Так мало времени - Хиллард Нерина (книги без сокращений TXT) 📗
— Продолжайте, расскажите о нем, если хотите,— сказала она, поднимая голову, чтобы улыбнуться пациентке.— Это поможет вам забыть о ваших болячках.
«А вам — о мыслях, что вас преследуют»,— мрачно отметила про себя мисс Брутон.
— Его семейство появилось на острове в начале семнадцатого века,— произнесла она вслух.— Конечно, они привезли с собой множество слуг, основали город Лорензито и построили «Паласио».
Наконец-то брови Моргану удивленно поползли вверх. Португальский аристократ, живущий в доме, называемом «Паласио» — «дворец»,— заинтересовали ее, несмотря на одолевавшие мысли.
— Продолжайте,— попросила она с легким смешком.— Вы правы — мне это интересно.
Мисс Брутон постаралась скрыть удовлетворение.
— «Паласио» — прекрасное сооружение,— продолжала она, изо всех сил стараясь не походить на путеводитель.— Наверное, оно немного даже пугает, но Фелипе оно очень подходит.
— Он что — тоже пугает? — предположила Моргана.
— Наверное,— призналась Неста.— Ему принадлежит не только большая часть острова, но и поместья в Португалии и, кажется, в других странах.
Моргана улыбнулась про себя. Рассказ все больше походил на сказку. В сказке, конечно, маркиз был молод и привлекателен, но так как это реальность, то он, наверное, пожилой, толстеющий мужчина с животиком и почти наверняка лысеет. Кроме того, раз он поразительно богат, то, скорее всего, за ним, несмотря на его физические недостатки, гоняются все мамаши с дочками на выданье — и сами честолюбивые девицы. Поэтому он, конечно же, невыносимо самоуверен. А может быть, у него есть забитая жена, повинующаяся каждому слову и жесту супруга-деспота. Как бы то ни было, он, очевидно, совершенно отвратителен.
Произнеся про себя этот приговор, она горьковато улыбнулась, удивляясь, почему вдруг фантазия нарисовала такую картину, но этот образ на минуту остался с ней, по крайней мере, пока она о нем думала. Закончив массаж и выйдя из палаты Несты, Моргана сразу же о нем забыла.
Новость каким-то образом разнеслась по пациентам. Никто не знал, как распространяется информация, но работала система не хуже барабанов в джунглях, и скрыться от нее было невозможно. Моргана ощущала, что они следят за ней, пока она идет по палате, готовясь сдать дежурство. Она чувствовала на себе их взгляды, и их жалость, пусть даже полная сочувствия и понимания, вызванная их собственными страданиями, была ей неприятна.
— Сестра!
При звуке женского голоса она в нерешительности приостановилась, потом повернулась, шелестя накрахмаленной юбкой. Лицо ее не покидала жизнерадостная профессиональная улыбка, ничуть не похожая на ту, озорную, которой она прежде славилась.
— Как вы себя чувствуете, миссис Робинсон? — спросила она.— Что-нибудь случилось?
— Я в порядке,— ответила миссис Робинсон, но голос ее был чуть отсутствующим, как будто ее интересовало что-то другое. Моргана знала, что именно, и если бы смогла, не совершая невежливости, прервать этот разговор и пойти дальше своей дорогой, она бы так и сделала. Несколько кровожадное любопытство миссис Робинсон сегодня утром было особенно трудно вынести. Однако уйти от этой дамы было невозможно. Пригвоздив к месту медсестру своими остренькими глазками, та как будто пыталась разглядеть что-то смертельно-манящее, что притаилось за белоснежным лбом девушки.
— Правда ли?..— начала она, но даже ее нахальства не хватило на то, чтобы договорить до конца. Это сделала за нее сама Моргана, закончив ровным голосом:
—…Что я умру через три месяца? Истинная правда. У меня образовалось кровоизлияние, которое давит на мозг, и удалить его невозможно.
Она вежливо улыбнулась и продолжала свой путь по длинной узкой палате.
За окном маленькой комнатенки, где жили Моргана и Дженни, все еще сыпал серый дождичек, но Моргана почти его не замечала, хотя и сидела у самого окна, на которое они повесили занавески с оборочками, надеясь сделать спартанскую обстановку хоть немного уютнее.
