Женщины в лесу - Поликарпова Татьяна (полные книги .txt) 📗
Но, видимо, Инна больше не желала ужасов.
— Так что, Вера, я не поняла еще: сняли вы с меня обвинение номер два в предательстве? — И снова голосок ясный, тон светский. «Мы же играем!» — говорила она этим голосом, этим тоном. Но Вера еще не остыла.
— Не совсем сняла… Вам, Инна, уехать бы в другой город… У вас должна быть своя жизнь.
— А! Это и будет конец. Его семьи. — Быстро и снова серьезно ответила Инна. — Испытано. Не в другой город, просто перестала появляться, отвечать на звонки… Он говорит: «Пока ты с нами, я могу все вытерпеть…» Именно так обстоит дело: «С нами…» Он меня разыщет в любом городе.
А Вера подумала: «Не захочешь, так не разыщет. Но значит, хочешь, чтоб разыскал… И потому… Их выбор…»
— Жалко, что нет у вас ребеночка, — вздохнула Вера как бы сама с собой. — Мне так всегда жалко, когда у хорошего человека нет детей… Жизнь беднеет на хороших людей, сокращается. Съеживается. О своей старшей думаю: такой хороший, сострадательный человек моя Алька. Но не хочет… Ни мужа, ни детей. Из-за нас с отцом. Я Лине рассказывала. И вот пожалуйста: нас трое здесь, и на всех — двое деток, годных и дальше жизнь поддержать.
Инна и Лина промолчали. Так и развеялись Верины слова: впитала их зелень леса, мягкая его почва, укрытая рыхлым слоем про- и позапрошлогодней листвы. А может, тихой молитвой, жалобой, взнялись они к небесам… Кто его знает, куда отправляются неуслышанные или отвергнутые слова…
А уже сумеречно становилось. Солнце заметно устало, притушило свой жар, и восточный склон, под которым лежала вырубка, накрылся тенью. Тихо, не вмешиваясь, слушал лес шелестящие шаги женщин.
Они прошли за разговорами всю нижнюю границу вырубки, и теперь им предстояло идти вверх вдоль ее правой стороны. Но тут на повороте, на углу, они наткнулись на очередное мокрое место, да просто грязное место в небольшой впадинке. Обходя ее, они вдруг все дружно остановились, застыли, не веря собственным глазам: на грязи, перемешанной с измочаленными, переломанными ветками, ясно отпечатался след протекторов автомашины. Неужели… Нагнулись к отпечаткам: уж какие из них, горожанок, следопыты, и то каждая ясно читала по ним, как билась тут буксующая машина, вминая в грязь ветки, накиданные шофером под колеса… След был свежий, дождя не было с прошлого утра.
Три грустные женщины превратились в буйно-веселых: кричали «ура!», прыгали вокруг драгоценной находки. Забыли обо всем на свете, о своих терзаниях, о своей жизни: их жизнь начиналась вот в этот миг! Сейчас и здесь! И она, эта жизнь, началась победой! Ур-ра! Ур-ра! Они победили! Они выбрались! Вышли! Грузовик никак не мог бы попасть в горный лес без дороги — вот что! Они кричали «ура!» и смеялись вслух, и их смех возвращался к ним размытым протяжным эхом: а-а-а… ха-а-а-ах… а-а-а… Как интересно: до сих пор на было эха! Все, все интересно!
Как резвые дети, легко касаясь земли ничуть не уставшими сильными ногами, понеслись вверх по горе, по следу грузовика, выше, выше… Но — стоп… Где след? След пропал. А-а-а-ах… ха-а-ах… а-а-а-а-ха… — злорадным хохотом докатилось где-то застрявшее эхо… Женщины оглядывались растерянно: следов грузовика не было. Сумеречно вокруг. Тихо… Видно, лес еще не решил расстаться с ними… Ишь обрадовались…
Они снова спустились к грязной вмятине на углу вырубки. Может быть, пропустили еще один след, в другом направлении… Сантиметр за сантиметром исследовали они почву вокруг приямка. Нет, след был ясный и единственный. А потом, похоже, грузовик взлетел как вертолет. Вертикально вверх. Возможно ли, чтобы тяжелая машина не оставила следа на рыхлой лесной земле?
Все-таки женщины не потеряли бодрости и веры: они шли правильно — на северо-восток. И продолжали идти по лесной целине, выбирая пошире прогалы между деревьями, где, по их мнению, могла бы пройти грузовая машина. На верху горы, под которой они оставили вырубку, деревья росли совсем просторно: грузовик свободно мог бы проехать между любой парой высоченных стволов. Не успели они сделать и десятка шагов по плоской вершине, как увидели впереди две внятных колеи, без сомнения пробитые грузовиком. Две яркие полосы крепкого коричнево-кофейного — торфяного — цвета вспороли бледный палево-серый покров жухлой листвы. Больше они не прерывались и вывели женщин к настоящей дороге. По бокам широкой, хорошо спрофилированной и даже кое-где присыпанной щебнем дорожной полосы тянулись заросшие травой и цветами кюветы. А над дорогой открылось синее-синее небо… Шла дорога под склоном горы, на которую они поднялись от вырубки. Вела в нужном им направлении и — вниз.
