Все впереди - Брэдфорд Барбара Тейлор (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Она снова громко закричала:
— Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Я никогда не дам тебе развод. Никогда! Пока я жива, Мерседес не будет иметь удовольствия стать твой женой, Эдвард Джордан. Клянусь тебе в этом. И если ты меня бросишь, ты никогда больше не увидишь Мэллори. Никогда! Уж я постараюсь. У меня есть деньги отца. Я построю между вами стену, Эдвард. Стену, чтобы разлучить тебя с Мэллори!
Я слышала, как она бежала вверх по лестнице вслед за отцом, безжалостно издеваясь над ним, и ее голос был пронзительным, ожесточенным и обвиняющим.
Эльвира утешала меня, гладя по голове.
— Не обращай внимания, моя крошка, — шептала она, обнимая меня своими пышными шоколадными руками, словно стараясь защитить. — Не обращай внимания, малышка. Взрослые всегда болтают всякие глупые вещи… вещи, которые они на самом деле не думают… вещи, которые не следует слушать детям. Не обращай внимания, крошка моя. Твоя мама ничего такого не думает, что она говорит.
Через некоторое время внизу появился папа. Он не уехал. Между ними установилось вооруженное перемирие, которое длилось только один день, Четвертого июля. На следующее утро он попрощался со мной, уехал в Манхэттен, а затем улетел в Египет.
Он не возвращался целых пять месяцев.
Я зажмурилась, стараясь подавить слезы, прогнать боль, навеянную этим неожиданным воспоминанием, столь долго таившимся на дне памяти.
Медленно я подняла глаза и посмотрела на кухонную стену. Медленно, стараясь не выдать себя, положила листья салата в дуршлаг, чтобы стекла вода, потом накрыла их большим куском бумажного полотенца. Руки мои двигались с трудом, я ощущала неприятную тяжесть в желудке. Взявшись за край мойки, я сделала над собой усилие, чтобы успокоиться, прежде чем пересечь кухню.
Я стояла у кухонного стола и смотрела на маму. С внезапной ясностью, подобной вспышке молнии, я поняла, что, наверное, она страдала, когда была молодой женой. Мне следует прекратить в глубине души осуждать ее. Все эти долгие годы отсутствие моего отца, должно быть, трудно было переносить. Она чувствовала себя одинокой, несчастной. Была ли любовница? Существовала ли на самом деле женщина по имени Мерседес? Были ли многие другие женщины за все эти годы? Очень вероятно, подумала я с тяжелым чувством. Мой отец был красивый, нормальный, здоровый мужчина, и когда он был молодым, он должен был нуждаться в женском обществе. Потому что, сколько я помню, мать и отец имели разные спальни, и так было задолго до того, как он уехал насовсем, — мне было тогда восемнадцать лет. Он сохранял этот ужасный брак ради меня. Я давно это знала и давно принимала это. Теперь я уверена в этом.
Возможно, моя мама вынесла больше унижений, разочарований и сердечной боли, чем я когда-либо представляла себе. Но я никогда не узнаю от нее настоящей правды. Она никогда не говорила о прошлом, никогда не делилась со мной. Как будто она хотела похоронить эти годы, забыть их, возможно, даже сделать вид, что их никогда не было. Может быть, именно поэтому она бывает порой так отчужденна со мной. Наверное, я напоминаю ей о вещах, которые она хотела бы изгнать из своей памяти.
Мама смотрела на меня.
Она поймала мой взгляд и неуверенно улыбнулась мне, и впервые в моей взрослой жизни я спросила себя, была ли я справедлива по отношению к ней. Может быть, все эти годы я слишком строго ее судила.
— Что такое, Мэл? — спросила она, подняв светлые брови и участливо глядя на меня карими глазами.
Я закашлялась и ответила не сразу. Наконец я сказала, старательно следя за своим голосом:
— Ничего, мама. Со мной все в порядке. Послушай, я уже помыла весь салат. Он сохнет. Положи его ненадолго в холодильник, ладно?
В этот момент я могла говорить лишь о ничего не значащих вещах.
— Конечно, — ответила она.
— Чем я могу помочь, Мэл? Может, я сделаю заправку к салату? — спросила Диана.
— Да, пожалуйста, а потом, может быть, вы вдвоем возьмете мясо для гамбургеров и начнете раскладывать их на противне?
