Мститель (СИ) - Рейн Карина (лучшие книги txt) 📗
Я стала обращать внимание на абсолютно обычные вещи, которые вызывали во мне отнюдь не стандартные эмоции: я начала плакать над фильмами, которые раньше с моей стороны сопровождались скептическим фырканьем; меня прошибало на слезу, стоило где-то на улице увидеть, как мать с улыбкой обнимает своего ребёнка; рыдания душили меня, когда я видела, как общие проблемы сплачивают народы, которые стоят друг за друга горой. Я думаю, что всю мою жизнь мне именно этого не хватало — банального человеческого добра и искренней открытости; веры в то, что наш мир всё-таки не так уж плох, и где-то там есть люди, способные на бескорыстную помощь и сопереживание. Мне было тяжело верить во всё это раньше, потому что слишком уж много сухости, чёрствости и скептицизма в людях — они разучились верить в сказки, которые скрашивают нашу жизнь и делают мир чуть ярче; с садистско-мазохистским упоением наблюдают за муками друг друга; и, что самое страшное, убивают себе подобных. Именно по этой причине я перестала смотреть телевизор и читать новости в интернете: от подобных реалий мороз полз по коже от основания черепа и застывал куском льда где-то в районе поясницы. Уж лучше жить в блаженном неведении, закрывшись в собственном панцире, чем каждый день натыкаться на равнодушные лица.
Егор всё изменил; перевернул мой внутренний мир и поменял отношение к людям. Быть может многие из них потому и остаются такими чёрствыми — разве можно быть добрым, не зная, что такое любовь?..
Моё сердце трепетало каждый раз, когда парень появлялся в поле моего зрения, а тело отзывалось на каждое его прикосновение. Через неделю после того, как он спас меня от Влада, я стала ловить себя на мысли, что, если Егор сам не предложит стать чем-то большим — это сделаю я. Знаю, что так не бывает, и за такой короткий срок человек вряд ли может стать смыслом жизни, но у Корсакова, похоже, это неплохо получается.
Каждый мой день начинался одинаково — стоило мне появиться на университетской парковке, как рядом материализовывался Егор, который запечатывал мой рот таким требовательным поцелуем, словно пытался высосать из меня душу. Впрочем, у него это чертовски отлично получалось — несмотря на то, что душа оставалась при мне, сердце моё теперь билось на кончиках его пальцев. Я всё ещё стеснялась первой подходить к нему таким образом — целовать до потери пульса и ориентации в пространстве — хотя мне почему-то казалось, что он не был бы против.
Иногда — как сейчас — во взгляде парня проскальзывали непонятные мне эмоции: то гнев, то печаль, то какая-то нездоровая безысходность, но лезть к нему с расспросами я тоже не рискнула. Пока он вышагивал рядом — в своём бесподобном защитном костюме со шлемом подмышкой, заставляя всех девушек оборачиваться ему вслед — я глубоко вздохнула для храбрости и позволила себе взять его за руку.
— Ты в порядке? — тихо спрашиваю и внутренне боюсь, что он оттолкнёт мою руку.
Но вместо этого Егор наоборот переплетает наши пальцы, и я неосознанно вцепляюсь в него сильнее.
— Когда-нибудь буду, — с кривой ухмылкой отвечает он.
Каждый раз он просто провожает меня на мой факультет и точно также встречает после пар, и мне приятно думать, что я могу ему нравиться. По заведённой им привычке Егор меня снова целует — так, что начинает кружиться голова, а лёгким не хватает кислорода — и бросает напоследок такой взгляд, будто ждёт от меня какой-то ответной реакции, но до меня никак не доходит, чего именно он хочет. Хотя по тому, как порой блестят его глаза, догадаться о его возможных желаниях было несложно. В конце концов, мне не десять лет, и кое-какой сексуальный опыт — пусть и не совсем удачный — у меня уже есть.
Парень разворачивается, чтобы уйти, забыв, что мои пальцы по-прежнему держат его мёртвой хваткой, и поворачивается ко мне в пол-оборота, вопросительно приподняв бровь. Этот обычный жест кажется мне невероятно сексуальным, и я подавляю желание сглотнуть.
— Быть может, сделаем попытку номер два? — спрашиваю, неуверенная в том, что он согласится.
