Не покидай меня - Климова Анна (книги хорошего качества .txt) 📗
Ира все время ощущала на себе взгляды Виктора. Кузен Лени был из тех молодых людей, которые очень заняты собой, находя в самом себе неисчерпаемые залежи приятного, все оправдывающего эгоизма. Вероятно, Виктор много мечтал. О свободе и деньгах, о машинах и красивых женщинах. И если для одних мечты были побудительным мотивом энергичнее работать локтями и головой, то для него — приятной дымкой, сюжетом, темой очередной релаксирующей медитации в ванной. Ира, гордившаяся своей способностью разбираться в людях, присматривалась к Виктору какое-то время. Не потому, что он представлял для нее какой-то интерес, а по нужде, которая обязывала знать человека, переступающего порог ее дома. Леня принимал кузена, несмотря на тонкие намеки жены, что этот человек ей не совсем по душе. И этот ее пристальный взгляд, не искаженный родственной симпатией, говорил Ире о многом. Скорее всего, Виктору нравилось чувствовать себя «наблюдателем» за муравьиным копошением людей на навозной куче жизни. Ему очень импонировала эта роль, грела отсутствием обязательств и сильных привязанностей. Плыть над суетливой, беспокойной толпой этаким снисходительным господином, никому и ничего не обязанным объяснять. Вот к этой мечте Виктор стремился больше, чем к дорогим игрушкам вроде машин и женщин. Он не рисковал упражняться в остроумии по отношению к Ире, однако Леню изводил с самого детства. Она видела в Викторе необъяснимую, раздражающе неуловимую угрозу, характер которой определить не могла, как ни старалась.
— Леня тебе говорил, что ты сегодня замечательно выглядишь? — чуть склонился к ней Виктор в то время, когда Лиза разливала ароматный гаспачо.
Какой мудацкий вопрос, заданный тоном ловеласа в неподходящее время и в неподходящем месте! Кем, интересно, он себя воображал? Что за тайные страстишки копошились в его язвительной душонке?
Ира не сочла нужным отвечать и занялась своим гаспачо. Тем более что суп был выше всяких похвал.
— Ах, эта удивительная способность ставить человека на место, даже не открывая рта, — со злой иронией шепнул Виктор, стараясь, чтобы его не услышала Виктория Павловна, как раз благодарившая собравшихся на их скромный семейный праздник.
— Назойливые комары, как правило, долго не живут, — ответила Ира. — К тому же советские пионеры жили по принципу: когда я ем — я глух и нем. Дарю!
— Хамство не красит женщину… — он почти касался подбородком бретельки ее платья.
— Как джентльмена не красит неумение сидеть с закрытым ртом, когда его просит об этом леди, — парировала Ира, ощущая на себе вопросительный взгляд Лени.
— Ты — не леди, — зло пробормотал Виктор.
После пары тостов во здравие виновников торжества и приличной паузы оживился хозяин дома. Олег Иванович вообще поражал сегодня своей живостью. Ира подозревала, что он снова начал тайком лакать что-то из своего тайника в библиотеке.
— Знаете, друзья мои, к слову о потере такта… Смотрел недавно сериал «Достоевский», и там это ну настолько явно! Девушка, женщина, например, влюбляется в Достоевского. Ах, ах — какой писатель, какой необычный, какой неординарный и удивительный человек! Говорят уважительно, с полагающимся тактом, а после… н-да, сталкиваясь с человеком, с его особенностями, привычками, склонностями, забывают обо всем! О всякой необходимости некоторого, скажем так, пиетета… Решительно все отметается! Не говорю, что сериал этот — документальное фиксирование истины. Но ситуация-то знакома!
— Ну, папа, тебе ли жаловаться на пиетет? — сказал Леня, выпивший второй бокал вина, несмотря на строго-удивленные взгляды, бросаемые матерью в его сторону.
Ира даже чуть не поперхнулась, так неожиданно и дерзко это прозвучало. «Леня, Леня, не буди спящего тигра…» — хотелось шепнуть ему на ухо.
— Да. Виктория Павловна — святая женщина. Совершенное создание во всех смыслах. И мы понимаем друг друга с полуслова. Мы в браке уже сорок семь лет. Разное мы испытали, через многое прошли… Однако в чем же секрет такой гармонии, дорогие мои? — Олег Иванович обвел всех своими красноватыми выпуклыми глазами. — В такте! В непреложном соблюдении дистанции, в правилах, которые упорядочивают супружеские отношения, не позволяя внешнему хаосу вторгнуться в этот дом. — Его сухой палец постучал по краю стола, от чего слегка звякнули бокалы.
