Евангелие лжецов (ЛП) - Олдерман Наоми (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Она была в Иерусалеме прошлой весной. После того, как его не стало, после первого дня Пейсаха, когда не разрешается никакая работа, она услышала, что он не висел долго на деревянной раме. Ее сын Иермеяху принес ей эту новость. Один из богатых друзей Иехошуа подкупил стражников, его сняли и положили в гробницу.
Она много думала об этом день и ночь. Она вспомнила его слова: они — не семья его. Они не были теми, кого он звал, и не были они теми, с кем провел он последние дни. Но возможно ли, что умер он, не думая о ней? Не было ни жены, чтобы оплакать его, ни детей, чтобы несли дальше имя его. Все его принадлежало теперь друзьям его, и выходило так, что смертью он вернулся в свою семью.
И тогда она сказала своим сыновьям пойти в гробницу, взять тело его и отнести к холмам и там похоронить его в земле. Она подумала: пусть не достанется он воронам. Он будет похоронен в той же теплой земле, которая, однажды, примет и мои кости, а до того, я буду знать, где лежит он, и эта мысль утешила ее.
Шимон, самый добрый из всех сыновей, попытался солгать ей.
«Мы нашли тенистое место для него в оливковой роще», сказал он, когда они вернулись.
Но когда она стала допытываться, в каком точно месте, и когда она спросила, чтобы они отвели ее туда же, чтобы могла она запомнить, то их история не вышла правдой.
Они не нашли его. Тела не было. Забрали, как предположили они, друзья в какое-то особое место для захоронения.
Даже после смерти они не вернут ей его. Она не хотела говорить своим сыновьям о своем самом худшем страхе: тело будет у римлян, и она снова увидит его на крепостных стенах Иерусалема — черное, окровавленное, в дырах от птичьих клювов, гниющее.
Она покинула Иерусалем в тот же день и не смотрела, есть ли тела на стенах, и не спрашивала об этом, и приказала себе, что ее сыновья были правы, и друзья воздали его телу последние почести.
Было так, словно его и не было никогда. Словно первый сын был странным сном, не оставившим ни единого следа. Ни вспаханного поля, ни оплакивающей жены, ни внука и ни внучки. Никто в городе не говорил о нем. Ее собственные дети пытались позабыть его. Было так, словно она никогда не рожала своего первого сына, пока в Натзарет не пришел Гидон.
Он уходит, как они решили заранее — в приближении Праздника Семи Недель, когда крестьяне отправляются в Иерусалем с повозками, полными первых плодов земли. Он будет незаметен среди путников.
Она нарассказала ему историй. В некоторых была правда: любопытство у маленького Иехошуа, и его интерес к учебе, и как удивлял он иногда взрослых своими вопросами. Во многих — ей бы хотелось, чтобы случилось, ей бы очень хотелось, чтобы случилось. Она дает ему твердый сыр и хлеб, и засушенные фрукты, и его заплечный мешок пузырится едой, и она представляет себе еще один полный мешок у него за спиной — с историями, которые он расскажет, с историями, которые он расскажет друзьям в Иерусалеме и по всей стране.
«Я вернусь», обещает он, «когда станет не так опасно для тебя».
Она ничего не говорит в ответ, потому что она — старая женщина, и не ожидает увидеть тот день, когда все станет не так опасно.
Она обнимает его, как сына, и он поворачивается и уходит.
Она смотрит ему вслед, пока он не исчезает из виду. Если придут солдаты, то она скажет: он обманул меня. Он солгал. Не было у него жалости к разбитому горем сердцу матери.
И, возможно, они поверят, а, возможно, и не поверят. Это, как скорпион, думает она, потирая правую кисть руки левой. Как только родится ребенок, то предыдущая жизнь матери заканчивается, и самым важным становится лишь как позаботиться о ребенке, как защитить его. И остается оно в ней, пусть малостью, даже после их ухода.
Она поворачивается. Дети скоро проснутся, и маленький Иов потребует завтрака. Почти четвертый час после восхода, а она еще не занялась хлебом. Она возвращается к своей работе.
Иехуда из Кериота
На рынке во время Пейсаха он узнает из разговора, что он мертв.
