Училка и мажор (СИ) - Малиновская Маша (книги бесплатно без онлайн txt, fb2) 📗
— Ни разу, — пожимаю плечами.
— А пары в универе?
Задумываюсь, припоминая.
— Ну, может, пару раз…
— Когда болела? Или физру во время месячных?
Прыскаю, удивляясь его просвещённости в этих вопросах. Но мой смешок растворяется в тишине. Он как будто бы неуместен сейчас.
— Ну… типа того.
— То есть без причины — ни разу?
— Угу.
Смеяться уже не хочется. Я понимаю, к чему начинает клонить Семён.
— А когда ела сколько хочется и чего хочется?
— Не помню…
— Надевала что-то из разряда “что обо мне подумают”?
— Никогда…
— А сексом когда занималась так, будто тебе плевать, что вокруг всё пылает синим пламенем?
— Сегодня…
Я поворачиваюсь к нему и смотрю в глаза. К горлу подступает ком. Как вышло так, что бесбашенный мажор, золотой мальчик, которому всё по боку, вдруг за пару фраз разложил мою жизнь и моё отношение к самой себе? Так, словно видит меня насквозь.
— С тобой, — добавляю, и сама потрясённая смыслом этих слов. — Так самозабвенно, так невероятно свободной я чувствовала себя только сегодня с тобой.
Это должна была быть сумасшедшая поездка, и окончится она должна была сумасшедшим сексом. Но вместо этого я стою у края замёрзшего озера, жалкая от осознания своей закомплексованности, и исповедуюсь своему любовнику-студенту.
Семён разворачивается ко мне и берёт за руку. Смотрит прямо в глаза. Серьёзно и внимательно.
— Тебе никто не нужен, чтобы быть свободной, Василина. Это только ты можешь решить.
Я вздыхаю от тяжести тугого клубка, свернувшегося в груди. В пальцах появляется дрожь, веки печёт. Кажется, будто моё тело больше не способно держать само себя. Мне нужна опора.
И я делаю шаг к Семёну. Не импульсивный, а осознанный и открытый. А потом, будто кто-то нажимает на кнопку на пульте управления моими чувствами и эмоциями, приникаю к его груди, сжимая куртку в пальцах.
И плачу.
Вот так бесбашенная поездка…
Но из меня будто вся тяжесть со слезами выходит, медленно освобождая пространство, что сразу же заполняется чем-то тёплым и приятным. Это почти осязаемо, я как будто бы вижу этот процесс, а не просто чувствую.
Тяжесть Семёна рук на спине, его спокойные, мягкие поглаживания — это помогает расслабиться. И будто бы даже принять свою новую, только что родившуюся сущность.
В моменте я понимаю важную для себя вещь: даже если мы сегодня просто хорошо развлеклись, я не буду об этом сожалеть. Не буду корить себя и посыпать голову пеплом. Это моя жизнь, и она у меня одна. Я имею право жить её так, как хочется.
— Идём, — вдруг оживает Семён, а потом тянет меня за руку прямо на лёд.
Не успеваю и ойкнуть, как оказываюсь на гладком стекле замёрзшей воды. Ветер прямо перед ботинками раздувает снег, оголяя тёмный скользкий лёд.
Семён отталкивается и скользит ботинками, утаскивая и меня за собой всё дальше. Я кричу и смеюсь, мне и весело, и страшно. А вдруг лёд треснет? Снова риск. Снова кровь закипает. Снова адреналин заставляет сердце стучать быстрее.
Семён кружит меня, и я теряю равновесие. Не удержавшись на ногах, падаю на спину, но его объёмная куртка смягчает падение.
— Смотри, развалилась тут, — подтрунивает он и пытается помочь мне встать. Тянет за руку, но поскальзывается сам и валится рядом.
— А сам чего развалился, — толкаю его кулаком в бок.
Хочется смеяться. И я себя не сдерживаю. Смеюсь в голос, Семён тоже. Мы словно двое сумасшедших — лежим среди ночи на льду замерзшего озера, освещаемого только фарами машины, и смеёмся. Почему-то фантазия раскручивается, как рукав брандспойта под напором воды, и я представляю, как там, под слоями замёрзшей воды, сонные рыбы, зарывшиеся в иле, наблюдают за нами и крутят плавниками у виска.
Я, кажется, точно съехала с катушек.
Радич первый справляется с приступом смеха, перекатывается и нависает надо мною.
