Я вижу тебя (ЛП) - Дорн Линн Ван (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
— Да, теория мне ясна.
— Отлично. Хватит считать себя бракованным. Тебя всего лишь немного покорежило.
— Сильно покорежило, если говорить твоими очаровательными словами.
Мигель отложил в сторону ложку.
— А еще классно, что я гибкий, — он смотрел на Олдриджа вызывающе. Воинственно. Непристойно.
Для Олдриджа стало новым открытием, что кто-то по-настоящему хотел за него бороться. А у профессора опыта в подобном не было, что невероятно пугало. Но под внешней показушностью Мигеля Олдридж распознал знакомую эмоцию — неуверенность.
Мигелю тоже было страшно. Различие лишь в том, что он от своего страха не бежал.
— Это здорово, — в итоге ответил профессор. — В смысле, твоя гибкость. А не я.
Мигель съел еще пару ложек и задумчиво уставился на Олдриджа.
— Мы должны обсудить жесткие ограничения.
Олдридж опустил ложку на стол и собрался с духом.
— Хорошо. Под жестким ограничением ты подразумеваешь то, что мы никогда делать не будем?
— Именно, — Мигель ткнул ложкой в сторону дока. — А мягкие — то, что можно делать, но в определенных обстоятельствах. Даже пример тебе приведу. Жесткое ограничение — на меня «по большому» не ходить. Нет. Никогда. Мягкое ограничение — ты можешь на меня пописать.
Олдридж выгнул бровь.
— Ты хочешь, чтобы я на тебя помочился?
— Нет, мать твою. Внимательно слушай. Если твое самое большое желание навалить на меня кучу, этого никогда не случится, потому что я просто тебе не позволю. Но если в подходящих обстоятельствах тебе ну очень захочется на меня помочиться, я разрешу. Это не мой фетиш, но ради тебя сделаю. Понимаешь?
— У меня нет ни малейшего желания на тебя испражняться.
— А говорил, что сильно покорежен, — фыркнул Мигель. Его слова заставили Олдриджа улыбнуться.
— Все-таки слегка подпорчен, — согласился профессор.
Мигель рассмеялся.
— Вот видишь, док? Другой разговор. Уже лучше. Ладно, твоя очередь. Давай по одному жесткому и мягкому ограничению. Например, прикосновения. Что нельзя и когда можно?
— Со временем я легче переношу чужие прикосновения. Так что это не совсем то. Скорее мягкое ограничение. А жесткое — быть связанным или еще как-то ограниченным в движениях. Не уверен, что когда-нибудь на это решусь. Никакого секса в публичных местах. Вообще ничего публичного. До тех пор, пока ты учишься в нашем университете. Слишком серьезные последствия. Я даже думать о таком не должен, но...
— Ничего публичного. Я понял. Черт. А есть еще входы помимо главного? Может, дверь на заднем дворе? Я могу к тебе через нее приходить.
Сердце Олдриджа забухало в груди от предвкушения и, возможно, небольшого страха. Потому что сто процентов что-то пойдет не по плану. Так всегда бывает. Но может — только может быть — на этот раз все обойдется.
— Да, на кухне есть дверь. Можешь заходить через нее из переулка за домом. Безумие какое-то, да?
Мигель пожал плечами и слопал еще один кусок багета.
— Значит, ты хочешь меня связать и воспользоваться?
Олдридж нахмурился.
— Теоретически. Определим понятие «связывания». Не знаю, что у тебя на уме, но к изголовью моей кровати не за что привязывать.
— Не переживай. Сексуальная жизнь?
— Эм. Практически отсутствует?
Мигель фыркнул.
— Нет, papi. Я не о том, занимался ли ты незащищенным сексом, и нужно ли мне об этом волноваться?
— Эм. Нет. Думаю, нет. Я бы только с Тимом, и ежегодно сдаю кровь на венерические заболевания, а с последнего анализа я больше ни с кем не спал, — Олдридж покраснел. Его сексуальная жизнь была печально ограниченной на партнеров и подробности.
— Я всегда предохранялся, и в армии кровь проверяли на ЗППП с каждым анализом, поэтому я чист. Но все же. Презервативы, да?
Олдридж кивнул, все еще пылая щеками.