С тех пор, как сорвалось наше первое и единственное свидание, прошло два дня, и Егор больше не делал никаких попыток встретиться со мной за пределами универа или банально соблазнить — если не брать в расчёт его поцелуи, от которых у меня отключался самоконтроль, конечно. Впереди было целых два выходных, и мне бы не хотелось упустить возможность узнать его получше и, возможно, стать для него кем-то большим.
Глаза парня вспыхивают знакомыми огоньками, обжигая моё тело так, будто он касался его руками.
— А тебе бы этого хотелось?
Я могла бы сказать ему, что медленно схожу с ума, каждый день думая о его руках на моём теле и обжигающих душу поцелуях; сказать, что забыла о том, что такое покой с тех пор, как впервые столкнулась с ним в коридоре, когда его взгляд сковал меня арктическим холодом, а после заставил гореть в пучине адского огня; сказать, что уже не вижу вокруг ничего, кроме его лица и невообразимо говорящих глаз… Но для такой откровенности мне не хватает смелости — самую малость, размером с космос.
Поэтому роняю в ответ тихое:
— Да…
В ожидании его реакции опускаю глаза под тихий аккомпанемент своих краснеющих щёк, ускоряющегося биения сердца и сбивчиво наполняющихся воздухом лёгких. Его тёплая ладонь на моей разгорячённой щеке заставляет меня вздрогнуть и поднять глаза на его невыносимо красивое лицо, которое оказывается слишком близко.
— В этот раз не сбежишь? — как сквозь вату слышу его глубокий голос, который вибрацией отзывается на моих губах, и качаю головой, потому что язык намертво прилип к нёбу. — Когда?
Прежде чем окончательно потерять себя в парне, ухватываюсь за мысль о том, что сегодня меня снова ждёт работа и Демьян, которого я пытаюсь загнать обратно в рамки «дядя Дима», и который настырно делает вид, что не понимает меня.
— Сегодня у меня работа, — отвечаю и не узнаю собственный голос — низкий, хриплый, невероятно… обволакивающий.
Кажется, от внимания Егора моя интонация тоже не ускользает, если судить по тому, как потемнели его песочные глаза. Несколько минут на его лице отражалась внутренняя борьба, а после он будто сдался, проиграв чему-то, и кивнул.
— Тогда как насчёт завтра? Я мог бы заехать за тобой утром, и мы весь день провели бы вместе.
От подобной перспективы ко мне незаметно подкрадывается головокружение, и я неосознанно хватаю Егора за рукав мотоциклетной куртки, отчего на его губах растягивается лукавая улыбка.
— Я не против, — проталкиваю воздух через губы, заставляя язык ворочаться во рту.
Егор ослепительно улыбается — буквально — и мой внутренний мир сходит с орбиты.
Как в замедленной съёмке наблюдаю за Егором, который склоняется к моим губам и жадно припадает к ним, отбирая жалкие крохи кислорода, которые затерялись где-то в самом низу лёгких. Обхватываю его за шею, потому что ноги становятся ватными, отказываясь меня держать, и чувствую такое же крепкое объятие парня, который прижимает меня к себе до боли в рёбрах. И, несмотря на всё это, мне хочется быть ещё ближе.
Дни сменяли друг друга с такой головокружительной скоростью, что я не успевала ориентироваться; всё моё внимание отныне разрывалось в трёх направлениях: на учёбу, работу и Егора. Он так незаметно, но прочно обосновался в моей жизни, что я уже попросту не могла вспомнить, что было в ней до него. Правда, за пределами моих мыслей всё было не так радужно — с каждым днём лицо Корсакова становилось всё менее весёлым, а мою руку он каждый раз сжимал всё крепче, словно боясь, что я растаю как утренний туман. Когда он провожал меня на факультет, его лицо на короткий миг приобретало болезненный оттенок, и несколько долгих секунд он просто смотрел на наши переплетённые пальцы, словно пытался заставить себя отпустить мою руку, но не мог. Моё сердце болезненно ныло, стоило мне только столкнуться с его взглядом, в котором сквозила печаль.
Самое обидное, что со мной Егор ничем не делился, хотя его явно что-то съедало изнутри; он постоянно отмахивался и пытался уверить меня, что всё в порядке, но я по глазам видела, что он врал. А ещё меня стал преследовать навязчивый страх, что в скором времени он закроется от меня окончательно, и наши отношения закончатся, так и не успев начаться.
