Самый бешеный роман - Богданова Анна Владимировна (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗
– Нечего заниматься самолечением.
А когда у нее покупали трихопол, Обезьяна всегда говорила одно и то же: что он несовместим с алкоголем.
У Обезьяны была своя клиентура. Бабки из близлежащих домов надо не надо ходили в ее смену и, принимая за врача, раболепно смотрели на нее, угощая залежалыми конфетами. Два или три мужика, помешанных на здоровье… Еще одна сумасшедшая климактерическая женщина всегда заходила к Обезьяне по пути в женскую консультацию и подробно и красочно рассказывала ей, где и что у нее зудит.
Обезьяна чувствовала себя профессором медицины, королевой аптеки, и это ей не могло не нравиться.
Очень было жаль Икки, и у меня в тот день зародилась мысль, как бы помочь своей невезучей, беспомощной подруге. Нужно найти ей другую работу, решила я, но Икки я лишь показала свое пятно от вишни на бежевом свитере, чтобы она не чувствовала себя несчастной в одиночку.
– Застегни пиджак, – посоветовала она, когда мы наконец сели в троллейбус.
– Он не сходится. 46-й размер. Когда я его покупала, думала еще похудеть, но теперь мне кажется, что я стремительно приближаюсь к 48-му. Если быть точной, у меня сейчас полный 47-й.
– Такого размера нет в природе.
– Вот именно.
– Слушай, знаешь, кого ты мне напоминаешь?
– Кого?
– Эту чумичку – Бриджит Джонс. Читала? У нее тоже все наперекосяк.
«Нет, это невозможно! Они точно все сговорились! Кто бы знал, как мне надоела эта Бриджит Джонс!» – возмущалась я в душе, но выражать свое недовольство не стала, а лишь спросила:
– Ты к Пульке-то ездила?
– Да, – упадническим голосом сказала Икки.
– И что? Все в порядке?
– У меня не может быть «все в порядке».
– Иди ты! – поразилась я.
– У меня кандидамикоз.
– Чего-чего? – переспросила я.
– Заболевание, вызванное дрожжеподобными грибами.
– Ничего не понимаю!
– Кандидоз. Вот чем наградил меня этот поганый сантехник!
– Это опасно?
– Неприятно, но не смертельно. Манька, а ты что, вообще ничем таким не болела? Ты что, даже не знаешь, что такое кандидоз?
– Болела. Молочницей, – вспомнила я.
– Тоже мне, болезнь!
– Как Пулька-то поживает?
– У нее теперь новый парень.
– Да ты что! Кто же?
– Анестезиолог.
– И ты его видела?
– Угу. Не знаю, что она в нем нашла – глаза круглые, знаешь, тупые какие-то, замутненные, как у теленка. Такое впечатление, что он сам все время под наркозом.
– Ну, это у нее ненадолго, – успокоила я Икки.
– Ненадолго, – задумчиво повторила она. – А у меня сегодня мамаша электрика вызвала.
– Хорошо, что тебя дома нет, – заметила я. Вообще-то это была мысль вслух.
– Это еще почему? – вдруг перешла в наступление Икки, и я тут же сменила тему:
– Твоя мамаша наконец захотела помыться?
– Да нет, дело в том, что у нее заклинило замок в холодильнике, и она его никак не может открыть. Вчера раз пять бегала в магазин – ты ведь знаешь, она не может смотреть сериалы и не жевать.
– Удивительно, она столько ест и такая худая!
– Я где-то читала, что, если человек не поправляется, это значит, у него хороший обмен веществ.
– Но вообще, хочу заметить, странные у вас с мамашей отношения. Она что, не могла в твоем холодильнике порыскать?
– А там все равно ничего нет.
– Не понимаю, а электрик-то при чем?
– А кого еще-то вызывать? Снова сантехника? Этот хоть выключатель починит, а потом и замок посмотрит. Все-таки хорошо, что у мамаши замок заклинило, по крайней мере, может, хоть сегодня удастся вымыться при свете.
– Я всегда говорю, что во всем есть свои плюсы и минусы.
– Нет, не во всем. Какой плюс в том, что я заболела кандидозом?
– Зато ты увидела Пулькиного анестезиолога, – вдруг неожиданно пришло мне в голову.
– Вообще-то да. Наверное, ты права, если задуматься, то во всем можно найти свои плюсы и минусы.
