Страсть искажает все (СИ) - Михалина Юлия (читать книги полностью .txt) 📗
— Если откажусь? Раз все выяснилось, меня обязаны выпустить.
— Выяснилось? — Криво усмехнулся Вотан. — Сынок, ты, наверное, чего-то не понял. Об этой ситуации. — Неопределенно расчертив воздух руками. — Знаю я и Штормин. Я могу равно как помочь выйти отсюда, так оставить отбывать срок.
— А Игорь?..
— Шторм не пойдет против меня, прости.
— Да вы издеваетесь, что ли?! — Подхватившись, мужчина отбросил хлипкий стул в сторону и тот, от удара о бетон, разлетелся на две части. — Вы являетесь сюда, рассказываете какие козлы Ваши предшественники, что я зазря попал под раздачу, а теперь такое заявляете! Да чем Вы лучше остальных?!
— Ты прав. Наверное, ничем. — Поднявшись следом, согласился Одинцов. — Но мне нужна твоя легенда. Не потому, что так хочется или от нечего делать. Я верю, что это поможет взять опасных людей и спасти мою дочь. Когда все закончится, мы полностью очистим твое имя. Ты получишь хорошую должность в спецслужбе, восстановишься в звании и заслужишь еще звездочек. Но для этого надо потерпеть и поработать под прикрытием. Это порой сложно, но поверь, жить можно.
— Я так понимаю, у меня нет выбора?
Вздохнув, Олег зажмурился. В который раз осознавал, насколько безумна система. Ведомства, структуры, органы — всем и вся плевать на человеческий фактор. Ради достижения целей готовы идти на что угодно, любыми способами. Неважно, оборотни или честные, исполняющие свой долг — все как один ступают по головам. Одинцов, дочь которого неизвестно что переживает в борделе, не исключение.
Чернышевскому казалось, что будь на его месте, вместо ходьбы по кругу и просчетов игры, давно поехал в адский бордель и забрал Ритку. Многое еще представлялось иначе. Верилось, что, упрямо двигаясь к цели, не заискивая и не притворяясь, можно все решить гораздо быстрее. Принципы отчетливо сидели внутри. Но ради Ритки готов был на все. Наступить им на горло и согласиться на любую аферу, отдавшись в руки опытных кукловодов.
— Почему нет? — Фыркнул Одинцов. — Выбор есть всегда. Если тебе дорога Рита и хочешь помочь — соглашаешься. Если гордость сильнее остальных эмоций — можешь оставаться здесь и ждать. Возможно, справедливость когда-то восторжествует. — Шагнув к выходу, обернулся на мгновение: — Время на раздумья у тебя до завтра.
— Постойте! — Окликнул Чернышевский, шагнув к генералу. Когда тот вопросительно изогнул бровь, сквозь зубы выдавил: — Я согласен.
— Вот и правильно. Я догадывался, что ты умный парень. — Улыбнувшись, Вотан подал руку. — Добро пожаловать в команду.
— Давайте без громких фраз. — Скривившись, Олег пожал протянутую ладонь.
Вотан сдержал обещание. Уже на следующий день за Чернышевским закрылись ворота колонии с колючей проволокой. Пьянящее чувство свободы разом закружило голову. Полной грудью втянул воздух. Дышать стало легче. И хоть впереди много всего предстояло, жизнь снова заиграла красками. Хотелось навсегда позабыть серые каменные стены, сырость и гадкую похлебку на обед. Оставить в прошлом людей типа Тузика и Шныря. Забыть, как страшный сон кровавое убийство Туза и взгляд задыхающегося Волка. Содрать с руки ненавистную татуировку и вычеркнуть из памяти опостылевшее прозвище.
Хотелось… Много чего хотелось. Не позволили. Свобода оказалась недолгой. Тюремное заключение сменилось заточением в структуре. О том, что ради воли своей и Риткиной продался в рабство, не давали позабыть ни на секунды. Даже когда вышел за территорию тюрьмы не разрешили ненадолго остаться самому, свыкнуться с тем, что больше не зек.
Черный мерседес с тонированными стеклами дожидался через дорогу. Завидев Олега, посигналил. Обернувшись на секунды, чтобы навсегда оставить в памяти место, изменившее его, Чернышевский прошагал к машине. Как и догадывался, внутри ожидал Штормин.
— Ну че, брат, поздравляю с освобождением! — Улыбаясь во все тридцать два, поприветствовал Игорь.
— Спасибо. Хотя не уверен, что это свобода.
— Да брось ты! — Искренне удивился друг. — Михалыч мужик неплохой. Строгий, конечно, любит всех держать в ежовых рукавицах, но справедливый. Прорвемся.
