Двое на краю света - Алюшина Татьяна Александровна (книга бесплатный формат TXT) 📗
Так, отвлеклась. Ружья нужны, чтобы отгонять с берега медведей выстрелами, если они туда забрели во время высадки. Никто самих мишек стрелять не собирается, только в крайнем случае, это вымирающий вид и занесен в Красную книгу. Так, в воздух попалят – и белый хищник нехотя, вразвалочку отваливает, сама видела.
Мы зашли в поселок Белушья Губа, где на берег смогли сойти все желающие. Тут проживает больше тысячи человек, и у меня сложилось такое впечатление, что встречать наше судно пришли они все.
Пользуясь всеобщим вниманием и расположением, я ухватилась за одну симпатичную женщину по имени Лена и попросила ее провести мне экскурсию по окрестностям. Лена оказалась находкой! Она так живо, так эмоционально рассказывала и показывала, что я еле поспевала и за ней, и за течением ее речи. Приходилось даже останавливать добровольного экскурсовода, чтобы сделать снимки.
Там, в этом поселке, я испытала два сильных и противоречивых чувства – что-то вроде восторженной радости от тех видов природы, которые открывали свои красоты вокруг, и тяжелого чувства досады и какой-то обиды на заброшенность этих людей, этого места государством.
А когда мы ненадолго зашли в соседний поселок Рогачеро и на бывший военный аэродром Андерма-2, я настолько расстроилась, испытывая тяжелейшее чувство негодования, что пришлось пройтись одной, чтобы справиться с этим и попытаться уравновесить себя.
Ребята! Что мы сделали с нашей Арктикой!!
Из-за низких температур и вечной мерзлоты полярные районы почти не способны к самоочищению, и любые загрязнители очень долго не выводятся из ландшафта. Так и стоят проржавевшие бочки с соляркой и другими химикатами, оставленные в девяностых годах! Правительство тогда кинуло Арктику, как дурная мать в погоне за призрачным счастьем бросает свое малое дитя. Просто вывезло все войска, стоявшие там раньше, и большинство работавших там людей, закрыло метеостанции пачками! И вот уже больше двадцати лет в тех местах, где раньше шла человеческая деятельность, стоят скелеты построек и разваливаются, выпрастывая свое химическое нутро, тысячи и тысячи железных бочек, а к берегам приносит прибоем мусор человеческий!
Мне было так мерзко от понимания этого и еще хуже от лицезрения этого безобразия, до тошноты, до чувства собственной причастности к этому и вины!
И я снимала!!
Только сейчас и здесь я поняла, что сделаю три серии снимков: одну про первозданную красоту этого невероятного края, вторую про людей удивительной внутренней чистоты и силы, оставшихся и живущих здесь вопреки всему, и про таких же увлеченных и преданных ученых нашей экспедиции, и третью – вот про это!
Про человеческий мусор, убивающий Арктику, про безразличие и преступление людей перед ней! И микширую их так, чтобы проняло, и в инет выложу, и на правительственный сайт отправлю!
И я снимала! Самое неприглядное!
Ходила одна и снимала, вытирая слезы, пока никто не видел! И так сердце себе надорвала этим видением, что пришлось срочно чистить и успокаивать душу. Я спешно спустилась к морю, уселась на какой-то валун так, чтобы видно было часть дикого берега и море, – и смотрела, смотрела – вдыхала самый чистый воздух на планете и лечилась.
Там меня и нашел Краснин.
Мы с ним практически не разговаривали за последние несколько дней, только в официальном формате в виде его распоряжений, да и не виделись практически. Он был весь погружен в дела и работу – занимался исследованиями, руководством, проведением анализов и составлением отчетов. Да и мне приходилось трудиться в лаборатории, образцов и материала для исследований уже хватало, а в остальное время я занималась фотографией.
– Почему вы здесь одна, ушли ото всех, не предупредив никого, Павла? – услышала я за спиной его знакомый отчитывающий строгий голос.
Повернулась, встала с камня. Он был явно озабочен и внимательно всматривался в выражение моего лица своими темно-зелеными глазами.
– У вас что-то случилось? – настойчиво расспрашивал он.
– Нет, – покачала я головой. – Не случилось. А что, пора возвращаться?
