Долина забвения - Тан Эми (библиотека электронных книг TXT) 📗
Меня трясло. Я не понимала смысл написанного. Сбежав по лестнице, я обнаружила, что кули исчез. Я бросилась вдоль аллеи, потом по Нанкинской улице. Я ругалась и плакала. Когда через два часа я вернулась домой, за столом с угрюмыми выражениями на лицах сидели Даннер и Золотая Голубка. Они уже прочитали письмо несколько раз, чтобы понять смысл каждой фразы.
— Это похищение ребенка, — сказал Даннер. — Первым делом с утра мы должны отправиться в американское консульство.
Но через мгновение на его лице проступил ужас. Из-за радости, что семья Лу Шина наконец нас признает, мы забыли зарегистрировать Тедди в консульстве в качестве нашего сына. Как мы можем заявить о пропаже ребенка, которого никогда не было в их записях? Лу Шин, должно быть, уже записал Тедди на себя.
Я лежала в постели три дня и не могла ни есть, ни спать. За Вайолет ухаживали Даннер и Золотая Голубка. Я обдумывала все, что произошло. Я чувствовала опасность. Я должна была поехать с Лу Шином хотя бы до его дома. Нужно было нанять экипаж и проследить за его кули. Я боролась с мыслью, что Лу Шин с самого начала добровольно участвовал в этом замысле. Наконец-то он смог избавиться от меня — своей проблемы: американской девчонки, которая никогда не поймет, что значит быть китайцем. Он не любил ни меня, ни Вайолет.
Даннер горевал почти так же сильно, как я. В маленьком Тедди для него воскрес его старый друг, а теперь он потерял их обоих. Вместо того чтобы с жадностью поглощать еду, он вообще перестал есть. Золотая Голубка решила найти Тедди и заверила меня, что ей это удастся. Она опрашивала своих подруг в цветочных домах, не знает ли кто-нибудь из них человека по фамилии Лу, который работает в Министерстве иностранных дел. Ей ответили, что есть десять тысяч семей с такой фамилией. В каком отделе министерства он работает? Сейчас слишком много иностранцев, и ими занимается обширный штат людей. Какое у тебя к нему дело? Почему ты хочешь его найти?
Когда я чуть пришла в себя и покинула постель, я прижала к себе малышку Вайолет, боясь, что та тоже может исчезнуть. Она попыталась высвободиться. Я поставила ее на пол. Малышка протопала к стопке книг и свалила их на пол. Она оглянулась и вопросительно посмотрела на меня. Я заставила себя улыбнуться. Для нее еще не существовало ненависти, предательства и лживой любви.
@@
Через месяц после того, как мы потеряли Тедди, Даннер со стоном поднялся из-за стола и пожаловался на несварение желудка. Он лег спать около десяти вечера. Но так и не проснулся.
Мое сердце было слишком истерзано, чтобы прочувствовать горе, вызванное его смертью. Я не могла ощутить еще больше боли, чем уже ощущала, и отказывалась признаться себе в том, что для меня значит его потеря. Но шли дни, и давящая пустота в сердце все возрастала. Где мужчина, который подарил мне всю доброту своего сердца, свой дом, свое сочувствие и любовь? Он вместе со мной верил в мои надежды, переживал поражения, испытывал ярость и горе. Он подарил нам с Вайолет законный статус. Он снабдил меня защитой, чтобы я была сильной и двигалась вперед. Даннер стал мне отцом, о котором я всегда мечтала. Мне нужно было сказать ему об этом. Мы были его маленькой семьей, которую он всегда хотел иметь. Мы принадлежали ему, а он — нам. И он знал об этом.
