Соблазни меня - Уоррен Нэнси (книга регистрации .txt) 📗
Контракт обычно заключался на таких условиях: никакого результата — никакого вознаграждения. Иногда Дункану везло, иногда нет. Поиск отнимал массу времени, не говоря уже о том, что не каждое правительство шло навстречу частным расследованиям, криминальный элемент норовил сесть на хвост, а галереи закрывали глаза на нечестные сделки прошлого. Иными словами, в его занятии присутствовал определенный элемент альтруизма, иначе не стоило за него и браться. Кроме того, к Дункану обращались после ограблений, и он чаще всего преуспевал в возвращении украденного. Так, например, он вернул английскому аристократу фамильный портрет кисти Ван Дейка.
Отчасти подобное занятие напоминало долгий и кропотливый процесс складывания мозаики, но не в безмятежной домашней обстановке, а среди опасностей и интриг, насыщая тем самым тягу к авантюризму, а заодно принося доход. Дункан не скопидом, но и не бессребреник.
Припомнив собственных предков, Дункан невольно улыбнулся. Он на правильном пути. Немногие в его семействе могли этим похвастаться. Так, наследственная ловкость рук помогла ему проникнуть в подвал на Бермудах, где он нашел спрятанное там незаконно приобретенное полотно.
В тот раз, правда, не все прошло гладко. Воспоминания о проделанной авантюре пробуждали неприятные ощущения в бедре. Выбираясь с виллы со скрученной в рулон картиной, Дункан слегка нашумел и как результат — нарвался на пулю. Можно сказать, еще повезло. Как-то обернется затея с возвращением Ван Гога? Впрочем, как бы ни обернулась, главное — отыскать пейзаж. Шутка ли, десять лет бесплодного поиска!
Дункан прикинул третью возможность и задался вопросом, приходила ли она в голову кому-нибудь, кроме него.
Что, если Фрэнклин Форрест присвоил картину и увез в Америку под видом нестоящей копии, по случаю приобретенной в сувенирной лавке Лувра? Пейзаж «Оливы и фермерский домик» написан Ван Гогом в последние годы жизни, когда он создавал шедевр за шедевром с маниакальной поспешностью, словно зная, что дни его сочтены. У Дункана есть черно-белый снимок пейзажа, сделанный еще в те годы, когда цветной фотографии не существовало. От времени оборотная сторона пожелтела, а сам снимок приобрел тусклый серый налет, но как раз такой вид и подзадоривал. Хотелось взглянуть на оригинал во всем его великолепии, со всеми красками жаркого лета южной Франции.
Если полотно хорошо сохранилось, его стоимость трудно себе вообразить. Десятки миллионов, не меньше!
Замечтавшись, Дункан не сразу обнаружил, что Петуния-стрит, на которую он повернул, тупиковая. Пришлось разворачиваться.
Надо не упускать из виду Алекс, хотя бы потому, что она может навести на Ван Гога. В дальнейшем он так и поступит. Ее нужно оберегать, ведь убийца Плотника разгуливает на свободе.
Как же к ней подступиться? Самый легкий и приятный способ — уложить в постель. Хорошо, что она не воплощенная невинность, как по штату положено библиотекарше. Горячая штучка, ничего не скажешь! Когда он держал ее в объятиях, он почувствовал в ней огонь, обещание. В тот момент он забыл обо всех краденых полотнах. Кто бы мог подумать, что такие водятся в захолустье! Скорее всего, она здесь главный предмет сплетен. А вот его веселая семейка наверняка бы ее одобрила.
Дункан опять задумался и чуть не прозевал нужную улицу. Указателя тут не висело вообще, но какой-то остряк прикрепил к дереву детский рисунок — корзину цветов за подписью «наша Примула-авеню». Улица оказалась небольшой, и номер не пришлось долго высматривать.
Для начала Дункан медленно проехал мимо. В доме явно никто не жил, хотя и регулярно выкашивал вокруг него газоны. Центральное окно верхнего этажа слабо освещалось — видимо, кто-то забыл выключить свет на лестничной площадке (или оставил нарочно, от незваных гостей). На веранде у парадной двери к полу прилип вверх ногами сделанный из газеты самолетик.
Чтобы не привлекать внимания, Дункан не стал возвращаться, а объехал блок и осмотрел дом с торца. Здесь гардины на окнах отдернуты, но за ними царила тьма.