— Презервативы. Точно. Очень разумно, — и Олдриджу тут же захотелось прикусить язык. «Разумно» — самое худшее слово для разговора о сексе.
— А как насчет наручников? Естественно, на мне, а не наоборот.
— Никак, — ответил Олдридж, собирая тарелки, ополаскивая и убирая их в посудомоечную машину.
— Очень жаль, — хитро ответил Мигель с очаровательной улыбкой. Он полез в задний карман и вытащил наручники с розовым мехом. — Потому что я одолжил их у Луны.
Глава 17
Мигель добивается желаемого
Пятница, 6 декабря.
Кухня в доме дока.
Эванстон, штат Иллинойс.
Док заметно паниковал, округлившимся стеклянным взглядом рассматривая наручники.
— У меня нет презервативов, — выпалил он.
— Мы можем заняться еще миллионом вещей, где не нужны презервативы, — заметил Мигель, несмотря на то, что парочка в его кармане лежала, потому что он настоящий бойскаут.
Глаза Олдриджа практически сошлись на переносице.
— Я не... даже не...
— Хочешь меня? Хочешь этого? Потому что, мы вовсе не обязаны это делать, papi. Если ты не готов. Или не в настроении. Или… — когда ему в голову пришла мысль, Мигель замолчал, обдумывая ее и наслаждаясь.
— Да? — док проговорил это очень высоко и тонко, вот-вот сорвущимся голосом. Олдридж сглотнул.
Голос Мигеля был полной противоположностью. Он стал хриплым.
— Я могу раздеться. Здесь. Или где тебе этого захочется. Ты можешь смотреть, как я трогаю себя. Даже можешь говорить где...
Его перебил Олдридж, схватив за футболку и сминая его губы своим ртом. Мигель спрятал ладони под ноги, во избежание попытки коснуться дока. Он верил — очень надеялся — что Олдридж не обманывал его и со временем привыкнет к Мигелю и позволит ему прикосновения. А сейчас, он настаивать не собирался.
И учитывая все обстоятельства, док поразительно классно целовался. А может именно из-за них. Казалось, что в поцелуй он вкладывал все свое внимание. Мигель ни о чем не думал: ни о том, когда ему отсосут, или чем бы он хотел позже перекусить или как было бы круто посмотреть телик. Нет, он всем своим существом чувствовал жаркое внимание Олдриджа и это в самом лучшем смысле ошеломляло.
— Раздевайся, — прорычал, отстранившись, Олдридж. — Хочу видеть тебя голым, — он сложил на груди руки и жадным серым взглядом, блестящим от предвкушения, просто наблюдал за Мигелем.
Мигелю дважды повторять не требовалось. Если док хотел видеть обнаженную кожу, Мигель с удовольствием ее покажет. Он хотел бы избавиться от одежды чуть изящнее, но это было просто невозможно. Он торопился содрать с себя все вещи, сгорая под взглядом Олдриджа.
— Залезай на стол, — приказал Олдридж, — он похлопал по гранитной столешнице.
Мигель уставился на стол. Парень представлял, какой жутко холодной поверхность окажется для его яиц и члена. С другой стороны, они не обсуждали холодные поверхности и в жесткие ограничения они не входили. Мигель плавным движением запрыгнул на столешницу и поморщился от того, какой ледяной она оказалась.
Он поднял оставленные наручники и поболтал ими в воздухе.
— Будем их использовать?
Олдридж на него раздраженно посмотрел, а потом устроился между его ног, широко разводя их в стороны.
— Руки за спину.
Мигель подчинился, а член дернулся от волнения. Олдридж наклонился ближе и защелкнул пушистые наручники на запястьях Мигеля. Его член оставлял влажные следы на рубашке Олдриджа. Профессор снял пиджак и бабочку, оставшись в кремовой просвечивающей рубашке. Под ней была майка, а на ногах брюки строгого покроя с идеально заутюженными стрелками. Мигель еще сильнее ощутил свою обнаженность. И еще ему пришло в голову, что он ни разу не видел профессора голым.
В этом не должно быть ничего сексуального, но было как раз наоборот.
Олдридж нагнулся еще ниже и лизнул головку члена Мигеля. Док подразнил кожу под ней, пока Мигель не заскулил, а потом одним плавным движением проглотил член до основания.
— Мать твою, papi. Смерти моей хочешь?