Сколько еще она сможет работать в этой атмосфере любопытства и жалости? Не все, конечно, были такими, как миссис Робинсон. Жалость большинства пациентов оставалась молчаливой и была лишена этого оттенка патологического любопытства, но она начала замечать, что ей неприятна жалость, неприятно все время ловить на себе их взгляды и знать, что они думают: «Вот она, эта девушка, которая умрет через три месяца». Моргана обнаружила, что ей становятся глубоко неприятны больные, которые были похожи на миссис Робинсон. Они заставляли ее чувствовать себя чудовищем, которого надо оградить от людей, чтобы глазели на него со стороны, перешептываясь. Не по своей воле получила она это смертельное кровоизлияние, хотя причиной была собственная глупость. Воспоминание о том ужасном моменте, когда она об этом узнала, было все еще свежо в памяти.
— И нет никакой надежды?
— Я бы хотел обнадежить вас, сестра, но…— Голос врача был мрачен, он старался говорить бодро, но ему это мало удавалось.— Жестоко говорить об этом, но скрывать это от вас — еще хуже. Так вы хоть можете решить, что еще сделать… в оставшееся время.
Он отвернулся, глядя в окно, а Моргана с каким-то странным, отчужденным интересом разглядывала складку на отглаженном белоснежном халате. Потом он снова повернулся к ней.
— Операция, которую надо было бы сделать… Насколько я знаю, ее выполнили только однажды. Это был эксперимент, и никто не верил, что он будет успешным.
— А он был?
— Да… и нет. Сама операция, похоже, прошла успешно, но девушка умерла спустя несколько часов. Возможно, из-за отсутствия жизненных сил, но хирург винил себя. Она была его сестрой. Он исчез… некоторые считают, что он покончил с собой.— Врач сделал беспомощный жест, выразивший горькое отчаяние человека, знающего, что сам он бессилен.— Он единственный, кто мог бы вам помочь… Но никто не знает, где он. Может быть, он мертв, как полагают многие.
— Понятно. Так это конец, не так ли? Она удивилась, как спокойно и примиренно звучит ее голос. А потом удивление исчезло. Истерика казалась бы глупой перед лицом этой суровой и неизбежной правды. Ее ум не метался в лихорадочных поисках доводов, почему все случилось именно так, когда она получила письмо от Филиппа. На этот раз она даже рассмеялась, проговорив (она запомнила каждое свое слово):
— Забавно… Когда я потеряла Филиппа, я думала, что лучше бы мне умереть, но взяла себя в руки и увидела, что жизнь продолжается. А теперь я узнаю, что на самом деле она не продолжается. Я потеряла Филиппа и через три месяца умру.
— Этот Филипп,— спросил доктор,— вы не хотите, чтобы мы ему сообщили?
— Нет, не думаю,— ответила она.— Видите ли, его это больше не касается. Я была с ним помолвлена, но мы расстались.
Последние слова заставили ее вспомнить ужасный день, когда она получила то роковое письмо. Теперь кажется невероятным, что он начался, как все прочие среды,— ничего особенного.
Ее бросили. В письме это сообщалось прямо и неоригинально. Она не первая, с кем это случилось, и, конечно, далеко не последняя, но ей всегда казалось, что такие вещи происходят только в книгах или с девушками, о которых знаешь понаслышке. Но никогда не с близкими людьми и тем более не с тобой.
При этой мысли она прикусила губу, и Дженни подняла глаза от письма, которое писала.
— Моргана, у тебя все в порядке? Я хочу сказать…— Она неловко замолчала. Они дружили почти с момента своего появления в больнице Святого Кристофера.
Моргана обернулась, улыбнувшись подруге:
— В полном порядке,— успокоила она ее.— Ты же знаешь, что я еще некоторое время не буду чувствовать боли.
Боли не будет почти до самого конца. Поворачиваясь, она случайно увидела себя в зеркале: в ее отражении ничего не говорило о том жестоком, ужасном, что должно было с ней произойти.
Она не хочет умирать. Сначала Филипп, теперь это. Любовь и жизнь.