Хотя соседние дома располагались довольно близко, на всех освещенных окнах жалюзи были опущены и плотно задвинуты, что обнадеживало. Дункан припарковал машину под развесистым деревом и вернулся к дому пешком. Отправляясь «на дело», для пущей маскировки он выбрал черные джинсы, черный свитер с капюшоном и разношенные кроссовки. По опыту зная, что таиться и прятаться — себе дороже, он уверенным шагом прошагал прямо к парадной двери. Никаких сердитых окликов не последовало, и замок даже не подумал бросить вызов его мастерству взломщика. Ничто не загудело, не взвыло, не замигало — сигнализацией тут и не пахло.
Несколько разочарованный тем, что не удалось блеснуть, Дункан проник в дом, тихонько прикрыл за собой дверь и замер, прислушиваясь. В доме стояла мертвая тишина (подумав так, он невольно поежился). Запах подтверждал первое впечатление заброшенности — пахло непроветриваемым помещением, пылью и отчасти старым человеком.
— Куда ты его запрятал, старый пень? — спросил Дункан в полголоса.
Само собой, ответа не последовало. Тишина словно с каждой минутой углублялась, могильная тишина дома, который утратил хозяина.
Несколько минут Дункан стоял на месте, привыкая к тишине и запахам, потом достал из кармана фонарик. Тонкий луч описал в кромешной тьме круг. Он находился в холле, просторном и мрачном, весьма характерном для викторианского стиля.
Дверь направо вела в гостиную. Дункан начал поиск с осмотра картин на стенах (могло ведь статься, что Фрэнклин Форрест выставил добычу на всеобщее обозрение, отлично зная, что никто не заподозрит в случайном полотне бесценный оригинал). Будь оно так, Дункан зауважал бы старика. Нечасто встретишь вора с чувством юмора и стальными нервами.
Увы, в гостиной нашлись лишь унылые гравюры викторианской эпохи. Единственная картина маслом того же периода — очевидный предмет гордости хозяина, так как красовалась в центре, над каминной полкой. Эффект, однако, полностью нивелировался вышивкой с двойным сердцем и слюнявой цитатой из какой-то песенки, висевшей сбоку, над пухлым стулом с цветастой обивкой и в пару ему скамеечкой для ног.
В надежде обнаружить сейф Дункан заглянул под каждую картину. Ничего. Тогда, заслонив рукой свет, он прокрался в столовую, окна которой выходили на улицу. Там над антикварным буфетом висело превосходное полотно середины XVIII столетия, но импрессионистами даже не пахло.
В противоположной части нижнего этажа находились жилая комната с телевизором, большая кухня, забитая таким старьем, что могла бы служить декорацией к фильму о 1950-х годах, и нечто среднее между библиотекой, студией и кабинетом старого холостяка. Здесь все еще витал аромат трубочного табака.
В душе у Дункана шевельнулась жалость. Должно быть, именно в этой комнате старикан проводил большую часть времени — она ощущалась более обжитой. Во всяком случае, не настолько безликой, как другие помещения. Зажечь бы свет, но Дункан поостерегся. В большом городе мало кто знает имена соседей и уж тем более не интересуется тем, кто бродит ночью по их квартире. В захолустье все знакомы друг с другом. Более того, каждый в курсе чужих семейных дел.
После осмотра стен Дункан прошел к солидному дубовому столу и выдвинул верхний ящик. Дальше дело не пошло — снаружи послышался хруст гравия под колесами подъехавшей машины. С приглушенным проклятием он выключил фонарик. Оставалось надеяться, что кому-то просто понадобилось развернуться.
Однако вскоре хлопнула дверца. Не в силах поверить в подобное невезение, Дункан замешкался в кабинете. Через пару минут послышался скрежет ключа в замке — знак того, что путь к отступлению отрезан. Он затаился за ветхим кожаным диваном. Кому еще могла прийти в голову мысль наведаться ночью в дом Фрэнклина Форреста?
Алекс закрыла за собой дверь и немного постояла в холле, охваченная печалью и окруженная призраками прошлого, не теми, которых стоит бояться, поэтому страха она не чувствовала. Дедушка жил здесь почти всю жизнь и здесь же умер, в точности как мечтал.
