Благословение - Плейн Белва (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
– Ты уверена, что хочешь поговорить об этом именно сейчас? Мы отложим, если у тебя нет сейчас желания.
Но у тебя должно быть желание, не так ли? Назад пути нет. Назад куда? Ох, ты же не хочешь делать этого, Дженни, но ты знаешь, что это лучше всего, ты уже тысячу раз думала об этом.
Она подняла голову, выпрямила согнувшиеся плечи и четко произнесла.
– Пожалуйста, продолжайте. Расскажите мне о них.
– Он доктор. Она библиотекарь и планирует не работать несколько лет, пока ребенок не достигнет школьного возраста. Они женаты уже семь лет, но детей нет. У них прекрасные отношения. Они путешествуют, катаются на лыжах и отдыхают в горах. – Миссис Берт сделала паузу.
– Продолжайте, – попросила Дженни. Библиотекарь. Значит, в доме будут книги.
– Мы пытаемся отдать ребенка людям, если удается, конечно, с внешностью, напоминающей родителей ребенка, и более или менее одинакового интеллектуального уровня. У них обоих такие же черные волосы, как и у тебя. У нее волосы вьются, как у тебя. Они среднего роста и здоровы, конечно. Они оба евреи. Ты хочешь услышать о них побольше?
– Пожалуйста.
– Они живут на Западе. У них чудесный дом, они не очень богаты, но ребенок ни в чем не будет нуждаться. Там большой двор, хорошая школа и большая дружная семья, состоящая из бабушек, тетушек, дядюшек и двоюродных братьев и сестер. Мы все очень тщательно проверили.
– Я полагаю, они хотели узнать обо мне и об… отце.
– Конечно. И они очень хотят именно твоего ребенка.
Дженни покачала головой. Странно. Они возьмут его… ее… себе, и наши девять месяцев совместной жизни исчезнут, словно их никогда и не было.
– У тебя будет достаточно времени изменить свое решение после рождения ребенка, если ты захочешь.
– Нет. Все должно быть именно так. Вы знаете это.
– Ничего не должно быть. Но, я полагаю, мы обе согласны, что это лучший выход из данной ситуации.
– Я думаю… – Дженни поперхнулась. Неожиданно у нее перехватило дыхание. – Я думаю, скажите доктору, что я не хочу видеть ребенка совсем.
Глаза у миссис Берт были очень добрыми. Она говорила мягко:
– Это, вероятно, лучше всего. В подобных обстоятельствах мы часто именно это и советуем.
– Да. Только вы обязательно скажите доктору.
– Да, Дженни, я скажу ему.
Несколько раз в торговом центре Дженни ловила себя на том, что пыталась заглянуть в детские коляски и заговаривала с молодыми мамами, чтобы иметь возможность взглянуть на их детей. Она смотрела на розовое или красное личико маленького человечка, кричащего или спокойно спящего под своими покрывалами. И всегда ее чувства колебались между принятым уже решением, достигнутым с такой болью, и глубокой печалью от необходимости расстаться с тем, что было еще так же крепко прикреплено к ней, как ее руки и ноги.
Однажды по дороге к книжной лавке она проходила мимо магазина и зашла купить желтое покрывало с ленточкой.
– Для моей подруги, – сказала она и на мгновение опешила от того, что пыталась скрыть свое собственное положение. – Я хочу подарить ей до рождения ребенка. Желтое не имеет значения для того, кто родится – мальчик или девочка, да? И мне бы хотелось вон ту шапочку, вышитую.
Продавщица бросила взгляд на старенькое пальто Дженни, которое едва застегивалось на ее животе.
– Это дорогая шапочка, там ручная вышивка.
– Ничего страшного.
Горькая мысль возникла у нее. Самое лучшее – а почему бы и нет? – для внука Мендесов. Она подавила эту мысль. Противно, Дженни, и недостойно тебя.
В своей комнате в тот вечер она долго рассматривала в зеркало свое отражение. Достанутся ли ребенку какие-нибудь ее черты? Лицо может быть круглым, как у нее, или продолговатым, как у ее матери; у него могут быть опаловые глаза, как у Питера, или – не дай Бог – узкие, как у его матери.
Потом она начала писать записку.
«Дорогое дитя!
