Чёрный лёд, белые лилии (СИ) - "Missandea" (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗

― Американское командование, разумеется, никакой телеграммы не отправляло, ― негромко сказал Антон, опершись на локти и напряжённо что-то соображая.

― Мне нравится ход ваших мыслей, товарищ старший лейтенант, ― ухмыльнулся капитан, достав, видимо, нужные документы, и снова сел напротив. Так это значит…

― А кто тогда отправил? ― недоумевающее подняла брови Машка. Капитан бросил на неё испепеляющий взгляд. Когда он отвернулся, Рут незаметно наклонилась к ней и прошептала: «Наши».

― Наши американские друзья, ― гаденько улыбнулся капитан, а у Тани мороз по коже пошёл от этого словосочетания, ― второго ноября, как и было условлено, будут ожидать французскую делегацию, коя и явится в условленное место в условленный час, ― он снова замолчал. У Машки, открывшей уже рот, вопрос был написан на лбу: «А как она явится, если ей сказали, что ничего не будет?» Так что паузы долгой делать капитан не стал.

― Вам будут выданы фальшивые документы и пропуска. Фотографии, необходимые для них, сделаем сегодня. Это ясно? ― спросил он, выразительно глянув на Широкову. Та, кажется, догнала, однако вопросы у нее не заканчивались.

― А зачем делать фотографии? ― затараторила она. ― Я получусь плохо, я такая худющая стала… А можно из личного дела взять? Там хорошая фотография...

― В твоём личном деле… Широкова, ― добавил он, заглянув куда-то в свои документы. ― У тебя румянец во всю щёку, коса до пояса и китель российской армии. Как думаешь, если мы подпишем, что тебя зовут Франсуаз Ибер, это сработает? Вопрос исчерпан, можем перейти к делу? Кто певичка?

Таня, даже почти не покоробленная этим неприятным словом, прокашлялась, ощутив неприятную боль в груди, выпрямилась, чтобы выглядеть посолидней, и, неуверенно глядя на капитана, выдавила:

― Я. Старший сержант Соловьёва.

Несколько секунд капитан пристально, прищурившись, разглядывал её, а потом вдруг, поморщившись, как от зубной боли, перегнулся через стол, протянул руку, грубо обхватил ладонью Танин подбородок и щёки, повернул её голову в сторону, разглядывая.

По телу пробежала волна отвращения. Таня почувствовала, как напряглось, замерло тело Антона Калужного слева от неё, будто гововясь к броску.

Подавила желание отвернуться, сбросить с лица холодную, жёсткую руку. Если это надо ― пускай. Всё стерпит. Как со скотом с ней ― и пускай. Скажет сейчас зубы показать ― и покажет.

Если это надо, чтобы остаться с ним, ― пускай.

Капитан брезгливо отпустил Танины щёки. Сначала выдохнула Таня. Потом ― очень медленно ― Антон. Таня, подавив желание тут же приложить ладони к щекам, быстро нашла под столом пальцы Антона и крепко сжала их.

― Похожа, ― нехотя пробормотал капитан, сверяясь с какими-то своими фотографиями. Потом посмотрел на Таню и процедил:

― Похожа. Хоть и простовата рожа-то. Старший сержант Соловьёва, ― протянул он, что-то обдумывая. ― Мадемуазель Шатьен… Только не нравишься ты мне.

Таня вскинула брови, едва не хмыкнув. Ну, это, по крайней мере, честно. Очень хотелось добавить, что и она любовью к былобрысому капитану не воспылала.

― А ты что? Кто такая? ― капитан перевёл взгляд на Рут. Та, до сих пор молчавшая, открыла рот и принялась чеканить привычно холодным, уставным и, очевидно, очень импонирующим капитану голосом:

― Старший сержант Рутакова.

― У тебя ума-то поболее на роже написано, ― почти дружелюбно проговорил капитан. Ну и комплименты у него… Рут, похоже, похвалу не оценила; под оценивающим взглядом капитана она напряглась ещё сильнее.

― На французском говоришь?

― Так точно.

― Ну так, старший сержант Рутакова, ― холодно проговорил капитан, буквально пронзая Женю взглядом, ― спой, светик, не стыдись.

Несколько мгновений было совсем тихо: Таня даже не слышала никакой возни за окном. Пела Рут вообще хоть когда-нибудь? Кажется, нет… Даже под нос себе никогда не мурлыкала.

Тикали треснувшие настенные часы. Капитан пристально смотрел на Рут. Что делала она, Таня не знала: боялась поворачивать голову. Слишком уж напряжённо звенела повисшая тишина.