– Скоро будет пора, – не меняя строгости тона, ответил Краснин и настойчиво потребовал объяснений: – Так почему вы гуляете здесь одна? Вы же знаете, что это запрещено правилами безопасности.
– Но мы же в поселке? – удивилась я.
– А медведю это по фиг, он шастает, где ему взбредет! – добавив еще большего металла в голосе, отчитывал меня Краснин.
– Да, – кивнула я. – Извините, я как-то не сообразила. Задумалась и расстроилась сильно.
– Повторяю вопрос, – совсем уж посуровел Павел Андреевич и произнес чуть ли не по слогам: – Что у вас случилось?
– Да вот это! – повысив голос, возмутилась я и принялась показывать ему на экране камеры свои снимки: – Вот это! Ну как такое можно было допустить! Это же кошмар какой-то! Смотреть невозможно!
Я чувствовала, что у меня от злости слезы уже греют глаза, и все показывала и показывала ему кадр за кадром и изо всех сил старалась сдержаться.
– Павла, – позвал он.
И я подняла голову и поняла, что Краснин уже давно не смотрит на снимки, а разглядывает меня.
– Не надо так расстраиваться, – мягким голосом успокаивал он и почему-то перешел на «ты», очень нежно: – Ты сейчас расплачешься. Не надо.
И шагнул ко мне и обнял.
Нет, не эротично и не сексуально, а успокаивающе, как близкий друг и товарищ, и мне стало так тепло, я словно в домик безопасный попала. Знаете, как в детстве – заберешься с головой под одеяло, особенно зимой снежной и ветреной, когда по стеклу окна скребет холодная ветка дерева, и пригоршнями кидается снег, и задува-а-ает – а ты в своем домике, в теплой безопасности!
– Да, это проблема, – заговаривал, обволакивал он меня своим волшебным голосом, чуть покачивая. – Если не начать что-то предпринимать, то Арктику ждет экологическая катастрофа. Но нынешнее правительство уже предпринимает какие-то шаги. Честное слово. Утвержден план, по которому выстроят десять современных новых центров, где будут расположены и метеослужбы, и спасательные, и пограничные, и научные службы разных специальностей. И экологические туры придумали, участники которых станут и путешествовать, и мусор вывозить. И программы вывоза уже согласованы. Но это не так просто, нужно транспорт определенный снарядить и места для утилизации на материке, но мы стараемся что-то предпринять и шум поднимаем.
– Это хорошо, – пробубнила я в его куртку. – Кто сказал: «Чтобы победило зло, добрым людям достаточно ничего не делать»?
– Не помню, – покачивал и не выпускал меня из своих объятий Краснин. – Но ты ведь сняла эти кадры не для того, чтобы они где-то забылись, ты ведь их показывать будешь и рассказывать об этом, значит, ты добрый человек, который станет что-то делать и вносить свою значимую лепту в решение проблемы.
– Знаешь, Краснин, – признавалась я куда-то ему в грудь, тоже перейдя на единственное число в обращении, – я понимаю, почему ты ее так беззаветно любишь, Арктику свою. – Я отстранилась немного от его груди, чтобы видеть его лицо. – Здесь истинная первозданная чистота. Чистый воздух, море, природа вокруг – первородная природа. Тут даже есть места, где никогда не ступала нога человека! И тем чудовищней на ее фоне выглядит весь этот мусор. Опять не помню, кто из известных людей сказал: «Грязь – это то, что человечеству удается лучше всего». Самое поразительное, что здесь сами собой отпадают мусор и грязь человеческих отношений. Еще и поэтому так тяжело на это смотреть.
– Идем, – поразглядывав меня с задумчивым выражением лица, позвал Краснин, – скоро общий сбор и отплытие.
– Почему именно ты пошел меня разыскивать? – всматривалась я в его лицо.
– Потому что я заместитель начальника экспедиции и за всех отвечаю, – ушел в официоз от прямого ответа Краснин.
– Ну и послал бы кого-нибудь, – и я настойчиво повторила вопрос: – Почему ты сам-то пошел?
– Потому что за тебя я отвечаю больше, чем за остальных.
Понятно. Значит, такая версия. Ладно, на эксклюзивной ответственности и остановимся.