Я надеюсь, что родители, вырастившие тебя, отдадут тебе это письмо, когда ты станешь достаточно взрослым, чтобы понять все. Мать, которая родила тебя, и… – она начала писать было «мужчина», но потом изменила решение и написала —… мальчик, который был твоим отцом, – люди хорошие, но глупые, каким, надеюсь, не будешь ты. Мы были слишком молоды, чтобы ты вошел в нашу жизнь. Может, мы были эгоистичными тоже, желая, чтобы не нарушились наши планы. Некоторые настаивали, чтобы я избавилась от тебя, сделала аборт, но я не смогла сделать этого. Ты уже развивался, и я должна была позволить тебе вырасти. Я должна была разрешить тебе иметь свою собственную жизнь. Надеюсь всем сердцем, что она у тебя будет прекрасной. Я отдаю тебя замечательным людям, которые хотят иметь тебя и сделают для тебя гораздо больше, чем могу я. Надеюсь, ты поймешь, что я делаю это из любви к тебе, хотя, может быть, это и не похоже на любовь. Но это так, поверь мне, моя дочь или мой сын. Это так»
Затем, не подписав записку, она положила ее на вышитую шапочку, завернула сверток и завязала ленточку.
Ее взяли в середине ночи. Роды были скорыми. Незадолго до рассвета, после четырех часов боли, которая становилась все сильнее и сильнее, а потом стала совершенно нестерпимой и нечеловеческой, так что она искусала в кровь свои губы и в бессилии опустила вспотевшие руки на кровать, она ощутила последний ужасный толчок. Затем вдруг наступило облегчение и покой. Лежа на кровати и наслаждаясь покоем, она услышала крик, похожий на жалобный плач, и потом где-то за ее головой какой-то отдаленный голос сказал:
– Это девочка, чудесная девочка, Дженни. Три килограмма двести граммов.
Приподнявшись на локте и ощущая неимоверную усталость, она увидела неясный расплывшийся образ: медсестра или доктор, кто-то в белом, завернули что-то в одеяло и унесли его.
– У нее есть все, что должно быть? – прошептала Дженни.
– Все, что она должна иметь. Десять пальцев на руках, десять на ногах и хорошие легкие. Ты слышала ее крик.
– Все в порядке?
– Все. Она чудесная. Ты хорошо потрудилась, Дженни.
Она вернулась домой. Она взяла из банка деньги Мендесов, более четырех тысяч долларов, потратив только пять сотен. В какое-то мгновение она подумала о том, чтобы вернуть оставшуюся сумму, написав вежливое, холодное письмо, чтобы выразить свою независимость и презрение. Но потом она подумала об этом еще и еще раз. Будь практичной! Мама всегда учила ее этому, и кое-что все-таки осталось. Деньги помогут ей поступить на юридический факультет. Этим летом, да и каждое следующее лето, ей придется работать, чтобы откладывать немного денег. Ее сбережения, да и то немногое, что может дать ей отец, дадут ей возможность пробиться. Она должна пробиться. Именно этого она хотела сейчас больше всего на свете.
Она вернулась домой на автобусе, потому что это было дешевле всего. Сейчас, в ноябре, она ехала два дня по холоду, проезжала по темным улицам быстро мелькавших городов и снова по шоссе; мимо ветвистых мокрых деревьев, придорожного мусора и ржавых оград.
Вдруг в пространстве между ветхими жилищами она увидела силуэты двух лошадей, мелькнувших за изгородью. Одна вскинула свою прекрасную черную голову и побежала, за ней последовала другая, и они обе скакали по полю вдоль старой полуразвалившейся ограды.
«Я запомню это», – подумала она. Это один из странных незначительных эпизодов, который останется у нее в памяти. Возможно, это предзнаменование.
Дома все шло своим чередом, как и всегда. Ее история была хорошо отрепетирована и принята безоговорочно.
– Хорошо, что ты снова будешь ближе к дому, – сказал папа.
– Может, мы не будем часто видеть тебя, но приятно осознавать, что ты всего в паре часов отсюда, – добавила мама.
Папа заметил, что Дженни похудела, и мама подтвердила это, но что делать с этими девчонками? Все они хотят быть тонкими, как тростинки.
– Наша дочь учится в колледже; Господь, благослови ее. Только одно беспокоит меня. Ты порвала с Питером, не так ли? Ты нашла кого-нибудь еще?