Он рассматривает масляную лампу из глины с голубой мозаикой из Тарниша. Ларек неподалеку продает спелые дыни, и там две женщины с покрытыми, как заведено приличиями, волосами обсуждают восстание в Иерусалеме в прошлый Пейсах. Нет никакой нужды обсуждать, но возвращение сезона и празднества дают повод разговорам. Одна женщина с желтым платком с обшитыми краями знает больше другой. Когда он приглядывается к ней, то, как ему кажется, он вспоминает, что она — сестра жены одного раввина, который присоединился к ним в последние недели. Похоже.
«Печально», говорит она, «что столько многим пришлось бежать. Или брать другие имена». Она называет нескольких прошлых знакомых, чьи лица она больше не ожидает увидеть никогда. Бывший сборщик налогов Маттисяху сбежал на юг, в Африку, молодой Иермеяху — в Египет, Таддаи — в Сирию. О других она ничего не слышала, а если и слышала, то лишь совсем неясные слухи. Он замирает, чтобы прислушаться. У нее — больше новостей, чем знал он о своих друзьях.
Женщина, кажется, хорошо информирована. И в какой-то момент она даже намекает, что кто-то из ее знакомых находится здесь в Кесарии, пишет и получает письма от разбежавшихся последователей. Он тоже слышал, что тут есть бунтовщики, потому что Кесария — римский город, столица региона, место пересечения торговых путей, и из-за этого — хорошее место для всевозможных заговоров. Но насколько малого добились они, если совсем неопасно для нее упоминать имя Иехошуа на рыночной площади. Никто не опасается тех, кто следовал за ним.
Женщина качает головой: «Еще столько много матерей не ведают, что сталось с их сыновьями. И Иехуда из Кериота мертв, конечно. Он бросился с крутой скалы на каменное поле. Или, как кто-то еще говорил, его сбросили». Она пожимает плечами.
«Где ты услышала это?» спрашивает он, не успев подумать, насколько мудрым было задавать подобный вопрос.
Женщина смотрит на него с любопытством. На нем тонкие одежды, лицо без бороды, волосы чисто подстрижены. Он не похож на того, кто стал бы их слушать. Они скромно потупились в землю.
«Я…» говорит он, «мне был интересен тот человек в одно время. Очень занятное учение».
Он хорошо выучил подобные выражения. Они легко приходят к нему на ум.
Женщина, у которой только что было столько много слухов, открывает и закрывает рот, но не произносит и звука.
Наконец, она говорит: «Лишь слухи, господин. Мой брат моряк, он рассказывает все эти истории. У нас нет ничего общего с предателями Кесаря».
Тон ее голоса — просящий.
Он кивает головой и улыбается, уводя свой взгляд от них в сторону. У него нет никакого интереса в том, чтобы пугать их.
Другая женщина тут же решает, какую дыню выбрать, и быстро покупает. Они уходят, пробормотав прощальные слова, глядя вниз. Сколько же в их других лоскутах новостей было прямой лжи или пересказов недослышанных историй?
Он вертит глиняный светильник рукой. Он представляет, как бросит его об пол, как разбрызгается масло, разнося расползающимся пятном по твердой земле запах. Через какое-то время до него доходит, что он вспоминает бутылочку благоуханий, разбитую о землю, и то, как комната задохнулась ее ароматом.
Ему хочется обдумать, что он только что услышал. Ничего из сказанного женщиной может быть правдой, или только частью правды, но если эта история ходит между тех, кто знал его друзей, возможно, пришло время перестать прятаться. Возможно, он должен найти их, рассказать им, что он жив, попытаться обьяснить себя.
Он медленно идет домой, выбирая путь подлиннее, к западу мимо порта. Корабли и лодки работают там неуставая. Даже по Субботам, даже в праздники, люди из пятидесяти стран грузят и разгружают корабли. Корзины со свежей рыбой, инжир с плодородных садов севера, масло и благовония из заморья, рулоны дорогих материй, красивые камни и драгоценности для женщин, даже серебряные зеркала и гребни из слоновой кости для тех, кто может позволить их купить. Кесария — богатая.
