Сестра милосердия - Колочкова Вера Александровна (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
– Что, познакомились? – встретила Таню в гостиной первого этажа Ада. Была она во вчерашнем смешном халате, так же трепыхалась во все стороны испуганными розовыми перышками. – Вижу, вижу, что познакомились… Ну да, такая вот она. Стерва, одним словом. А что делать? Давай привыкай, ты с Матвейкой теперь у Ленки жить станешь. Она будет над ним опекунша. Так мы решили на семейном совете. По правилам мне б самой надо его в люди вывести, да не смогу. Больная стала совсем. Шуму лишнего не переношу, голову сразу с плеч сносит. Давление высокое меня мучает, гипертония, будь она неладна. Да и злая я стала к тому же – от собственной старости и злая. Все. Предел мой наступил. Даже косметические доктора и те уже рожу мою тянуть отказываются, говорят, некуда…
– Ну что вы, Ада. Вы очень даже хорошо выглядите… – неуверенно проговорила Таня, отводя взгляд от ее сухого желчного лица.
– Да ладно врать-то, комплиментщица нашлась! – беззлобно проворчала Ада, махнув в ее сторону рукой. – Вот скажи, сколько мне лет? Как думаешь? Только честно!
– Ну, я не знаю… Около семидесяти, наверное…
– А как – около? В какую сторону? В большую, в меньшую?
– Я думаю, в меньшую…
– Ладно. Правильно думаешь. Молодец. Я ведь и впрямь еще не старая, просто выгляжу плохо. Да и характер у меня не из легких, очень уж крут. Командовать люблю, чтоб по-моему все было. А с таким характером бабы быстрее старятся. Эмоции у них внутри горят, всю молодость с лица моментом съедают. Это у покладистых лицо до старости наивным остается, вот и кажется, что они моложе… Ты вот долго молодой будешь, наверное. Эк у тебя глаза-то миру распахнуты, как у малолетки какой восторженной.
– Так он, мир-то, того и стоит, наверное… – тихо улыбнулась ей Таня.
– Ну да. Может, и стоит. Хотя это вряд ли… Ладно, хватит философствовать. Голова у меня разболелась. Иди лучше ребенка накорми, а то он в Ленку успел уже йогуртом плюнуть…
– Так он их не любит, йогурты эти, – торопливо пояснила, будто извинилась за некультурное Отино поведение Таня. – Он по утрам кашу ест – манную или овсянку на молоке, чтоб с солью и с сахаром…
– Хорошо, овсянку так овсянку. Ты свари ему сама, найдешь там все в холодильнике. У нас тут не готовит никто, мы еду на дом заказываем.
– Хорошо, Ада, я сварю. А потом можно погулять немного пойти? Так на улице хорошо…
– Да, конечно. Мы сейчас с Ленкой по делам уедем на весь день, а ты тут с Серегой останешься. Вечером приедем, все с тобой обговорим, что да как…
– Хорошо, Ада.
– Ну, иди. Прямо по коридору и налево. Смотри-ка, крепко как Матвей за тебя ухватился… А ко мне так и не пошел, засранец! Не признал бабку родную…
Отя еще крепче стиснул ручонками Танину шею, будто мстил за непонятного детскому уху «засранца», сопел сердито. Таня похлопала его успокаивающе по спинке, пошла по длинному коридору в сторону кухни. А уже на ее пороге остановилась, чтобы перевести дух, как давеча на пороге ванной в своей комнате. Потому что кухонь таких Таня Селиверстова тоже отродясь не видывала. Только разглядывать да трогать все это нарядное, белое и блестящее у нее времени не было – надо было кашу варить срочно, не морить же ребенка голодом ради своего любопытного интересу…
Пока они с Отей завтракали, Ада с Леной успели уехать. Сергей с удовольствием показал ей дом, демонстрируя по пути функциональные штучки и особые приспособления каждого предмета, призванного обеспечить полнейший домашний комфорт. И проделал он это с такой гордо-забавной снисходительностью, словно и был здесь главным всего хозяином. Таня к концу экскурсии уж и удивляться перестала – все в голове смешалось в одну кучу. Потом они с Отей пошли гулять, и долго расхаживали по белым дорожкам меж квадратных кустов и круглых деревьев, и бегали по зеленой траве, и даже бассейн обнаружили за домом, но без воды. Усадьба была совсем не большой, гораздо меньше по размеру, чем показалось ей ночью, – при лунном свете всегда окружающее человека пространство кажется более значительным и объемным. А потом они обедали привезенной в судках едой – ничего особенного, протертый суп да отбивные