Искусство проклинать (СИ) - Аристова Наталья Петровна (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
Я легла спать сразу же, как приехала, а потом всё воскресенье провела дома. Сама приготовила обед, да не просто разогрела пиццу, а сварила суп, поджарила рыбу. После обеда помыла посуду и поискала что — нибудь постирать вручную. Теперь, когда хлопоты семейной жизни далеко позади, и страх нищенства тоже в прошлом, мне стало не хватать мелких повседневных забот. Жить стало лучше, жить стало веселей, но просто сидеть все выходные у телевизора и жевать, допустим, конфеты — это слишком! Лишнюю энергию необходимо тратить, да и дурных мыслей от этого убывает.
К вечеру снова поднялся ветер, и мне не захотелось выходить на прогулку. Я просто посидела в райке, открыв балконную дверь, и покурила, любуясь замысловатым танцем последних листьев за стеклом. Ужинать в ресторане тоже не тянуло, а до пиццерии надо было идти пешком. Всего сто метров, но по такому холоду… Те, кто боятся северных морозов, плохо представляют себе сырую мерзость поздней южной осени, да и зимы тоже. Такого пронизывающего слякотного ветра на Урале никогда не бывает. Там с ноября по март стоит сухой здоровый морозец, который бодрит и заставляет активнее двигаться. Февраль, правда, ветреный, но тоже без этой вечной сырости, ломающей кости.
Здесь же — вместо чистой белизны, равняющей все земные раны, постоянная изматывающая хлябь. Мокрые ноги, влажная одежда, с неба не то дождь, не то снег, и ветер, ветер… Я сообразила себе ужин из остатков рыбы и овощей, а на десерт умяла два больших апельсина, потом немного поработала и рано легла спать. Под ветер я теперь хорошо засыпаю.
Он явился к нам в салон перед самым обедом. Поболтался в холле у витрин, постоял у окошка, разглядывая меня через стекло, дождался Маринку. Она заметно оживилась, сбегала к зеркалу поправить свои бледно — золотые локоны, вернулась и завела с ним разговор. С моего места было видно как он приветливо-сдержанно улыбается, что — то говорит. Потом передал Маринке свёрточек, та в нём покопалась и зашла к нам.
— Ашотик, ты возьмёшься? Это недолго, почти пустяк.
Так и есть, цепочка. Разрыв возле самого замка. Что же он на ней носит? Наверное, крестик, смешно и странно смотрелась бы на парне за метр девяносто какая-нибудь дурацкая безделушка вроде медальона…. конечно, это крестик.
Пока Ашот запаивал разрыв, этот тип всё время пялился на меня через окошко и я несколько раз отрывалась от работы, чувствуя на себе его взгляд. Какие синие глаза, совершенно невероятный интенсивный цвет. И волосы тоже красивые, а оттенок — почти как мои природные…
…Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи -
Я нисколько не чувствую боли…
Красивые волосы, и парень красивый, ничего не скажешь… Чего вот только уставился?
На обед в Пиццу мы пошли втроём: я, Маринка и Ашот. Витька поехал домой, прихватив Льва Борисыча: БМВ опять на ремонте. И этот красавец тоже увязался за нами: забрал свой поднос и, помедлив, устроился в противоположном углу. Маринка сразу его заприметила и стала, время от времени, поглядывать в ту сторону. Потом её внимание переместилось на меня.
— Тиночка, а ведь это твой кадр!
Этого мне только и не хватало… Я невозмутимо отрываюсь от пиццы, неспешно дожёвываю: Ты о чём, Марина? Какой кадр?
— Да тот самый! Клиент с цепочкой… вон, в углу сидит.
— С цепочкой? С какой цепочкой? — от моей безмятежной приветливости, надеюсь, веет простодушием и долготерпением святой Софии.
— С золотой! — не выдерживает нейтрально-шутливого тона беседы Маринка. — Не притворяйся, что не видишь его, Тина! Такого парня только слепая не заметит.
— Почему же он мой, Марина, раз у него цепочка золотая? Ты ведь знаешь, что я с золотом почти не работаю.
— Всё это выговаривается спокойно и неторопливо. Я поворачиваю голову, смотрю на парня безразлично и кротко: Нет, я его не знаю.
— Да ты что, не видишь, он с тебя глаз не спускает. Вот, всегда так… — тяжёлый вздох Маринки морщит пенку в чашке с какао.
— Как «всегда», Марина? Чего это ты опять выдумываешь? Я этого товарища не знаю, честное пионерское! Не имею никаких догадок по поводу его повышенного внимания к моей скромной персоне. Возможно, с кем — то спутал, или… Не знаю.