17.20 – наконец-то мы на месте. Мы в нерешительности топчемся около кафе.
– Как ты думаешь, кто нас там ждет? – спросила я. Икки возвела глаза к небу и не ошиблась – когда мы зашли внутрь, увидели одиноко сидящую у окна Анжелку.
Под столом виднелись ее толстые, упрямые ноги. Мне всегда казалось, что у Огурцовой самое главное – это ноги. И мозг, который у всех людей находится в голове, у нее расположен именно в ногах. Она ими думает, она ими упирается, притоптывая, настаивает, она ими ведет всех туда, куда никому не надо. Порой я представляю Анжелку сплошными ногами без туловища и головы, может, оттого, что у нее слишком неразвитый торс, будто ей приставили его совершенно от другой женщины. Размер обуви у Огурцовой был 42-й (ноги поистине выдающиеся!), размер до того места, где, по идее, должна быть талия, – 56-й, а выше – 52-й.
Анжелка не заметила, как мы вошли – она поглощала пирожное с кремом, пытаясь подцепить его снизу своими странными пальцами. Странными, потому что они у нее были выгнуты наружу, а указательный и большой – напоминали пинцет (наверное, от игры на старинном щипковом русском инструменте – балалайке), которым она ухватывала все, что попадалось под руку.
– Наконец-то явились, не запылились! – воскликнула она, когда мы с Икки подошли к ней вплотную. Анжелке всегда хотелось выглядеть очень важной и серьезной, но при этом она пускала в ход глупые фразеологизмы времен детского сада. И она до сих пор еще не отучилась ругаться матом. Я давно это заметила: конечно, теперь Огурцова не произносила бранных слов, просто, когда злилась, она замолкала на минуту, плотно сжимая губы – как бы чего не вылетело. Вот и сейчас она замолчала и изо всех сил сдерживала за зубами нецензурные слова, а потом разразилась упреками: – Можно подумать, я среди вас самая свободная! У меня муж, ребенок, семья! – Это она всегда с гордостью подчеркивает. – Я с таким трудом уговорила свекровь посидеть с Кузей! А вы… – Огурцова опять стиснула зубы.
– Анжел, ну не сердись. Мы ведь так давно не виделись! – примирительно залепетала я.
Не виделись с Огурцовой мы действительно давно – около трех месяцев, как раз после ее дня рождения, который она отмечала у меня дома. Анжелка никогда не приглашала нас к себе ни на именины, ни на дни рождения, а всегда умудрялась справить свои праздники у кого-нибудь из нас. Раньше она объясняла это тем, что у нее дома родители, а теперь – Михаил. Обычно она приходила ко мне или к Пульке на следующий день после пиршества с остатками пирогов, тортов и пирожных, собирала подарки и уходила. Так было и в этом году.
– Вот именно, что давно!
– Да мы вообще думали, что Икки с работы не отпустят! Я ее еле оттуда выцарапала!
Но Огурцова не слышала:
– А мне, между прочим, еще сегодня нужно к маме в церковь успеть зайти!
– Зачем?
– Привезли новое издание Дмитрия Ростовского «Жития святых».
– У вас же есть! – удивилась я. – В прошлом году, помню, брала читать.
– Ну, так то старое! Его теперь нужно обратно отволочь и поменять на новое! – воскликнула Анжела, открыто изумляясь моей тупости, но я все еще никак не могла понять, зачем старое издание нужно было менять на новое.
– Может, я, конечно, глупая, но ничего не понимаю! Что, там какие-то изменения или примечания другие?
– Все то же самое. Просто нам под обои лучше подходит новое издание. Оно такого шоколадного цвета с золотыми буквами, а у мамы обои – беж с золотом.
– Вы что, теперь все книги будете менять? – возмутилась Икки.
– Как получится.
– Твои родители увлеклись книгами? – поинтересовалась я, но в этот момент в кафе вошла роскошная, стройная, длинноногая девица с длинными золотистыми волосами.
– Пулька! Ты такая, такая, такая!!! – восторженно воскликнула Икки и больше ничего не смогла сказать.
– Слушайте, по Москве совершенно невозможно ездить! – сетовала Пульхерия, обмахивая лицо бумажной салфеткой. – Сплошные пробки, проедешь два метра – и кипишь, стоишь! Потом искала место, где бы оставить машину. И машина барахлит. Короче, нужно новую покупать.
