Искусство проклинать (СИ) - Аристова Наталья Петровна (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
Я сижу за столом Багратяна — старшего, и этот цветок не только мой, — он продолжение традиции, заведённой Мастером. Но Маринке всего не объяснишь. Она злится, плачется мне, что ей надоело считаться ребёнком и кривится от каждой подаренной шоколадки, забывая о своей любви к сладостям.
Витька начал донимать Маринку вопросами о женихах и планах на «достойную партию», разозлил, а потом рассмешил, предложил сбегать за пирожными, но она захотела ещё шампанского…
Лев Борисыч разогнал нас всех по домам и остался с охранником и чайником «умиротворять клиентов».
А уже на следующий день этот парень снова пришёл в салон.
Глава 3
Я увидела, как он входит под томную партию Гаяне, и, скрывая раздражение, отвернулась к Витьке за своими титановыми кусачками. Тот засмотрелся на Маринку, устремившуюся к окошку приёмной, и даже забыл скорчить мне виноватую гримасу «прости, запамятовал». Я вернулась к своей работе, не поднимая головы. Маринка позвала Льва Борисыча. Они что-то недолго обсуждали втроём в приёмной, и шеф приоткрыл нашу стеклянную дверь.
— Тиночка, оторвись на минутку, нам нужна твоя помощь.
Я вышла и поздоровалась, тщательно дозируя голосом приветливость с холодностью, удерживая на лице выражение человека, постоянно беседующего со своим внутренним голосом. Док говорит, что именно с таким лицом имеет смысл отпугивать голубей на привокзальной площади: сразу понятно, что хлебных крошек в моём кармане нет. Парень ответил глуховатым, но приятным голосом, с лёгкой, без волнения, хрипотцой.
— Я хочу, чтобы ты посмотрела, Тина, — предложил шеф: судя по всему, здесь понадобится, в первую очередь, экспертиза. Боюсь, что сам я немножко затрудняюсь…
Было от чего затрудниться…. У каждого ювелира случаются в жизни моменты, когда он чувствует, что «нашел свою вещь», главную, незабываемую, единственную. Что бы мастер ни делал, не поправлял, не оценивал, не видел в этой жизни — он всегда отличит, узнает, выберет эту «свою» вещь. Так говорил нам наш старый препод — практик Гаецкий, и я ему верила, когда некоторые с сомнением усмехались, особенно, парни постарше.
Иногда и сам мастер не знает, почему он выбрал для себя любовь к какой — нибудь паре простеньких серёжек, которые ему не принадлежат, и принадлежать не будут, когда ежедневно видит вещи красивей, ценней, более искусно сработанные. «Ответ может знать только сердце». Бывает, для того, чтобы найти «свою тему» нужны годы ошибок, разочарований и озарений. Мне годы не понадобились, и я уже нашла. Сейчас, здесь…
— Платина, Лев Борисыч…. это очень старая платина. И очень старое золото. Раритет, несомненно, — старинная работа, лет примерно…. Не помню ничего подобного, только некоторые черты сходства…. Скорее всего, — светский…
Я умолкаю на несколько секунд и, собравшись с мыслями, успокаиваю дыхание. Опустив руку в карман, прижимаю подушечку указательного пальца к ногтю большого, поглаживаю, как учил Док.
— Носильный крест, вероятней всего — женский, византийская школа. Приблизительно, конец одиннадцатого — начало двенадцатого века, может, чуть больше середины. Работа неканоническая, эксклюзив. Сделано, явно на заказ, возможно, редкий неизвестный сплав, техника — литьё. На сто процентов не уверена, но, похоже, — в единственном или очень небольшом количестве экземпляров, явных аналогов в каталогах нет.
Потом гравировка. Платину и золотую аппликацию обрабатывали разными резцами. Заметно влияние восточнославянских мастеров, но, боюсь, что подтверждения не предоставлю: просто шестое чувство. Очень сомневаюсь, что смогу совершенно точно определить состав припоя. Мелкая россыпь — алмазы, а в середине, похоже, был рубин.
— Изумруд — подаёт голос парень. Я и забыла про него, мысленно поглаживая уже не ноготь, а тонкий, благородной простоты, но, одновременно, и прихотливый узор, сбитый в центре креста глубокой царапиной наискосок.