Отпустил их лес. Чудо исчезновения машинного следа, явленного им в сыром приямке, было последней и несерьезной его проделкой. Шуткой, улыбкой вслед.
Через год с небольшим Вера получила письмо от Инны. «Дорогая Вера, — писала она, — спешу вам открыть тайну наших блужданий. Получилось так, что мы со всем нашим семейством поехали в отпуск в тот же пансионат. Настоял «наш» старший сын, ему девять лет, и он, наслушавшись моих рассказов, горел желанием найти настоящий столбик 35, тот, второй. И что же оказалось? Вера, первый столбик, мимо которого мы тогда радостно пробежали, и был тем самым, где и надо было сворачивать! В этот раз я подошла прямо к нему, чтоб потрепать его по макушке, как старого знакомого, поздороваться, и увидела все, что мы тщетно потом искали: озерцо, заросшее осокой! Озерцо — это, конечно, громко сказано — просто яма с водой, но в осоке. Если б мы тогда подошли к нему вплотную, не пришлось бы нам блуждать по лесу. Но зачем он нам был нужен, когда нас ждал второй! Представьте себе, Верочка, что действительно тут отходит тропа, как бы навстречу прежнему пути, и буквально минут через 15 ходу оказываешься уже на опушке леса, а дальше все по Валентинову плану: с высоты видно море, мыс Геккон и все-все-все — просторы неоглядные. Мы уже через полтора часа были в Старом городе. А второй столбик тоже был. Видели мы и его; стоит себе на опушке у дороги уже в виду города, и ничего и никак с ним не связано. Эх, мужики, мужики! То есть хочу сказать, Валентин, Валентин!
Но, Вера, должна сообщить, какая же она неинтересная-пресная — эта правильная дорога… И каким незаслуженным показался мне обед в старогородском ресторане… Помните, как мы пришли в тот раз, еле волоча ноги, а вы и вовсе хромали на правую, хотела добавить — заднюю, да вспомнила, что нет такой у вас…»
Вера помнила… Еще бы… Ресторан был пуст и чист, и прохладно в нем и полутемно: шторы опущены. Только бокалы и рюмки посвечивали на столиках, на белых скатертях, таких жестких, таких крахмальных. Как в сказке, столы были накрыты, лежали приборы, салфетки, и — ни души. Словно все это было ради них троих. Их ждали. Только кто ждал?! Официантов не было. Посидели они, посидели… От голода — ведь было уже около восьми вечера! — голову покруживало. Пришлось Инне как самой юной и легкой идти «за кулисы» — разыскивать хозяев. Она вернулась довольная, сказала, что нашла шеф-повара и доложила ему, что те, кого они весь день дожидались, пришли… И — жаждут вкусить от всего, что дадут. И вкушали… Ох и вкушали… Вера вздохнула прерывисто и вернулась к письму.
«Вера, пишу вам и, оказывается, помню все-все. Повороты тропинок, разговоры… Это все нам троим на долгую память. Хочу сказать, что мне стало почему-то легче идти своей дорогой. Наверное, думаю я, потому, что вы сняли с меня все мои вины. А Лина, кажется, скоро выйдет замуж. Боюсь сглазить, потому и пишу «наверное». Но мне хочется, чтобы вы узнали, как она ожила. И в заключение говорю: как же удачно Валентин перепутал два столбика. Если захочется, ответьте мне. Как вы, как ваши Альки. Целую вас, помню.
Ваша Инна».
Вера была рада этому письму и потому, что теперь с легким сердцем могла написать Инне, а значит, и Лине, о своих догадках: отчего пропадали и появлялись тропы в их лесу. Она давно догадалась, но в отдалении от своих попутчиц по блужданиям Вера сомневалась, не посмеются ли они над такой ее приверженностью ко всяким прошлым пустякам. Нет, они не сочтут пустяком ее открытие! И она писала: «…Инна, вспомните: тропа исчезала всякий раз, когда старый лес сменялся молодым. Посаженным. Вспомните: посадки шли сплошняком, как посевы ржи. Вообще как посевы. Значит, перед тем как сажать саженцы, землю перепахивали! И в этом весь секрет. Перепахивали ведь и тропы! Помните, как исчезла тропа, почти дорога по ширине, когда мы вышли из Дантова леса? Мы же на коленях ползали, искали ее в траве, и как было не догадаться?! Но нет, мы не догадывались, потому что о всяческой мистике думали. А потом как возникла из ничего дорожка, когда мы вышли из молодого дубняка снова в старый лес, а? А мы шли и сшивали разорванные дорожки, а все потому, что держали раз взятое направление!