— Будет сделано, — сказала Диана, немедленно вскакивая и направляясь в кладовую.
Снова взглянув на маму, я сказала:
— Я пойду накрывать на столы.
Улыбнувшись, она кивнула мне, и на этот раз в ее улыбке было больше уверенности. Она повернулась и принялась перемешивать картофельный салат с майонезом.
Открыв дверь кухни, я вышла в сад вместе с Трикси, которая шла по пятам за мной, оставив женщин вдвоем.
Я постояла за дверью и несколько раз глубоко вздохнула. Я чувствовала себя глубоко потрясенной, но не только этой, внезапно вспомнившейся сценой из детства, но и тем, что поняла: все эти годы, когда я росла и взрослела, я была испугана, что отец оставит нас навсегда, меня и мать; я боялась, что однажды он не вернется назад.
8
В саду было жарко и душно, и через секунду моя майка промокла и прилипла к телу. Даже Трикси, семенящая рядом со мной, выглядела слегка вялой; как только мы подошли к столам, она тут же мудро забралась под один из них.
Накануне поздно ночью мы с Эндрю расставили столы под деревьями, и теперь я порадовалась, что мы это сделали.
Клены и дубы, образующие полукруг неподалеку от моей мастерской, были очень большими и старыми, причудливой формы, с толстыми изогнутыми стволами и широкими густыми кронами. Ветви образовывали гигантский зонт зеленой листвы, прохладный и гостеприимный, защищающий от солнца. Подобное тенистое место здесь было необходимо; к часу дня кругом будет настоящее пекло, как Нора мне предсказывала еще в пятницу.
Ранним утром я принесла сюда красно-белые клетчатые скатерти и большую корзину столовых приборов и теперь принялась накрывать столы. Я почти закончила с самым большим столом, где будут сидеть взрослые, когда услышала:
— Ку-ку!
Я сразу же узнала Сэрин голос и подняла глаза. Я помахала ей, она тоже махнула рукой.
На ней были белый махровый халат и черные очки. Ее иссиня-черные волосы были собраны в пучок, а руки заняты кружкой. Когда она подошла ближе, я увидела, что она чем-то удручена.
— Боже, я чувствую себя ужасно, — простонала Сэра, легко вскакивая на лавку возле одного из столов.
— Меня это не удивляет, — сказала я. — Доброе утро, мисс Совершенство.
Это было одно из «наших» прозвищ, которым я ее наделила еще в детстве.
— Доброе утро, Маленькая Мама, — ответила она, назвав меня так, как она изредка меня нежно называла.
Я усмехнулась и с грохотом бросила оставшиеся вилки и ножи на стол.
— О, пожалуйста, Мэл, — простонала она, — сжалься надо мной, перестань так громко стучать. У меня разламывается голова, я чувствую себя совсем больной.
— Знаешь, сама виновата, ты вчера не на шутку надралась.
— Спасибо, друг, за сочувствие.
Поняв, что она ничуточки не притворяется, я подошла к ней и положила руку ей на плечо.
— Извини, я не должна была тебя дразнить. Хочешь, принесу тебе что-нибудь от головной боли? Таблетки? Алказельцер?
— Нет, я уже приняла столько аспирина, что можно было бы убить слона. Я приду в себя. Пожалуйста, двигайся около меня очень осторожно, на цыпочках по траве, не стучи приборами и говори только шепотом.
Я покачала головой.
— О, Сэра, милая, ты сама себя наказываешь. Томас Престон Третий не стоит того.
Не обратив ни малейшего внимания на мое последнее замечание, она произнесла:
— Я полагаю, это говорит во мне еврейская половина, доставшаяся мне от Чарлза Финкелстайна… Именно это я унаследовала от моего дорого папочки: склонность к самоистязанию, тенденцию рассматривать все как национальную драму, считать это еврейской судьбой, на все смотреть мрачно.
— Давно ли ты что-нибудь слышала о Чарли?
Она улыбнулась и сделала гримасу.
— Боюсь, что давно. У него теперь новая жена, еще одна блондинка, стопроцентная американка,[4] как моя мать, так что ему теперь не до меня. Я позвоню ему на той неделе, чтобы узнать, как он там, и назначу встречу с ним и Мирандой. Не хочу снова терять с ним связь.