— Олег Иванович, — впервые разомкнула чуть подкрашенные губы Виктория Павловна. — Право, это, вероятно, не совсем интересно нашим гостям.
— Нет, это очень любопытно, — заговорил пришлый Дмитрий Владимирович. — По правде говоря, я восхищен вами и вашим домом. Беда наша в том, что мы не умеем уважать личность! Не умеем уважать пространство друг друга!
Ира видела в нем барахтающегося книгоиздателя, за плечами которого как минимум один развод и пара финансовых крахов. Он был опрятен, но очевидно, что опрятность эта наведена на скорую руку, порывом, усилием. Дряблое его лицо и тусклые глаза совсем не украшала бородка. Она была совсем лишней.
Лиза в это время начала разносить горячее — пасту с соусом болоньезе.
— Мы не умеем держать язык за зубами тогда, когда это надо! — продолжал книгоиздатель. — Не умеем отходить в сторону. Не умеем держать себя в рамках приличия. В большинстве своем наш народ — варвары, не замечающие этого с детской непосредственностью. Вот вам случай! Еду однажды в метро. Входит молодой человек слегка за тридцать. Естественно, хватается за поручень. Разумный человек. Я оказываюсь прямо напротив его подмышки. Жаль, что у меня нет полезной привычки носить с собой противогаз. Иногда он может спасти жизнь. Мужик мне буквально тычет в нос свою подмышку! Отодвинуться не получалось (утром, сами понимаете, это очень проблематично), поэтому пришлось размышлять о том, отчего в отдельно взятой семье мужика был навсегда утерян рецепт принятия ванны или, на худой конец, пошлейшего душа? Странно. Люди если что-то теряют, всегда интересуются: «Вы не находили, случайно, инструкцию о том, как правильно намылить себя мочалкой?». Кто-то меня упрекнет в придирчивости: «А вдруг у них горячую воду отключили!». Все может быть, господа! Город — место непредсказуемое. Но судя по стойкому кислотно-аммиачному запаху из подмышки, мужик явно не мылся всю жаркую неделю. Второе, за это время можно было бы помыться и холодной водой (да, сам так не делаю, но я не образец для подражания). В крайнем случае, в каждой семье есть ведерко, в котором можно согреть воду. Это разумно. Это уважение к себе. И к людям. А если ты утром в понедельник вперся в общественный транспорт с вонючими подмышками без смущения, то диагноз будет только один. Ты — свинья. Знаете, меня всегда удивляли такие люди. И всегда ставили перед выбором — отвечать на протянутую руку или нет? А все потому, что у многих из этих типов нет привычки мыть после туалета руки. В любых случаях, уверяю вас! Выходит и еще застегивается на ходу. «О, здорово!» — рука вперед. «И вам не хворать, — говорю в таких случаях. — Извини, только что руки помыл, мокрые». Да… Наверное именно из таких потом выходят засаленные старики. О! Это удивительное племя! Поясняю. Наш город — туристический. В смысле — иностранцы часто на глаза попадаются. В основном империалистические пенсионеры и пенсионерки. Чистенькие, холененькие, подтянутые, в аккуратных очечках, с хорошими зубами и надушенные. И мне страшно любопытно, почему наши после сорока лет перестают следить за собой? К шестидесяти годам это — невнятная тушка с отвислым животиком, с плохими зубами, плохим запахом вообще, в неряшливой одежде, с очками, замотанными скотчем. Мужички за пятьдесят в массе своей все такие. Живут в сальном коконе безнадежности. Женщины еще стараются. Красятся, брызгают себя «Шанелью» или аналогами из магазинов. Ну ладно совсем уж пенсионеры. Понятно. Денег не хватает. Хотя, с другой стороны, неужели пенсионеру так сложно простирнуть свои шмотки? Неужели не хочется ходить в чистом?! Вот что меня поражает! Пусть в старом, залатанном (хотя это уже бомжи), пусть в секонд-хенде, но в чистом, выстиранном и выглаженном!!! Или стиральные порошки, мыло — это разорение, которое пробьет невосполнимую брешь в пенсионном бюджете?! Не поверю ни за что на свете! К тому же у всех же теперь есть стиралки и утюги! Или я чего-то недопонимаю? Лень, нечистоплотность, неразборчивость в еде — и вот к шестидесяти годам наши старики превращаются в совершенные развалины. Это единственное объяснение. Других нет. А все идет от этой вонючей подмышки тридцатилетнего болвана, которому уже плевать на себя и на всех остальных.