Ашот тихо улыбается, продолжая жевать, и посылает мне короткий дружелюбный взгляд. Он у нас прелесть, и, если ангелы всё-таки существуют, то они, должно быть, все, до единого, похожи на Ашота. Они, конечно же, все голубоглазые, с молочно — чистой кожей, и такие же болезненно худые, с узкой от сколиоза грудной клеткой, за которой мне всегда чудятся сложенные крылья.
— И он тебе, разумеется, до фонаря! — снова идёт в наступление Маринка.
Теперь вздыхаю я, принимая вид почтенной старой тётушки, которую шутя, задирают молоденькие племянницы на новогодней ёлке: Мариша, золотце, чего ты так разволновалась? Нужен тебе этот вьюнош? Он что, тебе так понравился?
— Тебе то, уж, точно не понравился, наша ты железная леди. Ясно как день! — Маринку, кажется, разозлило слово «вьюнош». Какой же он вьюнош? Здоровый привлекательный парень, лицо героя — любовника, косая сажень в плечах.
— Да не знаю я его, клянусь зарплатой! Ну, Марина, давай, забудем. Замнём для ясности. Он, что, твой знакомый?
Маринка опять глядит в тот угол, и нехотя бубнит: Забудем, так забудем. Он всё равно уже уходит.
Для удобства клиентов мы работаем до шести часов. Но до конца рабочего дня остаются только мужчины, нас с Маринкой отпускают в пять, потому, что к шести начинает темнеть. Маринке нужно добираться до дома автобусом, это минут двадцать-двадцать пять, минимум, да ещё столько же, бывает, приходится стоять на остановке. Я хожу домой пешком: так быстрее. Идти мне всего ничего: по тротуару от нашего старого Дома быта, который теперь называется Бытсервисом, затем через сквер на площадь, тоже старую, после переселения Белого дома в новый район, несколько ступеней вниз — и вот он, через дорогу, мой дом.
Наш старинный, в классическом стиле, особняк прекрасно видно со второго этажа Бытсервиса, из парикмахерской. Фасадом он смотрит на набережную, но мои окна выходят как раз на площадь. За это мои апартаменты считаются не из лучших, но какие уж есть — дом, всё равно престижный. Река, хоть и с другой стороны, но рядом, а слева — приличный парк вдоль берега. Направо — в закрытом проходе между дворами, даже имеется вполне сносный гараж для жильцов. В доме только шесть квартир, начиная с пятикомнатной у Васо, и кончая двухкомнатной на первом этаже. Я живу в одном из крыльев — правом, над адвокатской конторой «Семёнов и сын»; в левом — городская библиотека на два этажа, с книгохранилищем в подвале.
У нас с Семёновым общий подъезд и подход к нему заасфальтирован, здесь весь день стоят два — три автомобиля на пятачке перед проездом в гараж: Семёнов принимает до полседьмого. Возле одной из этих машин, тёмно — красной девятки, я его и увидела. Он стоял и смотрел, не делая никаких попыток заговорить, просто молча рассматривал меня с сосредоточенным видом, как будто пытался решить сложную задачу.
Я так же просто и молча прошла к двери. Мой загривок вёл себя спокойно, во рту не сохло, сердце не сжималось от предчувствия великих роковых перемен. Мне даже не было смешно.
Мне всё равно, кто ты такой, приятель. Не знаю, чего тебе надо, но так уже было. Я тоже умею себя вести. Тебе надоест, и ты отстанешь. Не думаю, что от тебя нужно искать защиты: на налётчика ты не похож. Но на альфонса ты тоже не похож… Значит, тебе что-то показалось, голубь. А когда кажется, надо креститься. И всё пройдёт.
По подъездной дорожке проехал Васо и улыбнулся мне через стекло. Он спросил, а я угадала по движению губ: Как дела? — и ответила: Всё хорошо.
А всё было плохо, так плохо, что хуже не бывает, но я ещё не знала об этом. И случайный незнакомый парень, мой будущий кошмар, стоял в нескольких шагах от меня и слушал мой голос, а потом смотрел, как я захожу в дверь.
Глава 2
Я художник — ювелир с дипломом Высшего Училища Изобразительных Искусств, которого больше не существует: наш выпуск был предпоследним. И экспериментальным, и усложнённым, и… ненужным, как оказалось, советской Родине, которая приказала долго жить. Слава богу, нас хорошо обучили основной специальности, потому что эксперты и искусствоведы не котировались ни на одной бирже труда ещё много лет спустя.