— Ага, я убедился, какой справедливый. — Не без иронии хмыкнул Олег.
— Ладно, пора валить отсюда. Нам еще долгая дорога предстоит. — Щелкнув зажигание, Шторм ударил по газам, срываясь с места.
— Куда, если не секрет? — Наслаждаясь плавным скольжением автомобиля по дороге и скоростью, поинтересовался мужчина.
— В столицу, куда ж еще. Там у нас место дислокации.
— Понятно. А где этот твой генерал?
— В столице. У него дел разгребать вагон еще предстоит.
— Ну поехали, в столицу. Только это… — Олег неуверенно замялся. — Можно сначала куда-то заскочить перекусить? Жрать хочу, не могу. Со вчера кусок в горло не лез.
— Обижаешь! Конечно, можно! Сейчас накормим тебя, а то за казенными харчами небось забыл вкус нормальных продуктов. А пока… — Игорь полез в бардачок. Достав оттуда небольшую металлическую флягу, протянул Чернышевскому со словами: — Держи, выпей, наконец, хорошего коньяка. Тебе необходимо. Но чуть-чуть, а то после шести лет в завязке гляди срубит.
Недоуменно зыркнув на друга, мужчина принял презент. Всегда был равнодушен к алкоголю. И о чем-чем, а об этом за годы на зоне не вспоминал ни разу. При желании бывала возможность выпить. Другой вопрос, что не хотелось. Ни разу. Ни капли. Всегда считал алкоголь последним средством для решения проблем. Убитое время, сознание и херовое самочувствие как следствие всего. Толку?
Но открутил флягу и, не раздумывая, сделал пару коротких глотков. Терпкий аромат ударил в нос, вкус обжег горло и внутренности. За секунды каждая клеточка тела наполнилась необходимым теплом. Легче не стало. Тяжелые мысли не отошли на второй план. Но воспринимались проще. Вспыхнула надежда на лучше будущее. Поймав на себе одобрение Штормина, вновь приложился к бутылке. Еще пара глотков и, откинувшись к спинке кресла, прикрыл веки. Перед глазами снова она — Маргарита. Девчонка, без которой не жить…
2010 год
Распахнув веки, Чернышевский невидяще уставился на пузатый бокал, в котором плескались остатки янтарной жидкости. Поздние лучи уходящего солнца игриво отражались в дорогом хрустале. Солнце. Невиданная роскошь за последние дни. Осень окончательно вступила в свои права, затапливая столицу слезами. Что куда более сопоставимо с гребанной жизнью, чем эти нелепые лучи. Как насмешка. Как заигрывание. Огонек надежды, которой больше нет.
Противно так на душе. Внутри словно что-то сломалось. Задолбался. После шести лет тюрьмы не так отвратно себя ощущал, как сейчас. Устал до чертиков. Боролся за что-то, боролся, а все будто зря. Шесть лет чего-то ждал, куда-то спешил, к чему-то стремился. Справедливость, мать его. Кому нужна эта паршивая справедливость, когда самой близкой помочь не способен. Идиот несчастный.
Какого х*ена согласился на судьбоносное предложение Вотана? Но был ли выбор? Не виделось его. Ничего не виделось, кроме чертового призрачного спасения для Ритки. Что мог в одиночку, оставаясь за решеткой? Казалось, что под покровительством влиятельного чиновника из СБУ все станет по плечу. Тем паче в скорейшем положительном исходе дела были заинтересованы обе стороны. Казалось — месяц-другой и Ритка окажется на свободе. С ним, рядом. Тогда много что виделось иначе. В итоге?
Фыркнув, Чернышевский одним махом опустошил бокал. Огляделся безразлично. Мог ли предположить, что молодой борец за справедливость, осужденный за несовершенное и в итоге оправдавший клеймо убийцы, однажды окажется в такой роскоши. Что показное богатство станет обыденностью. Бутафорией. Реквизитом, установленным совершенно не к месту драмы, разворачивающейся в душе и в жизни.
Очередные шесть лет ушли в никуда. Короткая битва затянулась в долгосрочную войну. Неправильную и бессмысленную. Свобода оказалась мимолетным пшиком. Искрой что, не успев зажечься, погасла, затягивая глубоко во тьму. Но не унывал. Не сдавался. Ни разу за все эти годы. И когда упустили Маргариту, позволив оказаться в золотой клетке Рощина на безграничный срок. И когда гонялся едва не по всей стране за Сизым, чтобы поймать на крючок. И когда впервые пошел на сделку с совестью, превратившись в подставного игрока, криминального авторитета. И когда не выступил в открытое противостояние с Рощиным. Все ради дела. Ради будущего.
