Малышка (СИ) - Субботина Айя (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
— Я бы не отказался, — отзывается Влад.
— А у нас попкорница сломалась, — развожу руками я, и еще раз кланяюсь дорогим гостям в ножки.
— И стриптиза не будет? — разочарованно вторит брату Рэм. — Мне кажется, я видел ону малышку, которая была не против засветить…
Влад тычет его под ребра, но засранец только шире улыбается, даже не пытаясь скрыть, что готов наслаждаться нашей пикировкой хоть все два часа вместо представления.
— У нас есть одна малышка, которая не против засветить в зубы, — отвечаю я со всем возможным добродушием, хоть в голове уже воображаю сцену во всех кровавых подробностях.
И что-то во мне колышется, растекается внизу живота раскаленной волной, как будто я сижу в горячем источнике. Это так неожиданно, что секундная слабость чуть было не подталкивает меня прикрыть живот руками. И я замечаю, что черноглазый доберман смотрит именно туда — ниже моего пупка. Как будто знает — читает — мои мысли.
Сглатываю и делаю то, чего не делала никогда в жизни — убегаю. Подальше от этого взгляда, подальше от своего кровожадного желания отхлестать его по наглой роже, подальше от мыслей о том, что на мой День Рождения он кувыркался с двумя … шалавами. Почему я до сих пор не могу это забыть?
За кулисами аншлаг, но из всей нашей маленькой дружной труппы. Мнения полярны: от «боже, у нас куча денег!» до «и кто же напишет о нас в газетах?» Честно говоря, меня волнует только то, что в данный момент мне хочется начихать на все и поехать к Костику. Но я не могу подвести стольких людей.
— Мы отыграем спектакль, — говорю я, интонацией прекращая перепалку. — А в газету я сама напишу. Есть у меня фэйковый аккаунт в одной социальной сети…
По лицу Машеньки вижу, что у нее отлегло от сердца.
Никогда еще мне не было так тяжело делать то, что я люблю. А театр и балет — мои несомненные фавориты среди всех многочисленных увлечений. Наверное, потому, что и там, и там я — это просто я. И нет никаких масок, даже если это Джульетта или Мари из «Щелкунчика».
И все же, я выхожу на сцену.
И время останавливается, лица в зрительном зале — даже если их всего два — превращаются в смазанные тени. Потому что я — Джульетта, и потому что я раскрываю свою раковину для искусства, для вдохновения, для эмоций, которых у меня самой никогда не было.
Когда я падаю на «бездыханное» тело своего Ромми, из зала раздаются энергичные хлопки. Мне хочется поднять голову, увидеть лица моих доберманов в пик моей актерского мастерства, но сцена еще не закончена и я нахожу утешение в счет: хлопков много, очень много, сбиваюсь после тридцатого.
Когда спектакль заканчивается и мы, взявшись за руки, выходим для финального поклона, я вижу взгляд Рэма и на этот раз в нем нет ни издевки, ни насмешки. Он, кажется, сражен наповал и даже не сразу вспоминает, для кого принес цветы. Влад опережает его и вручает мне огромный букет лилий. А когда приходит очередь Рэма и он оказывается передо мной, я улучаю момент, чтобы отступить и подтолкнуть вперед Маришку. Ловкость рук и никакого мошенничества — и вот уже желтые герберы в руках непревзойденной Ромми. Рэм зыркает на меня с уже знакомым раздражением, но я лишь пожимаю плечами и еще раз чмокаю Маришку в щеку: она, черт побери, заслужила букет!
— Ну что, отпразднуем премьеру? — предлагает Машенька, когда с поздравлениями покончено.
Я хватаю ничего не подозревающих «братиков» под руки и, улыбаясь на все тридцать два, говорю:
— А как же, но я со своим!
Глава шестнадцатая: Рэм
Что, мать его, я только что видел?
Этот вопрос гложет меня все время, пока мы идем по каким-то сырым кирпичным коридорам, освещенным светом ламп в дырявых плафонах. Приходиться уклоняться, чтобы не угодить в паутину проводов, которые — я в этом не уверен — не факт, что обесточены.
Моя Бон-Бон идет впереди и мне, странное дело, впервые не хочется опустить взгляд на ее задницу. Не потому, что меня перестал вдохновлять вид ее туго обтянутого джинсами «персика», а потому что я до сих пор под впечатлением от увиденного. От страсти, с которой Бон-Бон отдалась роли, от нежности в ее голосе, когда она шептала о любви, от того, что слезы над телом мертвого любимого были настоящими. Как бы странно это ни звучало, но я не могу отделаться от мысли, что на сцене она была настоящей, а спектакль начался после занавеса.
