Нью-Йорк – Москва – Любовь - Берсенева Анна (прочитать книгу txt) 📗
– С чего ты вдруг это поняла? – перебил ее Марат. – И вот именно сейчас?
Что она могла ответить? Что поняла это из-за дождя, в шуме которого была простота и правда, все объясняющая в жизни, или из-за того, что у совершенно незнакомого человека взгляд был не похож на голос? Все это были слишком смутные материи, к тому же она постеснялась бы произнести это вслух, к тому же Марат, пожалуй, и не понял бы, о чем она говорит.
– Почему я это поняла, неважно, – сказала Алиса. – Может быть, раньше я просто была непроницательна. Во всяком случае, я не могу спать с мужчиной, который спит с другими мужчинами за деньги. Извини, я случайно услышала твой разговор в казино.
Его глаза сузились совсем, и их блеск стал похож на блеск клинка. Он молчал минуту, не меньше. Они смотрели друг на друга в упор. Это была слишком длинная пауза, но Алиса умела держать любые паузы, ее этому учили в актерской школе. Для тех отношений, которые полгода связывали ее с Маратом, а теперь вот развязывались, достаточно было того, что называется навыком.
– Я думал, ты смотришь на это более современно, – наконец проговорил он. – Ты же нью-йоркская богема, не тетка из Урюпинска! И вообще, вас ведь, по-моему, сексуальной толерантности прямо в школе учат.
Конечно, это так и было. Она в самом деле принадлежала к нью-йоркской богеме, которая на три четверти состояла из гомосексуалов, неважно, женщин или мужчин, и в школе ее учили так, как учили всех ее ровесников, и сказать что-нибудь нетолерантное про однополый брак было в высшей степени неприлично…
– Учат, – пожала плечами Алиса. – Но я ведь и не перехожу на другую сторону улицы, когда вижу тебя. Я просто не хочу с тобой спать. Это мое право.
Она говорила жестко, внятно, с отчетливыми интонациями, и говорила правду. Но при этом знала, что все это – и внятность, и отчетливость – нисколько не объясняют главного, из-за чего она ушла от Марата.
Конечно, ее привязывал к нему не только секс. Ей мерещилась в нем загадка, какая-то глубокая тайна – она вспомнила суровость воина, которая проступала на его лице, когда он спал, – и эта тайна казалась ей той самой тайной жизни, в которой есть и восторг, и опасность, и которая вечно манит к себе человеческую душу. И когда она поняла, что на самом деле все это объяснялось в нем просто – скрытым азартом, который ведет его по жизни, определяя каждый его поступок, допуская любое унижение, – когда поняла, что сама она и отношения с нею были для него всего лишь одной из составляющих этого азарта, и не более того, – это стало для нее таким сильным разочарованием, которого она от себя не ожидала.
Но об этом можно было говорить с незнакомым человеком, который свалился в квартиру с черной лестницы и которому не нужно ничего объяснять – Алиса улыбнулась, вспомнив это, – и невозможно было говорить об этом с человеком, которому ты должна объяснить, почему ушла от него ночью в его отсутствие и когда придешь за оставшимися вещами.
– Твое право… – медленно протянул Марат. В его голосе Алисе послышалась угроза, но природа этой угрозы была ей непонятна. – До чего же убогая страна!
– Какая страна?
– Америка твоя, какая еще! Что такое страсти, никто понятия не имеет. Бабы с искусственными мозгами, примитивные мужики…
– Про мужиков ты, несомненно, знаешь больше, чем я, – усмехнулась Алиса.
– Заткнись. – Глаза у него стали уже невозможно узкими, как конский волос. – Слишком много на себя берешь. У нас за такое морду бьют, даже бабам.
Пропасть, лежащая между нею и этим человеком, никогда еще не была для Алисы так очевидна.
«Неужели это только из-за Атлантики? – растерянно подумала она. – Только из-за географического расстояния, только из-за океана?..»
– А лучше бы ты ко мне вернулась, – вдруг сказал Марат. – Да так оно и будет рано или поздно.
– Я не вернусь.
– Вернешься, вернешься, – уверенно усмехнулся он. – Не зря же тебе все у нас нравится. Даже бытовой бред.
