Училка и мажор (СИ) - Малиновская Маша (книги бесплатно без онлайн txt, fb2) 📗
Я умащиваюсь на переднем сидении, скидываю ботинки и подтягиваю ступни под себя, пытаясь согреться и перестать дрожать.
— Ты замёрз? — спрашиваю Семёна, когда он садится в салон. — Куртку отдать?
— Нет, — отвечает резко. — Согревайся.
Я запахиваюсь в его куртку ещё плотнее и утопаю по самый нос, глубоко вдыхая свежий, чуть резковатый мужской аромат. Он странным делом меня успокаивает. Но и… волнует.
Вижу, что Семён зол. Молчу, пытаясь прийти в себя и давая время ему немного остыть. А судя по тому, как за окном начинают всё быстрее мелькать деревья, а цифры на спидометре неуклонно расти, Семёну это нужно.
Мне страшно от быстрой езды, но я молчу. Позволяю ему рулить и решать, и от этого ловлю кайф. Оказывается, так можно было.
Мы едем по городу. У одной из остановок Семён тормозит и выходит, а потом возвращается с двумя стаканами кофе. Один протягивает мне, а из второго пьёт сам. По-прежнему молчим. Кажется, его начинает отпускать. Меня тоже. Но домой по-прежнему не хочется, я бы так всю ночь каталась — в тишине, тепле и спокойствии.
Но всё же Семён останавливается, припарковавшись у одной из высоток. Кивает и мне выходить, а на улице берёт за руку и ведёт за собой.
И я сдаюсь. Не хочу ни о чём говорить и думать тоже. Река под названием Семён Радич давно пыталась смыть меня своим бурным течением. И сейчас, когда в водах этой реки, спасшей меня в буквальном смысле, мне плыть по течению так хорошо, то я и не пытаюсь барахтаться.
Пока поднимаемся на лифте на двенадцатый этаж, я смотрю в стену и в пол. На Семёна глаза поднять не решаюсь. Я понимаю, что ещё немного — и пути назад уже не будет.
Семён заводит меня в квартиру, помогает снять его куртку с моих плеч и вешает на крючок.
— Проходи, — приглашает, включая свет в небольшой студии. — Только у меня тут немного не убрано.
— Ничего страшного, — отвечаю, улыбнувшись, а сама чувствую, как рёбра немного сжимаются и сосёт под ложечкой.
— Где у тебя ванная?
— Там, — кивает на дверь сбоку.
Я иду в ванную и закрываю дверь изнутри на щеколду. Мне нужно несколько минут, чтобы совладать с собой после всего, что произошло.
Поднимаю взгляд на зеркало и ужасаюсь собственного изображения. Волосы всклокочены, под правым глазом размазалась тушь, а скула припухла и покраснела, отдавая ближе к глазу синевой.
Меня ударили. В это сложно поверить. Никто и никогда не бил меня. Родители себе такого никогда не позволяли, в подростковых потасовках я никогда не участвовала и уж точно не могла и предположить, что на меня когда-нибудь поднимет руку мужчина.
Умываюсь и приглаживаю волосы. Набираю в рот воды и сплёвываю, пытаясь избавиться от неприятного привкуса дыма во рту. Одежда тоже пропахла.
Не сразу решаюсь выйти, несколько минут ещё стою, просто прикрыв глаза. Но всё же выхожу.
Не так уж у него и неубрано. Постель кое-как застелена, кофта на спинке стула, рюкзак на полу, на столе конспекты разбросаны. В углу гантели лежат как попало. Обычная жилая мужская комната.
Я прохожу на кухню, где Радич как раз режет колбасу на бутерброды. Не сильно филигранно, и от этого хочется улыбнуться.
— Садись, есть будешь, — кивает на стул.
Не спрашивает, он уже всё решил. Ну и ладно. Вот и буду. И чёрт с ними, с калориями. С Семёном на эту тему лучше не спорить.
Он ставит тарелку передо мной, рядом кружку с чаем, а сам плюхается на табурет напротив. Смотрит внимательно, пока я, смущаясь под его взглядом, откусываю от бутерброда.
— Какого чёрта ты села к нему в машину? — напирает сразу, будто всё это время с трудом сдерживался. — Затащил? Или угрожал?
— Не затаскивал, — отвечаю, смешавшись.
— Тогда нахуя, Адамовна? Решила шанс дать?
— Нет, — отвечаю возмущённо, но с полным ртом получается как-то смешно. Однако, Семён сейчас совсем не настроен шутить.
