Байк, водка и холодное стекло (СИ) - "LunaticQueen" (книги полностью txt) 📗
Это трудное решение, весьма трудное.
Бык лежал все утро разбитым, не отрывая лица от подушки. Это был все он. Скрип в его голове, скрип весов, на одной чаше которых был он сам, а на другой будущее, расплывающееся бесформенным пятном. Но будущее.
И выбрать на самом деле намного сложнее, чем озвучить выбор. С одной стороны вся его жизнь, все, что он есть, его долг, его страна. С другой, все, чем он может стать. Все лучшее и вероятное. И Крем, за которого он бы глаз отдал. Уже отдал, фактически. Мог ли он его подвести?
Максвелл устроился рядом, уткнувшись носом в его затылок. Молчал, но все равно с ним было лучше, чем без него.
Бык не может сказать ему, насколько важны его слова и его помощь. Не то чтобы он боится, что тот, раздувшись от собственной важности, попытается манипулировать им, нет. Но это то, чего он себе не позволяет. Как не позволяет принять неправильное решение.
Ближе к одиннадцати у ворот появляются еще два человека из «помощников» по легенде, конвоиров по сути. Один из них пристально смотрит на шины грузовика, словно что-то подозревая, но это — то, на что он обратил внимание — ускользает от него, едва он отводит взгляд.
Бык бы точно не упустил из виду, насколько опущен корпус.
Они обходят его кругом, как два шакала — буйвола. Добыча не по зубам, но это не мешает им держаться рядом и беспомощно клацать зубами.
Гудение за воротами напоминает утробный вой, а рокот мотора — стрекотание крупного хищного насекомого. Погрузчик с той стороны уже подъехал.
Красно-коричневые металлические ворота открываются в супротив почти бесшумно. Длинные синие картонные ящики, запакованные в полиэтилен, столбами высятся с подставок. Кое-где виднеется белый фарм-логотип, остальные развернуты обратной стороной.
— За работу, — говорит один из них, окидывая взглядом коробки.
Очевидно, они ждут, что все успеют сделать Бык с Глыбой, а они лишь проконтролируют, как им наверняка было обещано.
— Я так не думаю.
Они смотрят на него почти с презрением.
— Пока мой парнишка не будет здесь, никакой работы.
Заминка все же привлекает внимание Гатта. Он внезапно перестает быть тенью и обретает вполне себе плоть, выбираясь из сумрачных закоулков.
— Неужели какие-то проблемы? — ехидно интересуется он.
Ему бы пошла чашка чая даже в такой момент.
— Никаких проблем, — поджав нижнюю губу, качает головой Бык. — Но они начнутся, если я не увижу Крема.
— А, твоя мышка.
Гатт оценивающе осматривает его, прикидывая, как бы повыгоднее поступить. По его глазам видно, он считает, что Бык уже здесь, в его руках, и ему не вывернуться.
— Раз ты настаиваешь. — Он достает свой телефон. — С другой стороны, больше помощников. Неплохо, а?
Бык моргает. Он давно научился скрывать все свои эмоции. Боль, раздражение, злость, обиду и, что самое главное, радость. Но несмотря на то, что по его лицу мало что понятно, сердце начинает биться быстрее, и все, о чем он может думать, так это о том, как взять его под контроль. И Крем.
Гатт смотрит на него и щурится, когда Бык вопреки воле улыбается, видя своего парнишку. Целого и очень живого. Улыбка выходит болезненной, но он все равно очень счастлив.
Он кивает ему и подходит к коробкам. Гатт пытливо ждет, когда же он их коснется.
— Открывай двери, — советует Бык Крему.
И тот все еще не совсем пришел в себя от потрясения, испытанного от похищения, но он уже достаточно хорошо изучил шефа, чтобы знать, когда у него что-то на уме.
Если Гатт и улавливает что-то, то в последние секунды.
Бык отходит в сторону, поднимая руки, и полицейские проносятся мимо. Корпус грузовика приподнимается — и он наконец налегке.
Он почти с удовлетворением смотрит, как кто-то хватает убегающего Гатта, валя на землю, а его узкое лицо проезжается по мокрому асфальту.
Ну все. Конец. От его прошлой жизни официально ничего не остается.
Естественно, Гатт не последняя инстанция, и он уверен, там еще много кто хочет видеть его поверженным, но пока эта победа — его победа.
