Офелия учится плавать - Кубелка Сюзан (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗

К тому же, как ни странно это звучит, у меня было мало конкуренток. Канада до недавнего времени была крайне неэлегантной страной. Изысканных магазинов было мало, «от кутюр» была практически неизвестна, любое красивое, нестандартное платье нужно было выписывать из Парижа или Рима. Женщины и девушки преимущественно носили тренировочные штаны и синтетические свитера, либо джинсы и куртки.

Без стеснения они выходили из дома в бигуди, с жирным кремом на лице и совсем не были при этом лентяйками и неряхами. Нет! Они просто хотели вызвать у других зависть, поскольку это значило, что вечером они приглашены и готовятся к выходу. В своих никелевых очках, с короткими волосами и в незатейливом платьице со стоечкой я выделялась из общей толпы, моему «типу» даже пытались беззастенчиво подражать.

Еще в одном я превосходила других: у меня было самое очаровательное белье во всей Канаде, которым меня снабжала тетя Офелия. Я носила шелк, в то время как другие еще ходили в бумазейных трико до колена, так называемых «невообразимых», призванных отпугивать мужчин и повсеместно распространенных. Я носила кружева и рюши, открытые лифчики и вышитые сорочки, в то время как другие довольствовались плотным хлопком и втискивали свои груди в добропорядочные корсажи из кретона. Ибо в те времена в нашей стране производили именно такое белье, которое в Европе уже не носили с первой мировой войны. Неудивительно, что моя тетка нажила себе состояние со своими роскошными парижскими вещицами.

Я приехала на остров с переносным проигрывателем, красным транзисторным приемником, своей голубой почтовой бумагой, а также дорожной сумкой, до отказа набитой книгами, все без исключения — биографии знаменитых людей, которые я еще не читала.

Для своего для рождения я упаковала легкий хлопчатобумажный платье-костюм в сине-белую полоску, с прямой юбкой и свободно ниспадавшей верхней частью, скрадывавшей талию и грудь. Собственно говоря, мне он не слишком нравился, мне казалось, что я в нем похожа на медсестру. Но это был подарок моей дорогой мамочки, да и вполне достаточно для острова. Собирались лишь несколько отдаленных родственников и наши соседи по городу, все пожилые милые люди, перед которыми не стоило особенно наряжаться. Особо строгих правил в одежде на острове не надо было придерживаться: летом были разрешены купальники, шорты и бермуды. Строго возбранялось лишь появляться в купальнике в столовой. Вечером, впрочем, надо было надевать длинное платье, этому тетя Офелия придавала особое значение. На ужин в белой господской вилле можно было явиться только в длинном, даже если это была всего лишь милая цветная, с заложенными вручную складками, хлопчатобумажная юбочка до пола.

Я прилетела из Оттавы в Торонто, потом взяла такси до острова, и там меня уже ждал первый сюрприз. Подойдя к мосткам, я нигде не обнаружила гидросамолета. Не было видно и Джея, мажордома тети Офелии, который со своей женой круглый год живет на острове и присматривает за порядком. Джордан, двухметровый черный исполин, работавший шофером и садовником, тоже не показывался. Зато я увидела на большом расстоянии застывшую на воде в полном безветрии нашу старую красавицу-яхту.

Я безропотно уселась на свою сумку с книгами и принялась ждать. Наконец, часа через два, появился ветерок, надул паруса, и яхта подплыла ближе, но прошло еще немало времени, прежде чем я смогла разглядеть, кому пришла в голову сумасбродная идея встречать меня под парусами в эту тихую, ясную погоду. Джей? Джордан? Или сама тетя Офелия? Однако там сидел совершенно чужой мужчина. И по мере приближения он становился все более и более чужим. Кто бы это мог быть?

Я встала, подошла к мосткам, поймала ловко брошенный мне трос, пришвартовала яхту привычным движением и протянула ему свои вещи. Он подал мне руку.

— Я — Трис Тревор, — произнес он с благородным английским выговором, — мне непременно хотелось испробовать этот старый парусник. Мне очень жаль, что вам пришлось так долго ждать. Как я могу загладить свою вину?