— Это был изумруд. Его вырвало осколком. Сейчас…
Из внутреннего кармана куртки медленно достаётся обшарпанный спичечный коробок, в котором шуршит мятый до ветхости газетный свёрток. Я сжимаю свою релаксирующую в кармане руку в кулак. У Льва Борисыча брови начинают ползти вверх от изумления. Я выбираю момент, чтобы переступив, встать в пол — оборота к мастерской и смотрю на Ашота, который сидит ко мне спиной. Его вид, обычно, вызывает во мне спокойствие и чувство примирения с житейской суетой.
Витька глядит со своего места серьезно и заинтересованно всего несколько мгновений и отвлекается к печке, «прозвонившей» конец заданного режима.
— Позвольте, но это не может…. - озадаченно бормочет шеф и привычным жестом, говорящем о некоторой растерянности, захватывает подбородок «в щепоть»: Минуточку!
Он спешит в мастерскую за своим «диагност — кейсом» — старым потрёпанным чемоданчиком со склянками, лупами, точнейшими допотопными весами и набором столь же древних пробных резцов.
А я и так знаю что это изумруд. Небольшой, около полутора каратов, очень необычной формы и окраски, вернее сказать — невозможной. Когда у нас хотят похвалить чистоту камня, то говорят «прозрачность алмаза» или «прозрачность изумруда». У этого камня, бледно — зелёного, желтоватого, голубоватого, центральная часть гораздо темнее краёв. На кресте он, наверное, смотрелся как глаз. Овально — продолговатый, заострённый к краям зелёный глаз в обрамлении трёх алмазных слёзок.
Вслед восхищению я, наконец, начинаю чувствовать настоящую тревогу. Вот она, история! Этот Апполон принёс мне историю! У меня просто силы духа не хватит отказаться от такой работы, а чем всё это кончится — бабушка надвое сказала….
И причём здесь бабушка, которой у меня никогда не было? Маму и дядю Костю воспитывала тётка. Ей посчастливилось во время всевозможных государственных чисток избежать внимания к себе благодаря тому, что она вышла замуж за полуслепого ветеринара из далёкого уральского городка, по любви, кстати, и уехать с ним из Загорска. Но и её я уже не застала в живых. Бабушка здесь не причём…. «Причём» здесь моя злосчастная привычка выбирать себе неподходящие привязанности.
Ну не стал бы этот красавчик так спокойно доверять нам вещь, если с ней что — то «нечисто»! Не похож он ни на мошенника, ни на простофилю! И всё же, подобная редкость — всегда риск, и немалый. Болтать об этом кресте никто из наших, конечно, не станет, даже Маринка. Но где гарантия, что парня уже не пасут. И что дальше? Оставлять этот крест в сейфе каждую ночь, у меня просто рука не подымается, значит — забирать его домой. Дел хватит на месяц — полтора, ведь работать надо только после обеда, когда руки согрелись и глаз верней. С металлом придётся повозиться, перелистать кучу справочников, сделать пробы….
— Действительно, изумруд. — Лев Борисыч смотрит на меня, но я помалкиваю.
— Обработка восточная, очень своеобразная, между прочим: такое впечатление, что камень обрабатывал не один мастер, а несколько и в разное время, каждый — в своей манере. И какой цвет! Даже затрудняюсь предполагать, чем может быть вызвана такая неравномерная окраска — продолжает шеф, оставив, наконец, свой подбородок в покое.
Теперь он слегка потирает пальцы друг о друга и сводит «шалашиком», а это значит — готов действовать: Камень кажется более старым, чем крест, а его основная обработка — древнеиндийская шлифовка под кабошон, хотя позже была произведена старинная огранка наподобие венецианской. И следы глиптики, затёртые шлифовкой. Тина, взгляни.
Я послушно беру со стола лупу и склоняюсь над камнем. Под увеличительным стеклом, действительно явно видны две тупые грани, спускающиеся от центра изумруда, его «глазной роговицы», в углы, вроде простейшей обработки «под челнок», а сама «роговица» имеет еле заметные следы вмятины на месте предполагаемого «зрачка».
— Есть следы инталии, Лев Борисович, вы правы, — соглашаюсь я, пытаясь определить ощущения, которые вызвал во мне этот «взгляд». Ничего зловещего или неприятного, просто взгляд. Взгляд камня в мои глаза. Мой взгляд на камень. Тепло и доверие…