котлеты с овощным гарниром. Таня решила было и сыру французского хваленого отведать для полного счастья, и уж баночку открыла, да тут же от нее нос и отдернула – вонью понесло из той баночки несусветной. Испортился, наверное. Хотя обедавший вместе с ними Сергей ее обсмеял, пояснив, что она в этом деле ничегошеньки не понимает. Что сыр, мол, это французский, специальный такой, камамбер называется, и он запашистый такой и есть. И чем противнее запах, тем дороже и стоит. Таня улыбнулась понимающе, но все ж ему не поверила. И коробочку с сыром на всякий случай отодвинула от себя подальше. Где ж это видано – такую вонь в себя принимать за здорово живешь, да еще и за деньги! Нет уж. Пусть сами свою тухлятину едят да хвалят, их дело. А она поостережется пока, даже и на язык пробовать не будет. Может, потом, когда уж попривыкнет к здешним вкусам. А после обеда они с Отей уснули на Танином диване мертвецким сном – короткая ночь дала о себе знать…
Проснулась Таня первая. Отя посапывал мирно под боком, сложив пухлые ручки перед собой, ладошка к ладошке, словно в молитве. Осторожно, чтоб его не разбудить, она села на диване, прислушалась. В комнату проникали далекие голоса. И не голоса даже, а крики яростные. Кто-то ругался в доме, и, похоже, очень сильно ругался. Таня напряглась и вся обратилась в слух – отчего-то тревожно стало на душе, будто предчувствие какое нехорошее пробежало дрожью, сдавило спазмом горло. Она вообще с трудом переносила выплески чужих скандалов – всегда хотелось отойти в сторонку или прижаться вовремя к стеночке – пусть мимо проскочит…
Встав, она на цыпочках подкралась к двери, еще раз прислушалась. Потом повернула ручку, вышла в коридор, встала изваянием у лестницы, ведущей вниз, на первый этаж, в большую нарядную гостиную…
– Мама, ну я же не идиотка, в конце концов, я все прекрасно понимаю! Ну да, она ребенка спасла, кинулась на него своим телом… Но это же не значит, что надо теперь около себя ее держать! Есть же другие способы выражения благодарности, в конце концов!
– Да дура ты безмозглая, Ленка, вот что я тебе скажу! И всегда дурой была! Ты что, не видишь, что девчонка эта искренне к Матвею привязана? Да ты же заботы о ребенке знать не будешь! Я ж как лучше хотела, для тебя же лучше…
– А не надо ничего за меня хотеть, мамочка! Хватит уже! Ты всю жизнь только к тому и стремилась, чтоб в нашей с Костиком жизни пошуровать вволю! Нет уж, хватит! Я сама знаю, чего мне хотеть, а чего не хотеть!
– Ой, да на здоровье, дочь… Речь вообще сейчас не о тебе, а о сыне Костином…
Они вдруг замолчали обе, заставив и без того похолодевшую Таню задержать дыхание на вдохе. И сразу после коротенькой паузы Лена продолжила, резко снизив голос до некоторого даже писклявого заискивания:
– Ну, мам… Ну, мамочка… Ну пойми ты, не нужна она мне там! Ты только представь, какие к нам в Ницце люди в дом приходят! Сплошная богема! И что мне, в шкаф эту деревню прятать прикажешь? Да она и вести-то себя толком не умеет, еще и ляпнет чего-нибудь…
– Да пусть ляпает, тебе-то что? Все равно твоя богема ни хрена по-русски не понимает… Да и не будет ее скоро. Как узнает твой Анри, что содержать тебя больше некому, так и сделает ноги. Вот увидишь. Альфонс, он и есть альфонс, даром что художником себя называет…
– Мама, прекрати! – снова истерически вскрикнула Лена.
Таня вздрогнула всем телом и дернулась было назад с перепугу, но вовремя остановилась, словно решила мазохистски дотерпеть до конца весь этот ужас.
– Что, что я должна прекратить? – нисколько не уступила дочери в накале истерики Ада. – Или ты на наследство Костино надеешься? Так оно все до копеечки сыну его перейдет! А у тебя, как у его опекунши, слишком руки коротки, чтоб в самую сердцевину залезть! Никто этого тебе не даст, учти…
– Да не твое дело, мамочка! Раз решила опекунство на меня оформить, значит, решила! И не лезь больше со своими советами! Я тебя просила сюда эту идиотку вызывать? Нет, не просила. Я запросто и сама могла за Матвеем смотаться. Да ты посмотри, посмотри на нее, это же ужас тихий! Ископаемое просто! Деревня! Подруга Шарикова! Харя круглая, сама неухоженная, ногти под корень подстрижены… Позор какой-то…
