Луна над заливом - Дашкевич Ольга (книги без регистрации полные версии .TXT, .FB2) 📗
Ей очень хотелось спросить, что там, впереди, почему он остановился, но она знала, что разговаривать нельзя, и молчала, затаив дыхание. Георгий протянул руку вдоль стены, что-то нащупывая. Она поняла, что это окно кухни, и он пытается его открыть. Наконец, видимо, его старания увенчались успехом. На их счастье, окно не было закрыто на защелку… Видимо, оно часто открывалось, чтобы проветрить кухню. Но сейчас там было темно, и это опять была неслыханная удача. Обычно в это время жильцы уже принимаются за приготовление ужина, но почему-то сегодня вечером никто не стоял у плиты, помешивая в кастрюльке.
Георгий быстро и без малейшего шума просочился в слишком узкую для его комплекции щель — Татьяна только диву давалась, как ловко у него это получается. Она последовала за ним — и вовремя: когда она уже исчезала в кухне, открылось окно соседнего номера, и она услышала мужской голос:
— Ну, говорю же — никого тут нет. Белки, наверное. В Нью-Йорке полно белок. Однажды я мылся в ванной…
Дальше Татьяна уже не слышала. Она, тяжело дыша, стояла рядом с Георгием в темной кухне, и он крепко держал ее за руку. В открытый проем двери падал свет из коридора.
Глава 14
— Ну, что? — шепотом спросила Татьяна, не выдержав напряжения, с которым они оба вглядывались в светлый прямоугольник. Георгий только молча приложил палец к губам, показал ладонью оставаться на месте и совершенно бесшумно, как будто перетекая из положения в положение, подкрался к двери.
— Чисто. Пошли.
Татьяна следом за ним выскользнула в коридор. Он был пуст в оба конца.
— Здесь есть еще одна лестница, — нагнувшись к ее уху, шепнул Георгий. — Попробуем незаметно просочиться наружу…
Ступая босиком по ковровому покрытию, Татьяна кралась за ним к двери в ближнем конце коридора. Ощущение было неприятным: ковер не пылесосили, казалось, целую вечность, и скопившийся в нем мусор колол босые ступни. То, что она может замечать в эту минуту такие мелочи, удивляло Татьяну. «Тоже мне, принцесса на горошине», — подумала она про себя, вспоминая, как бегала босиком летом на даче в розовом детстве. Почему-то тогда сучки и камешки, попадавшие под нежные детские пятки, не вызывали у нее раздражения — она на них попросту не обращала внимания.
Эти размышления отвлекали Татьяну от страха, и она, кажется, совсем перестала бояться. Но ненадолго.
Машинально следуя за Георгием, она внезапно почувствовала спиной приближение опасности. Доли секунды ей хватило на то, чтобы коснуться рукой его плеча. Георгий мгновенно обернулся и тут же выстрелил. Выстрел прозвучал не громче хлопка пробки, вылетающей из бутылки шампанского, Татьяна в первый момент даже не поняла, что это был именно выстрел, потому что в это время они миновали душевую, в которой лилась вода и кто-то пел на неизвестном языке. Но, обернувшись на короткую секунду, она увидела, как, точно в замедленной съемке, падает на пол давешний сторож, остановивший ее на лестнице, далеко вытянув перед собой руку с пистолетом, чье черное длинное дуло направлено прямо на них. Скрючившийся в судороге палец нажал на курок, и что-то свистнуло мимо плеча Татьяны, заставив ее отшатнуться. Она услышала очень тихий, сдавленный стон Георгия. Испуганно обернулась к нему и увидела, как он согнулся и, сильно припадая вправо, отступает к двери душевой.
— Беги, Танька, — хрипло сказал он. — Меня зацепило. Давай по лестнице и во всю прыть… Если выберусь — найду тебя. Телефон… Пошла!
И она пошла. Точнее, полетела, обжигая босые ноги о выщербленный цемент ступеней черной лестницы. В вестибюле кто-то кинулся ей навстречу, она на бегу немыслимо увернулась, пронеслась мимо, к двери. Секунды точно остановились, она могла разглядеть чьи-то искаженные лица, чьи-то руки, тянущиеся к ней, охранника в дверях, застывшего с выражением крайнего изумления на лице, человека на противоположной стороне улицы, вынимающего пистолет…
Она ускользнула.
Каким-то чудом, летя прямо по мостовой, лавируя между желтыми фургончиками таксомоторов, ощущая свист рассекаемого воздуха, как пуля, она промчалась в потоке людей и машин из одной улицы в другую, третью, петляла, как заяц, пока не поняла, что оторвалась.
Тут силы оставили ее, и ей пришлось собрать все присутствие духа, чтобы не опуститься прямо на мостовую.