— Ты обещала мне трах на заднем сидении, — улыбается так, что у меня в животе будто рой бабочке вспархивает. — Я уже столько вариантов придумал.
Мой пошлый, несносный Бамблби.
Я обхватываю его затылок и притягиваю к себе для поцелуя. Моя сумасшедшая ночь продолжается.
26
Семён
— Сём, познакомься, это Зарина.
Мать складывает руки как светская львица и натягивает пластмассовую улыбочку. Кивает мне на девчонку, что пришла со своими родителями к нам в гости.
Меня тоже заманили на этот сраный светский приём обманом. Это всё Вера.
“Папочка скучает, посети уже старого козла, братишка”
Она тоже обещала приехать, но что-то не вижу ни её, ни её профессора. Зато друзья семьи со своей дочуркой тут как тут.
Высокая тётка в узком зелёном платье. Как Мартиша из Аддамс, только рыжая. Мужик её сухой и седой, ему уже лет под шестьдесят. И дочурка их в приличном тёмно-синем платье и убранными в прилизанный хвост длинными волосами.
Зарина эта — рыжая хитрожопая лиса. Смотрит своими огромными глазищами и невинно хлопает ресницами. Но я-то уж помню, как она, накурившись травки с подружкой, в прошлом году в “Северном” попросила лишить её девственности.
Ну я чё… мне несложно.
Она потом не липла. Поблагодарила минетом, на том и разбежались.
И теперь делает вид, что впервые меня видит. Улыбается учтиво и кивает. Мне кажется, она и сейчас накуренная. Но предки притащили её неспроста. Точно посватать пытаются.
Что за на хуй?
Мы в каком веке, блядь?
— А вот и Верочка! — театрально, но выверенно до хирургической точности, всплескивает руками мать. — Приехали с Платоном Андреевичем.
Мама по-прежнему зовёт Вериного мужика по имени отчеству. Приставка “профессор” её впечатляет. А то, что именно Вера подцепила этого самого профессора — вообще шокирует. Вера могла несколько лет назад подцепить что угодно, от сифилиса до папика с контрольным пакетом акций нефтеперерабатывающей компании, но точно не профессора. Но как-то так вышло. И лично меня это наводит на мысль, что с ним точно что-то не так.
Вера и профессор входят в гостиную. Сестра в строгом сером костюме и розовых гольфах. Как обычно, это не Вера, если на ней нет этого ублюдского розового.
— Знала, что тебе понравится, братишка, — подмигивает, заметив, как я кривлюсь, глядя на её дебильные гольфы.
— На тебя блеванул единорог? — спрашиваю, когда она подходит меня чмокнуть в щёку.
Мать краснеет и поджимает губы, резко разворачивается к гостям, пытаясь переключить их внимание. А мне протягивает руку профессор.
— Здравствуй, Семён, — улыбается он одними уголками губ, а смотрит так, будто он не препод по социологии или по чему там, а как минимум следак УГРО.
У него вообще взгляд такой, что даже меня пробирает. Сам весь такой интеллигент в водолазке и пиджачке, но глаза будто в душу заглядывают. Даже представлять не хочу, чем таким его Вера заманила.
Фу, да, не стоит. Она же сестра мне, блин.
Мамка показывает дорогим гостям какую-то новую коллекцию засушенных бабочек. Она прям прётся по этой шелухе. Даже представлять не хочу, сколько это говно стоит. Труха же.
— Я надеюсь, ты сможешь пару часов выдержать и не обгадить вечер? — тихо спрашивает отец, подойдя ближе.
Его взгляд привычно остр и холоден, только меня он уже давно не режет. Похер мне.
— А звал тогда зачем? — поднимаю брови. — Ты же сам знаешь, как я ненавижу сидеть и выёбываться, типа мы высшее общество.
— Мы и есть высшее общество, Сём. Ты бы понимал это, если бы не таскался со всякой швалью.
— Это ты про Булку, пап? Его батя проиграл тебе тендер, значит, они уже шваль, да?
— Ты знаешь, что я имею ввиду, — отрезает. — Не паясничай.
— Или про Марка? Его мамке же пришлось с низов подниматься. А это для тебя чернь, низший сорт, да?
— Хватит!
Он говорит тихо, но я вижу, как натягиваются у него желваки и подрагивают пальцы на левой руке, которые он тут же сжимает в кулак.