― Я не умею. Товарищ капитан.

Таня вздрогнула и только потом поняла, почему. Я не умею… Детская, наивная фраза из уст разговаривающей исключительно уставом Рутаковой. И что-то непривычно звонкое, отчаянно-хрупкое в этих словах.

― Я здесь решаю, кто что умеет, ― тихо, вкрадчиво проговорил капитан, замерший, точно тигр перед прыжком. ― Я, а не ты, старший сержант Рутакова. Так что повторю свою просьбу: спой, Рутакова.

Ну что за дурак! Ведь понятно же, что не умеет, не хочет, тема, может, болезненная, или что-то ещё… И зачем это всё?! Выпендриться очень надо, самоутвердиться за чужой счёт?!

Антон опустил глаза в стол и сжал Танины пальцы, точно предчувствуя что-то неизбежное.

Оглушительно тикали часы.

― Я не умею, товарищ капитан.

Тихо. И всё так же уверенно.

― Ты это мамке своей дома говорить будешь! ― вдруг заревел капитан так, что Таня подпрыгнула. ― Понабрали! Бабы! Бельмо на глазу армии! Да вы нужны тут, как зайцу пятая нога, годитесь только в качестве дров в крематорий! ― он выплёвывал горькие, жгучие слова прямо в лицо замершей изваянием Рут. ― Раз припёрлась сюда, будь добра, исполняй свой воинский долг!

Смачно выругавшись, капитан замолчал, тяжело дыша.

Последний режущий звук полоснул воздух. Капитан, очевидно, чего-то ожидал: слёз или извинений, может быть.

Таня всё ещё не поворачивала головы; только слышала, как оглушительно колотится её сердце.

― Я свой воинский долг сполна отдала, товарищ капитан, ― тихо, с лёгкой дрожью в голосе, но твёрдо проговорила Рут. ― Вам меня упрекнуть не в чем. А петь вы меня не заставите, ― почти шёпотом договорила она.

― Тогда выметайся отсюда к чертям собачьим! ― яростно, почти по слогам, выплюнул капитан.

Кажется, Рут отодвинула стул. Кажется, хлопнула дверь.

Господи.

На лице Антона Калужного такая пугающая решимость ― и ведь скажет сейчас что-то!.. Но капитан, помолчав секунд тридцать, вдруг изо всех сил саданул ладонью по столу и хрипло пробормотал, кивнув Тане:

― Поди верни её.

― Товарищ капитан, фотоаппарат и одежду доставили, ― в дверях показался прапорщик. ― А приказ только ночью будет, сказали.

― Ну так несите! ― раздражённо воскликнул капитан.

Таня нерешительно встала и вышла.

Только оказавшись наедине с далёким звёздным небом и искрящимся снегом, поняла, что оставила бушлат внутри. Пожала плечами, вдохнула обжигающий холодом воздух. Хуже уже не будет, да и возвращаться не хотелось.

Рут стояла совсем рядом, прислонившись спиной к обледенелому срубу. Её смолисто-чёрные волосы развевались, делая бледное лицо Женьки ещё прекраснее. Таня только сейчас отрешённо заметила, какая же она красивая. И умная. И смелая, и наверняка верная. Только несчастная отчего-то… Не зря, может, говорят, что все красивые ― несчастные?..

В пальцах у Рут тлела сигарета.

― И ты туда же? Травишься? ― пробормотала Таня, ёжась от холода и подходя ближе. Рут вздрогнула, недружелюбно покосилась на неё, нервно затянулась. Глаза у неё совсем сухие…

― Он тебя обратно зовёт.

Рут истерично хохотнула. Таня заметила, как дрожали у неё пальцы, сказала примирительно:

― Да брось, Жень, ты не хуже меня знаешь, какие подонки попадаются, этот-то ещё…

― Ты ведь тоже считаешь, что я должна была спеть, да? ― вдруг резко спросила она, не глядя на Таню.

― Да я не…

― Да?

Таня пожала плечами: поведение Рутаковой было, действительно, ей не совсем понятно. Но осуждать или что-то советовать…

― Не знаю, ― честно ответила она. ― Возможно. Он бы понял, что ты правда не умеешь, да и отстал бы.

― Ты думаешь, я потому, что не умею? ― тихо спросила Рут, закуривая вторую, и, помолчав, добавила: ― Ты, Таня, где в начале войны была?

Танины ноги и руки совсем заледенели, но она не двигалась с места. Её не покидало ощущение: что-то должно случиться.