координация моих движений была нарушена сильнее, чем я предполагала. Курт помог мне справиться с этим.