Когда я сообщала о его смерти в американское консульство, я обнаружила, что все имущество Даннера перешло ко мне — и дом, и картины, и мебель со всеми кисточками на ней. Я была его женой, а теперь стала его вдовой. Он не забыл и о Золотой Голубке. Арендную плату, которую он с нее взимал, он клал на банковский счет, открытый на ее имя. Она предложила мне выплачивать обычную сумму аренды, чтобы остаться в доме и обслуживать клиентов. Но я попросила, чтобы она жила у меня как гостья, и она ответила, что я ей больше чем сестра. И хотя я унаследовала дом, на ежедневные расходы нам осталась совсем небольшая сумма. Мы уже потратили большую часть сбережений на похороны Даннера. Он жил на то, что каждый месяц продавал одну-две картины, и он всегда долго размышлял, с какой из них сможет безболезненно расстаться. Я отнесла несколько его картин в галерею, и мне сказали, что они почти ничего не стоят. Но мне не хотелось, чтобы эти работы попали в руки мошенников. Я забрала картины и сказала слугам, что больше не смогу им платить. Двое из них ушли, но няня и кули остались. Они убедили меня, что в доме достаточно места для того, чтобы разместиться всем, и достаточно еды для пропитания. А еще они заверили меня, что смогут покупать на всех провизию по ценам гораздо дешевле тех, что доступны для иностранцев. Я была благодарна им, но все мы знали, что всего лишь оттягиваем неизбежное. Что мы будем делать, когда закончатся деньги? Я ходила по дому, составляя список того, что можно продать: диван, большое кресло с продавленным сиденьем, стол и лампа. Я рассматривала мебель, лавируя между рядами книг, змеившимися по всему дому и завалившими вместе с гирляндами из кисточек каминную полку. Книги и кисточки — излишества двух транжир, которые будут поддерживать существование двух бережливых женщин.
Сначала я хотела продать только книги, которые никогда бы не стала читать: «Лечение пиявками и его преимущества», «Механика музыкальных инструментов» и «Удельный вес жидкостей». Но оказалось, что не только я не желала их читать, но и все, кому я предлагала эти книги. Тогда я решила расстаться с романами, которые должны были быстро разойтись среди новоприбывших из Америки и Британии. История мореплавания, воспоминания и путевые заметки британских капитанов и атлас с картами оказались неожиданно популярны. Когда мы очистили от книг пол, я принялась за те, что стояли в шкафах. Я рассчитала, сколько мы еще протянем. Оказалось, полгода или меньше, если оставшиеся книги окажутся непопулярным чтением. В книжных магазинах я всегда спрашивала, не приходил ли к ним клиент по имени Лу Шин, объясняя свой вопрос тем, что нашла интересующую его книгу. Я всегда носила с собой ручку с острым пером, чтобы при встрече быть готовой рассечь ему лицо, если он не отведет меня к Тедди. Его должен навсегда покрыть публичный позор.
Мы с Золотой Голубкой составили список возможных источников существования. Она могла преподавать английский и китайский, а я — организовывать для приезжих экскурсии, открывающие им «тайны Шанхая». Мы оставляли объявления в американских магазинах, в клубах, на стенах рядом с американским консульством. В свободное время я ходила по картинным галереям, пытаясь найти пейзаж с тяжелыми дождевыми тучами, неширокой горной долиной и горами на заднем плане. Каждый день мы бродили по улицам Международного сеттльмента и искали место, где можем предложить свои услуги, и обещали друг другу не сдаваться, несмотря на постоянно растущее число жителей Шанхая — их стало больше миллиона, как говорил Даннер. Еще не так давно население Шанхая было в два раза меньше. Среди гуляющих по набережной, вдоль Нанкинской улицы и в других частях Международного сеттльмента было много богатых китайцев в безупречных костюмах и хомбургах,[21] как у Лу Шина. Я украдкой пыталась рассмотреть их лица. Домой я возвращалась измотанная, но надежды не теряла.
После всех наших усилий мы выяснили следующее: иностранцы не хотели изучать китайский. Исключение составляли миссионеры, но у них уже были собственные учителя. Я нашла нескольких американцев, которые охотно соглашались на экскурсию по Шанхаю, но они приняли нас за проституток, которые проведут им экскурсию по тайнам женских гениталий.
В один теплый день мужчина, который видел, как я вешаю объявление о наших экскурсиях, спросил, не знаю ли я, где найти приличный паб. Я предложила ему сходить в американский клуб.
— Там слишком скучно, — ответил он.
Я сказала, что много баров расположено вдоль набережной.
— Там слишком шумно, и они переполнены пьяными матросами.
Он хотел небольшой, уютный паб, как в маленьком городке, который напоминал бы ему о доме.
— Все заявляют, что в Шанхае есть всё, — сказал он. — Но я так и не смог найти паб, где человек может выпить с друзьями пинту пива, выкурить сигару и спеть пару добрых песен возле пианино.