— Куда мы идем? — шепчет Влад, когда окунаемся в очередной коридор. На этот раз — почти черный от отсутствия нормального освещения.
— Прикопают где-нибудь? — иронизирую я. — Вдруг, шутка не удалась.
— Эту прерогативу я оставлю эксклюзивной для себя, — чуть поворачивая голову, не сбавляя шаг, бросает Бон-Бон.
Я чуть не силой удерживаю себя от колкости в ответ. Черт знает почему не хочется с ней спорить. Видимо, жаль разрушать очарование момента: того, в котором моя малышка была искренней и нежной. По меньшей мере три раза я завидовал перекачанной девахе, которая убедительно изображала женскую версию Ромео: когда Бон-Бон ее обнимала, когда держала за руки и когда не хотела отпускать перед рассветом.
Вскоре наше паломничество заканчивается в крохотной комнатушке, чей убогий вид не скрашивают даже щедро развешенные на стенах современные плакаты и постеры. На поцарапанном совдеповском столе ютится чайник, поднос с печеньем, конфетами, блюдо с фруктами, бутылка дешевого шампанского. Здесь так тесно, что мы едва вмешаемся. Бутылку вручают Владу и он мастерски, почти беззвучно ее вскрывает, разливает «шипучку» по пластиковым стаканчикам.
— За наших звезд! — тостует та, кто у них за режиссера.
Я нахожу Бон-Бон взглядом — и замираю, потому что вижу, что она тоже смотрит на меня. Глаза в глаза, словно чертов гипнотизер. Не отвлекается даже когда прикасается губами к стаканчику, поднимает его, делая жадный глоток. И я вдруг понимаю, что вторю ее действиям шаг в шаг, словно долбанная марионетка. Я фокусируюсь на ее влажных от шампанского губах, жадно ловлю движение языка, которым моя малышка слизывает влагу. И, блядь, делаю то же самое! Я, мать его, кобра, а она — мой факир.
— А ты правда автоконструктор? — спрашивает кто-то справа.
Момент рушится.
Я злой. Настолько злой, что не замечаю, как сминаю стаканчик в кулаке, и остатки шампанского растекаются по ладони. Раздраженно стряхиваю их, пытаясь вернуть ход мыслей до того, как меня так нагло из них вытряхнули. Кажется, я собирался схватить Бон-Бон за руку, затащить за угол и сделать так, чтобы у нее губы болели от моих поцелуев. И по ощущениям, это было чертовски близко к реализации. Поворачиваю голову, почти готовый поблагодарить свою спасительницу за то, что уберегла от глупости, и вижу, что это — блонди, Санчо-Панса. Ну как же без нее.
— Правда, — отвечаю сухо.
Блонди очень наиграно начинает елозить во рту дольку яблока. Выглядит это ужасно, я даже не пытаюсь скрыть брезгливость, но ее мозгов не хватает даже, чтобы понять очевидное, иначе зачем продолжает?
Когда поворачиваю голову к Бон-Бон, то она уже стоит спиной и, выставив руку с растопыренными пальцами, воодушевленно, во всех подробностях пересказывает предложение руки и сердца. Судя по обрывкам фраз, это было очень предсказуемо и сопливо. Хотя, Ольге я предложение сделал после того, как неделю, словно кролик, жарил одну рыженькую цыпочку. Почему-то после такого марафона понял, что в качестве жены Ольга полностью меня устроит. Набрал ее номер и сказал, что заеду к ней в обед вместе с кольцом.
— Сначала мы сделаем карьеру, — щебечет моя малышка, пока я рукой отвожу чью-то ладонь с новой порцией шампанского. Не люблю я эти девчачьи сладости. Вот от хорошего вискаря бы не отказался, но откуда он у этих аматоров. — Потом купим дом. Трехэтажный. С зимним садом.
Пока она продолжает озвучивать свою мечту, я ловлю себя на том, что улыбаюсь. Трехэтажный дом? Розарий? Плетеная мебель на крыльце? Она мечтает о таких простых вещах, а корчит из себя непонятно что. Что-то во всем этом заставляет меня чувствовать себя неуютно. И несмотря на то, что я не хочу оставлять мою малышку, я разворачиваюсь — и валю на хер с этого праздника жизни. Хватит, иначе волна идиотских мыслей прорвет плотину моего благоразумия. Влад, конечно же, отвезет Бон-Бон домой, можно не волноваться.