Тристрам Харрисон Тревор прибыл прямо из Лондона. Он жил в фешенебельном районе Мейфэр, был маклером по торговле домами, в том же возрасте, что и я, и три года назад открыл собственное дело. С тех пор он только работал, ни разу не брал отпуска, зато заработал много денег. Он был знакомым знакомого одного из компаньонов моей тетушки, ему вдруг взбрело в голову познакомиться с Канадой, и каким-то образом он очутился здесь, в качестве гостя на острове.

Трис великолепно вписывался в эту элегантную, романтическую среду. Он был музыкален, интеллигентен, отлично играл на пианино и был непревзойденным рассказчиком. Скажу больше, это был стройный блондин, ростом метр девяносто, с мужественным орлиным носом и сине-зелеными глазами. Он намеревался пробыть на острове две недели. Я не имела абсолютно ничего против!

До моего дня рождения мы общались друг с другом как посторонние люди. Мы, правда, ходили вместе под парусом, играли в крикет, пили кофе на террасе, но никогда не оставались наедине. Дом был полон гостей, моя мать не отходила от меня ни на шаг, Джей и Джордан всегда были неподалеку, и хотя с каждым днем мы были все приятнее друг другу, у нас не было возможности сказать об этом. Мы лишь бросали друг на друга долгие выразительные взгляды, когда были уверены, что это остается незамеченным, да испытывали определенную неловкость, неожиданно столкнувшись в парке или дома. Трис не был бабником — ему это было не нужно. Он слишком хорошо выглядел, чтобы кому-нибудь навязываться. Он выжидал, и я тоже. И лишь когда я была абсолютно уверена, что он в меня влюбился, я сделала первый шаг. Да-да, его сделала я, а не он. Я пригласила его с собой купаться в одну затерянную бухточку, которой, кроме меня, никто не пользовался.

Там мы впервые поцеловались, больше ничего не произошло.

Но эти поцелуи были восхитительны. В первый раз за свою жизнь я утонула в объятиях мужчины и забыла обо всем на свете. Я не помнила, где, сколько сейчас времени, даже страх, что кто-то пройдет мимо и обнаружит нас, куда-то улетучился. Я была абсолютно счастлива и не сомневалась, что приглашу его сегодня после праздника в свою спальню с видом на розариум и с широкой кроватью с изогнутым изголовьем в форме лебедей.

— Ты придешь ко мне потом? — шепнула я ему во время празднования на дне рождения, и Тристрам принял приглашение, пожав мне украдкой руку. Он не произнес ни слова, лишь одарил меня таким взглядом, что у меня подкосились коленки. Я почувствовала, что меня ожидает нечто особое, неповторимое, незабываемое.

День рождения таил еще один сюрприз. Без всякого предупреждения тетя Офелия подарила мне свое ценное кольцо. Она вдруг взяла меня за руку и со словами «Пора, малышка!» надела мне на правый указательный палец широкий золотой перстень филигранной работы с бразильским огненным опалом и сверкающими алмазами.

— Береги его! — прошептала она и поцеловала меня.

Вечером был праздничный ужин, но я была так взволнована, что мне ничего не лезло в горло. Я знала, что Трис проведет со мной ночь. Стоило мне только подумать о нем, как у меня начинало покалывать в животе и колотиться, как бешеное, сердце.

Когда он, наконец, постучал в мою дверь в три часа утра, я так изнервничалась, что боялась потерять сознание. Коленки дрожали, и я была не в силах пойти ему навстречу, мне пришлось прислониться к стене у окна, чтобы не рухнуть на пол.

Трис был взволнован не меньше меня. Но как англичанин из хорошей семьи, прошедший обучение в привилегированной школе, он умел владеть чувствами и хотя бы внешне ничего не показывать.

Он был только довольно бледен. Быстрыми шагами подошел ко мне, обнял и, не говоря ни слова, начал целовать. На мне был пеньюар из переливающегося сиреневого шелка с отделкой из кружев. Он прекрасно подходил к моим рыжим волосам и высвечивал словно изнутри мою светлую кожу. Спереди открытый, скрепленный на груди лишь двумя розовыми лентами.

Тристрам не развязал ленты.