***
Максвелл ощупывает его так, будто он не в десятиминутном захвате поучаствовал, а с войны вернулся. И ему самому стыдно от этого, но он ничего не может поделать. Так он компенсирует то, что не мог оказаться рядом в самый важный момент.
— Ну перестань, — для вида возмущается Бык, на деле довольно урча про себя.
Когда так не все равно, этим нельзя не быть довольным.
— Найдите себе комнату, — ворчит Крем, потирая руку. На нем осталось несколько ссадин — они отделались малой кровью, но все же кровью.
— Не завидуй, козявка.
Парень закатывает глаза.
— Ты можешь остаться у нас, — робко предлагает Максвелл.
Бык кивает с одобрением.
— Тебе все равно некуда податься в Лидсе, — добавляет он.
— Черт побери, Лидс, какой Лидс, я еще вчера был в Чикаго, — возмущается Крем, будто не его только что крали. А потом смущенно трет голову.
Максвеллу кажется, что похищение — не самое странное, что с ним случалось. Водясь с Быком, можно вляпаться куда угодно.
— Мы серьезно, — для убедительности говорит Бык.
— Ага, да. — Крем фыркает, но без злобы, скорее, чтобы скрыть эмоции. — Мы. Мы, шеф?
Бык бормочет что-то невнятное и смотрит на Максвелла. Тот не обращает на это внимания, и он облегченно выдыхает.
— Да ладно, еще не хватало мне слушать полночи ваши диванные поскрипывания, — отмахивается Крем.
— Ничего у нас не скрипит. Я хорошо все смазываю.
— Вашу мать, я не должен этого знать. — Он смеется, вскидывая руки. — Серьезно. Найду, где перекантоваться до завтра.
— Потом в Канаду?
— Ага.
Они не до конца уверены, что ему безопасно возвращаться в Штаты.
Максвелл едва сдерживается, чтобы не рассыпаться в смехе, когда тот подходит к Быку, как угрюмый старшеклассник к отцу, с фразой: «дай денег». Уйти без дружеской трепки Крему не удается.
И они снова остаются одни. Вместе с будущим, конечно.
Ночь на воскресенье. Завтра начинается новая неделя. Поэтому на улицах почти никого нет, и это немного успокаивает.
— Ты принял правильное решение, — говорит Максвелл, надеясь, что шум мотора заглушит его голос. — Эту связь нельзя было продолжать. Ты бы зависел от них.
Возможно, он искренен, но слышится, как нелепое желание подбодрить. Бык не отвечает.
Притормаживая у стоянки, они некоторое время просто сидят.
— Не знаю, что теперь делать, — отвечает Бык, упираясь в землю обеими ногами. — Устроиться в стриптиз, что ли. Чем тут еще в Лидсе можно поживиться?
— Ты тут как первый день.
— Ага. Первый раз из-за монитора выглянул.
— Мы придумаем что-нибудь…
Максвелл абсолютно в этом уверен.
Он слезает первый и ждет, пока тот совершит ритуал — похлопает железного быка по корпусу, пожелает ему спокойной ночи. Все это. И теперь его время.
Максвелл прижимается к его боку, поэтому первый чувствует вибрацию телефона. Через майку это проще, чем через толстые джинсы.
— Ну что опять? — ворчит Бык, вытаскивая телефон наружу.
Насколько Максвелл успевает заметить, номер не определен. Но кто определенный вообще звонит в два часа ночи?
— Слушаю.
— Я знал, что ты выкинешь какую-нибудь нелепую хуйню.
— А, Гатт, ты. И как оно? В тюрячке-то? Используешь свой единственный звонок на меня? Как мило.
В трубке шуршит, похоже на смех.
— Ты действительно думал, что удержишь меня тут? Я уже даже не в стране.
Максвелл с тревогой смотрит, каким серьезным и недовольным становится лицо Быка. Будто он знал, что случится какая-то гадость, и она все же случилась.
— Ты ведь понимаешь, что мне до тебя теперь нет никакого дела? — говорит Бык, и его голос холоден.
— А должно быть.
И Гатт вешает трубку.
— Что? — спрашивает Максвелл, хотя все слышал — громкость старого телефона очень этому поспособствовала.
— Не знаю.
И все тихо, и как-то безнадежно. В прошлый раз, когда они шли к дому, они флиртовали. И у них были кексики. Не осталось ничего. Бык угрюмо молчит, словно не только что они выпутались из сложной ситуации.
