Святая грешница - Нуровская Мария (читать книги онлайн .TXT) 📗

Как-то утром, после нескольких неудачных попыток, мы пили шампанское. Оба были голые. Он встал, чтобы вынуть из мундира папиросы, а я уселась на диван, широко расставив ноги. Я смотрела на него с холодной усмешкой, а он не мог оторвать от меня глаз. Его взгляд становился все более жаждущим и наконец превратился в молящий. Эсэсовец встал передо мной на колени. Я почувствовала прикосновение его языка, сначала несмелое, а потом все более настойчивое. Он походил на безумного — метался у меня между ног, плакал, рыдал. Я тогда не отдавала себе отчета, что на самом деле с ним происходит. Чувствовала, как он мучается, но не могла измерить его боль. Я с презрением смотрела на него. Он старался заслонить от меня свой жалкий оргазм, но я продолжала смотреть. Бездумно провоцируя немца, не ощущала границу, за которую могу перейти. Если бы только знала, чем угрожает мне эта ситуация… Но я и не могла знать. Свой первый оргазм я пережила с тобой в том деревянном доме, в деревне. А тогда… Вера объяснила мне, как нужно притворяться, чтобы доставлять удовольствие «гостям». И снова оглядываю побежденного, пресмыкающегося у моих ног немца. А он, капитулировав, припал губами к моим босым стопам, как будто искал спасения в этом кусочке тела…

В середине июля сорок пятого года мы уезжали в Варшаву, со слезами распрощавшись с пани Цехной и ее мужем. Кроме стычек, которые возникали только из-за нашей с тобой связи, в целом нам удавалось уживаться. Для меня и Михала минул ровно год, ведь мы приехали в июле. У меня были свои причины, чтобы любить это место. Тут зарождалась наша взаимная любовь, потому что моя возникла раньше. Как только мои глаза увидели тебя. И это не пустые слова, это правда. С первой же минуты начался отсчет моей любви… Здесь я скучала о тебе, здесь за тебя боялась. Часто отправлялась на прогулку дорогой, ведущей к станции, в надежде встретить тебя. Проведывала дикую грушу, у которой когда-то мы отдыхали. Я специально ходила к ней. Иногда брала с собой Михала.

— Почему снова к груше? — спрашивал он меня.

— Ну, ведь она стоит там одна.

— Ты считаешь, что дерево может думать?

— Я уверена в этом.

Он серьезно посмотрел на меня и ни о чем больше не спросил.

Лошадка, запряженная в повозку, везла наш багаж, а мы втроем шли пешком. Около груши я и Михал задержались.

— Вы почему остановились? — спросил ты.

— Мы должны попрощаться с грушей, — ответил мальчик. — Знаешь, папочка, ведь деревья могут думать!

Какая жизнь ожидает нас? Чужие люди за стеной. Что им известно о тебе? Ничего хорошего в этом быть не могло. Но ты сказал: мы попробуем жить нормально. Сходил к профессору, который принял отдел в клинике. Он был рад, что ты остался в живых. Я тогда промолчала, но при случае ввернула:

— Как же ты расхваливаешь своего профессора, ведь он еврей.

Ты усмехнулся:

— Тебе не приходилось слышать, что у каждого антисемита есть свой любимый еврей?

Я вполне разделяла твой юмор.

Странно было видеть на дверях нашей квартиры две таблички рядом: «Портной Иосиф Круп» и «А. В. Кожецы». Кем я была, стоя впервые около этих дверей, и кем стала теперь, спустя год? Конечно, это два разных человека. Преемственность в моей личности обеспечивало чувство, которое я испытывала к тебе и Михалу. Оно было своего рода документом, удостоверением моей личности. После войны я решила вернуть свою настоящую фамилию, но в результате нашего ночного разговора поняла, что должна буду оставить все как есть, может быть, даже навсегда. Во всяком случае, до тех пор, пока мы будем вместе. А это «без тебя» означало также что-то вроде «без меня». Значит, называться Кристиной Хелинской я как бы приговорена. Ты спросил, что с моей семьей. Не моргнув глазом ответила, что моих родителей нет в живых, а я была у них единственным ребенком. С более далекой родней мы не поддерживали контактов. Ты почему-то сразу поверил. Но как объясняться с теми, кто будет выдавать мне новые документы? Они могут задать более трудные вопросы. Я боялась этого, но все прошло очень гладко. Я получила удостоверение личности, предъявив метрики той Хелинской. Не знаю, принадлежала ли кому-то в действительности эта фамилия. В телефонной книжке нашла таких несколько, была даже с именем Кристина. Я всегда могла сказать, что я одна из Хелинских. Тем не менее тезка меня испугала, а вдруг это ее метрика… Как-то я позвонила и, представившись вымышленным именем, попросила Кристину Хелинскую.