– Я внесла свою часть квартирной платы на счет агентства, – сказала Алиса. – До конца апреля. Потом ты можешь снимать квартиру один или отказаться от нее. В ближайшее время я заберу оставшиеся вещи.
Он смотрел на нее насмешливо, как смотрят на ребенка, который с уверенным видом говорит детские глупости о взрослой жизни. Он почему-то не верил ни одному ее слову. Но ей совсем не хотелось сейчас разбираться, почему. Да и потом не хотелось ей в этом разбираться.
– У меня через пятнадцать минут репетиция, – сказала Алиса. – По-моему, мы выяснили все. Мне пора идти.
– Ты будешь моя.
Теперь он смотрел с ненавистью. Желание унизить ее стало в его голосе единственным. Не глядя больше в его глаза, светящиеся злым азартом, Алиса пошла прочь по коридору.
Это было неприятное воспоминание. Физически неприятное – такое, как если бы на белый навес летнего кафе вдруг вылилась целая бочка грязи, и эта грязная, мокрая ткань упала бы и облепила Алису всю, с ног до головы.
– Так как, придешь в школу? – спросила Маринка.
– В школу?
Алиса тряхнула головой, отгоняя ненужные воспоминания.
– Ну да, в танцевальную. Для звездулек с кошелками. Степ потренировать.
– Приду, – вздохнула Алиса. – Давай договоримся, когда.
Глава 11
Школа танцев, в которой Маринка работала два раза в неделю по утрам, занимала первый этаж сталинского дома на Москворецкой набережной. Алиса уже разбиралась в респектабельности московских улиц и без труда определила, что школа «Первый VIP» соответствует своему названию как минимум местоположением.
Название, впрочем, заставило ее улыбнуться: пафосная сторона московской жизни проявилась в нем во всей своей комичности.
Маринка встретила Алису у рецепции и сразу потащила в бар.
– Соку выпьешь, жара же на улице, – сказала она и посоветовала: – Персиковый бери, они персики прямо из Узбекистана везут, чуть не в руках, чтоб свежие.
В меню, поданном улыбчивым барменом, цены проставлены не были; это ненавязчиво указывало на элитарность заведения. Алиса взяла персиковый сок и для Маринки тоже.
– Да мне не надо… – пробормотала та.
Происходи это все в Нью-Йорке, Алиса внятно объяснила бы Марине, что вполне может себе позволить угостить подружку персиковым соком, несмотря на то что он наверняка неестественно дорогой, как все беспричинно элитарное. Но Москва не любила внятных объяснений – здесь в них почему-то чувствовалась нарочитость. Алиса не понимала, почему это так, но месяца примерно через три своей московской жизни просто перестала как-либо объяснять свои действия. Этому никто не удивился, и Алиса поняла, что поступила правильно.
– Вон та, видишь. – Маринка едва заметно кивнула в дальний угол бара. – Миллиардерша. В смысле, муж у нее миллиардер. Долларовый, конечно, – уточнила она. – Пол-Москвы бизнес-центрами застроил. Она сюда каждый день ездит.
– Ей так нравятся танцы?
– Танцоры ей нравятся, а не танцы, – усмехнулась Маринка. – Персонально один танцор Лешка, к нему и ездит. Сначала было скандал закатила: я, мол, такие деньги плачу, а он меня трахать отказывается! Ну, ей быстренько объяснили, что это в его служебные обязанности не входит, только если по великой любви и доброму согласию. Вот, теперь любви добивается. Или цену утрясает.
– Не слишком возвышенно, – заметила Алиса. – Как-то не по-русски.
– Да они же тут все, ну, клиентки, на стенку от скуки лезут, – объяснила Маринка. – Если б про возвышенное понимали, по жизни не скучали бы. А так – влюбиться не умеют, да и не в кого, а нервишки хотят пощекотать, вот и бросаются на каждый свежачок. К нам тут одна звездулька ездит. Попса, из телика не вылазит, ее каждая крестьянка знает. Казалось бы, ей все эти танцы-шманцы по работе осточертеть должны, так ведь нет! Не представляю, говорит, что бы делала, если б не это, за окном ничего не радует, и вообще стимула к жизни никакого нету… Ну, пойдем, покажешь чечетку, у меня смена закончилась.