Через несколько минут она обнаружила себя сидящей на скамейке возле Публичной библиотеки. Оглядевшись вокруг, Татьяна не заметила ничего подозрительного и осторожно встала. Голова легонько кружилась, во всем теле ощущалась обморочная легкость, каждый шаг казался попыткой идти в раскачивающемся гамаке. Но она была не ранена, только слегка кровоточили сбитые об асфальт ступни. Поправив висящую на плече сумку, Татьяна медленно пошла вперед, ища глазами смятую банку, о которой говорил Георгий. Она обошла все скамейки несколько раз — банки не было. Собственно, ее поиски Татьяна проводила совершенно автоматически: Георгий сказал найти банку — значит, надо найти. Но банки не было. Видно, какой-то бомж, собирающий пустую тару, успел подхватить импровизированный контейнер, хранящий тайну клада.
Татьяна ничего не почувствовала, даже досады. Все было неважно теперь, когда она сбежала из гостиницы, оставив там Георгия — раненого, истекающего кровью, на верную смерть…
Она снова присела на скамейку и потянулась к сумочке за сигаретами. Рука, привычно запущенная в сумку, наткнулась, вместо пачки сигарет, на что-то шуршащее, какой-то ком бумаги… Татьяна непонимающе заглянула — в сумке были деньги. Очень много. Пачки денег. Она совсем забыла о них.
Первой трезвой мыслью была мысль о том, чтобы немедленно убраться отсюда, пока ее не обнаружили. Ехать босиком, со сбитыми ногами в метро значило привлечь к себе внимание полиции, а это было ей сейчас очень некстати. Татьяна вдруг вспомнила, что ее ищут. Ужас собственного положения стал понемногу доходить до нее, и она непроизвольно застонала. Проходящая мимо толстуха обернулась и уже открыла рот, чтобы спросить вечное американское: «Вы в порядке, мисс?», но, разглядев Татьянину внешность, отвернулась и ускорила шаги. Это напомнило Татьяне о том, что на ней коротенькая кожаная юбчонка и прозрачная блузка, глаза и губы сильно накрашены, и косметика, очень может статься, потекла. Вид достаточно типичный для опустившейся проститутки. Следовало привести себя хоть в какой-то порядок. Она все еще нетвердо поднялась на ноги и пошла в сторону Сорок второй улицы: в том месте, где она пересекалась с Шестнадцатой, было много дешевых магазинов, где ее вид никого не смутит.
В лавке, торгующей всякой всячиной, Татьяна прошлась между рядами, заглянула в одно из выставленных на продажу зеркал — нет, косметика, слава Богу, не расплылась, вот что значит хорошее качество, — но все равно ее облик оставлял желать лучшего. Бледная, как смерть, с трагическим алым ртом, с растрепавшимися волосами, блузка на плече порвана… Она быстрым движением стерла помаду с губ, взяла с прилавка какую-то трикотажную кофточку, набросила на плечи, прошла к теснящимся в углу полкам с обувью, примерила первые попавшиеся парусиновые тапочки, показавшиеся ей неброскими, по пути к кассе схватила какие-то сомнительные джинсы, вытянула из пачки в сумке купюру. В лавке было довольно много народу, так что хозяин, бойко отсчитав сдачу, кажется, не обратил на нее особого внимания. Она двинулась дальше по улице, выискивая какую-нибудь забегаловку, где можно было переодеться в туалете. Никаких забегаловок не попадалось, но она увидела подворотню и проскользнула в спасительную темноту, всунула руки в рукава купленной кофточки, с рекордной скоростью влезла в джинсы и, не оглядываясь, выскочила на улицу.
Она помнила, что когда-то в этих местах видела магазинчик, торгующий париками. Да, вот он, никуда не делся за эти годы: в его витринах выставлены головы из папье-маше, увенчанные прическами самых разнообразных форм и расцветок.
Магазин, по счастью, был еще открыт. В зале, где, кроме нее, была только пара молодых американок в бесформенных джинсах и майках, Татьяна примерила белокурый паричок в стиле Мерилин Монро, сочла его слишком привлекающим внимание, и выбрала, в конце концов, не слишком длинный парик каштанового цвета. Расплатилась и вышла, не снимая его с головы, на улице скрутила в пучок и тут же, купив у уличного торговца какую-то заколку, заколола свои новые волосы так, чтобы они казались максимально естественными. Вид у нее был достаточно дикий для европейца, но не настолько, чтобы бросаться в глаза в нью-йоркском метро, куда Татьяна и спустилась, по пути выбросив в мусорницу пакет со своей юбкой, купила жетон и прошла на платформу, с которой поезда уходили в Бруклин.