— Я у телефона, — раздалось в ответ.

Хотелось сразу бросить трубку, но я все же пересилила себя.

— Извините, ваших родителей зовут Целина и Вацлав? — спросила я, стараясь говорить спокойно.

— А в чем дело? — не очень вежливо поинтересовалась женщина.

Я, однако, пошла дальше:

— Видите ли, в чем… я ищу Кристину Хелинскую, дочь Целины и Вацлава.

— Вы ошиблись, — ответили мне и бросили трубку.

Потом я даже хотела поехать в Ломцу, но в конце концов успокоилась. Эта проблема отпала, правда, появилась другая. Я боялась выходить на улицу, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из старых знакомых. Как Эльжбета, я пропала с их глаз, когда мне было немногим больше пятнадцати. Но тот, кто хорошо знал меня, узнал бы и теперь. Например, мать… Может, я должна изменить цвет волос или носить очки, думала я. Хотя это выглядело бы немного по-детски. Ты ведь знал, что у меня хорошее зрение, а крашеные волосы воспринял бы с опаской. Мне не хотелось совершать действия, которые вызвали бы у тебя подозрение. И без того было достаточно что скрывать. Страх не покидал. Всякий раз, когда мы вместе выходили из дома, у меня начинало колотиться сердце. Каждый звонок в дверь заставлял паниковать. На счастье, к нам никто не приходил. В наш звонок иногда звонили по ошибке, обычно кто-то из клиентов портного. Однажды я открыла женщине, которая должна была сыграть немалую роль в нашей жизни. В свое время она являлась секретарем одной очень важной личности.

Портной выглядел как с картины художника: толстый живот, подтяжки, на шее сантиметр. Носил пенсне, сползавшее на кончик носа, когда он разговаривал, семья портного — их было шестеро: он, жена, двое сыновей и две дочери — ютилась в большой комнате, часть которой занимала мастерская. Другие соседи были какие-то странные, как будто не супруги. Но с ними жили дети — две перепуганные девочки, кажется даже, близняшки. Они тоже занимали одну комнату. Мы оказались в лучшей ситуации только благодаря твоей сообразительности. Ты показал, что мы с тобой не состоим в родственных отношениях, поэтому я получила одну комнату, а вы с Михалом — другую. Еще в квартире находился маленький чуланчик при кухне. Странный сосед держал там велосипед, а портной манекены. Квартиры была большая, свыше двухсот метров, но при такой перенаселенности просто лопалась по швам. К тому же кухня, туалет и ванная — общие. Иногда я даже не могла себе представить, что раньше тут было совсем по-другому и мы с Михалом жили только вдвоем. Мышление стало уже послевоенным, одно только слово: метраж… Когда ты возвращался домой с дежурства, все во мне переворачивалось из-за шума в соседней комнате. Один из сыновей портного врубал на полную мощность свой «Пионер» и на мои просьбы сделать потише, поскольку муж спит, пожимал плечами и говорил, что он у себя дома. Временами его сдерживал отец:

— Геня, сделай потише, с соседями нельзя портить отношения.

Иногда Геня слушался, а иногда нет, в зависимости от настроения. Эта всеобщая теснота, так не похожая на нашу жизнь в деревенском доме, была просто кошмаром. Но я чувствовала себя счастливой, потому что мы были все время втроем. Еще более счастливой я ощущала себя, когда мне удавалось повернуть выключатель с надписью «мое прошлое». К сожалению, он включался достаточно часто.

Михал начал ходить в школу. Но учиться со сверстниками ему было скучно! Ты пошел к директору, и после долгих споров мальчика перевели сразу в третий класс. Вообще-то его знания позволяли ему сразу идти в лицей. Но разве можно было семилетнему ребенку это позволить! В третьем классе ему тоже было немного скучновато, но, будучи младше всех на два года, Михал должен был соответствовать одноклассникам в физическом развитии. Занятия спортом отнимали у него много времени. Он начал качать мышцы на дворовой площадке: натер себе пузыри на руках, чуть было не получил заражение крови.