— Тогда зачем? Фоткой той терроризировал?
Бьёт в цель. Неужели, прочитать меня так легко? В ответ я утвердительно молчу, а Семён снова злится.
— Василина, что у тебя в голове? — касается указательным пальцем моего лба. — Скажи, кому нужны твои сиськи, да ещё и в лифчике, чтобы так подставляться?
Тушуюсь, опуская глаза. Страх, который я возвела в своей голове до невероятных высот, из-за которого действительно подвергла себя опасности, хотя всё внутри протестовало и кричало “sos”, сейчас вдруг после слов Семёна обесценивается. Сжимается, уменьшается в размерах и уже совсем не кажется чем-то катастрофичным.
— Никто в универе и не пикнул бы, понимаешь? Мало ли какой-то преподше прифотошопили бы сиськи. Никто бы не стал проверять, что фотка со стока и оригинальная.
То, что несколько часов назад казалось концом света, теперь сужается до банальной даже не неприятности, а досадного минутного недоразумения. А я раздула себе. И чуть было сильно не пострадала.
— А ещё никто бы не посмел пялиться на твои сиськи, Адамовна, — его голос вдруг меняется, приобретает едва различимую вибрацию. Она воспринимается даже не на слух, а скорее каким-то особенным внутренним чутьём. — Потому что это можно только мне.
Последняя фраза срабатывает как искра. Внутри что-то щёлкает, и мы одновременно подаёмся друг другу навстречу, едва ли не сталкиваясь. Предохранители сгорают, и вся эта огненная, кипящая внутри лава находит свой выход в крепком сплетении тел.
Тот самый звенящий колокольчик разума затихает, замирает, позволяя мне сорваться в пропасть. Мы врываемся друг в друга, словно обезумевшие.
Наши губы спаиваются, языки борются, а руки прижимают так крепко, что становится нечем дышать. Пульс учащается с каждым прикосновением. В голове шумит от осознания собственного сумасшествия, когда Семён, подхватив меня под бёдра, несёт к кровати, а потом буквально швыряет на неё. Взбирается сверху и одним резким движением рвёт на мне кофту.
— Мои сиськи, — говорит, обжигая обнажившуюся кожу взглядом. — Только для меня.
А потом припадает к нежной коже ртом. Лижет, целует, покусывает, заставляя выгибаться и стонать. Сжимает мою грудь в ладонях, мнёт её, снова и снова выводя на ней влажные узоры.
— Офигенная, — шепчет, опуская чашечки бюстгальтера и открывая грудь полностью своему взгляду.
Сжимает пальцами мои соски, ласкает их языком, заставив затвердеть до боли. Такое пылкое восхищение моей грудью приносит мне невыразимое удовольствие и взвинчивает возбуждение на тысячу процентов.
— Василина, я больше не могу терпеть, — нависает надо мною, глядя в глаза и касаясь своими губами моих, обхватывает и прикусывает подбородок. — Я так давно и сильно тебя хочу, что на ласки сейчас абсолютно не способен. Можно я в первый раз тебя прямо сейчас протараню, а позже мы поиграем?
Его честность хлещет, как пощёчина. Мне бы оскорбиться, потому что я и так, словно ведьма-преступница, сгораю на костре, но внезапно эта его пошлая напористость распаляет меня ещё больше.
Я, блин, тоже не хочу сейчас играть. Я хочу, чтобы он сделал это! Чтобы взял со свойственным ему напором, чтобы протаранил, трахнул, поимел. Хочу быть его. Мне это надо сейчас. Сильно. Позарез.
— Долго болтать ещё будешь? — обхватываю его затылок и, притянув голову ещё ближе, смотрю в глаза, окончательно падая в пропасть.
— Понял, — ухмыляется, а через несколько коротких напряжённых секунд я чувствую вторжение.
24
Семён
Как. В ней. Охуенно.
В полной мере понимаю выражения Марка “от неё яйца к глотке подкатываются”. Я не понимал, как от телки может так переть.
Вот это оно. Теперь понял.
Ноги дрожат — так кайфово.
И почему так? У любой другой такая же физиология, но именно Адамовну хотелось до скрипа зубами. Запах её будоражащий, улыбка такая, что сразу начинаешь представлять, на какие дивные вещи способны эти самые губы. А сиськи-и-и!
Они у неё охренительные. Большие, округлые, упругие, на ощупь кожа нежная. Улёт просто наблюдать, как они колышутся, когда она, лёжа на спине сейчас, выгибается от каждого моего толчка.
