Любой каприз за вашу душу. Нью-Йорк (СИ) - Богатырева Татьяна (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Пустота.
«Пустота, приятель. По большому счету мы никому не нужны, даже самим себе».
По большому счету мы боимся жить. Я боюсь. Вцепился в свой снобизм, как в соломинку, словно «честь лорда» может заполнить пустоту. Словно эта гребаная честь лорда может заменить тепло чужого тела рядом. Прикосновение. Хотя бы иллюзию веры, что ты кому-то небезразличен.
Как будто честь лорда – хрупкий товар, дунь на него, и рассыплется.
Как будто эта гребаная честь – последняя надежда заслужить любовь и уважение отца.
Несусветная глупость.
К черту ее.
Завязал – так завязал. Да здравствует свобода, мать ее. И если кто-то не одобряет то, что Кей делает – это его проблемы. В смысле, не Кея.
Покосившись направо, он глянул на Бонни. Тот даже не делал вид, что спит. Смотрел в потолок, словно сфинкс: с надменной каменной мордой, не моргая. Только глаза блестели, и в «расслабленно-сонной» позе сквозило напряжение – почти незаметное, тщательно запрятанное. Возможно, от самого себя.
– Эй, Сицилия, – тихо, почти неслышно, без особой надежды на ответ.
Ответа и не было. Бонни даже не моргнул, словно не слышал. Гордая независимая Сицилия. И по-прежнему возбужден, плед выразительно бугрится, но Бонни начхать. Он выше таких мелочей, как неудовлетворенное желание.
Прямо как настоящий лорд, мать вашу. Хоть иди в ванную дрочить.
Кей чуть не засмеялся картинке, вставшей перед глазами: он, завернувшись в одеяло и воровато оглядываясь, крадется в санузел, запирает дверь на задвижку – чтобы никто не подсмотрел, это ж урон чести! – и сладострастно сбрасывает адреналиновое возбуждение на вырванную из «Плейбоя» страничку.
К этой картинке не хватает подростковых прыщей, мосластых коленок и криво сбритого первого пушка над губой.
И кто тут придурок, даже спрашивать не надо.
Развернув одеяло, Кей накинул край на Бонни, обнял его – так же, как прошлой ночью, на сеновале. Правда, на этот раз они оба были голыми. И у Кея стояло до звона в ушах.
Бонни молча повернул голову (тело под рукой Кея в самом деле было твердым от напряжения) и посмотрел ему в глаза. Без ухмылки. Как сфинкс. А потом выпутался из своего пледа, одновременно повернувшись к Кею, прижался всем телом – живот к животу, член к члену – и потянул на себя, разводя колени.
Странно. Нереально. Безумно остро и возбуждающе. До судороги в яйцах.
Гибкое, горячее тело под ним – жесткое, свитое из жил, сильное. Не покорное, но в то же время готовое отдаться. Запах крови, спирта, дешевого шампуня и чужой комнаты.
Смазки нет. Только слюна – на ладонь, мазнуть по члену, направить, и – мгновение без мыслей, одни ощущения: жажда, стремление, победа, близость…
Бонни был сухим и узким, и когда Кей вошел в него – резко подался навстречу, широко раскрыв глаза и запрокинув голову, и болезненно-хрипло выругался по-итальянски.
Кей на миг замер – его любовнику больно, он весь сжался и застыл… Всего на миг. Быстрый вдох, жесткое тело снова подается вверх – и, едва уловив это движение, Кей вбивается в горячее нутро до упора, обдираясь, жмурясь от боли и животного, не рассуждающего удовольствия. И двигается, двигается, подняв руки Бонни над головой и прижав к постели, чувствуя его порыв навстречу, его жажду, клокочущее в груди рычание – и все безумное напряжение, копившееся последний месяц, спрессованное в тугую спираль, выплескивается из него с криком освобождения, и он долгую, бесконечную секунду повисает в невесомости, среди ослепительных звезд.
Словно со стороны, он видит, как разворачивается другая пружина – под ним, вокруг него, вместе с ним. Бонни кончает одновременно с ним, горячее семя выплескивается на живот, ему – и Кею, и руки, выскользнув из захвата, ложатся на плечи Кея, притягивают к себе, и клокотавшее в груди рычание тоже освобождается – низким, мучительно-довольным стоном.
Больной ублюдок, я ж его порвал, успевает подумать Кей, прежде чем провалиться в сон без сновидений. Последнее, что он ощущает, но уже не осознает – расслабленное мужское тело под ним и прикосновение ладони к спине.
Глава 8. О пользе чтения вслух
«…ладони к спине».
Я поставила точку. Сохранила. Зажмурилась – глаза пекло, словно в них песку насыпали.
Один за другим проявлялись звуки: плеск волн о борт, крики чаек, скрип снасти, шаги матросов. Звон льда в стакане.
– С возвращением, – голос Кея.
Распахнув глаза и захлопнув ноутбук (рефлекторно, вдруг кто увидит, что я там пишу!), я увидела его – за тем же столиком на корме, где я устроилась работать, напротив меня. Поставив полупустой стакан с мохито, он рассматривал меня со смесью удивления и восхищения, словно орнитолог редчайшую птичку.
Щеки залил предательский жар, я машинально сомкнула ноги, хотя знала точно: все, что хотел – он увидел. И покусанные губы, и торчащие соски. А о влажных трусиках догадался, несложно было.
– Подсматриваете, милорд.
– Да. – Он перегнулся через столик и коснулся холодным пальцем моих губ. – Хотел бы я знать, что ты сейчас писала.
Меня обдало второй волной жара, на сей раз всю, от ушей и до пальцев на ногах. Но жарче всего было между ног, и стыдно до ужаса, и страшно, и… Кей совсем близко, касается меня, в его голосе, позе – то же желание, что сейчас жжет меня.
Так почему бы и нет?
Я обещающе улыбнулась:
– Я писала о тебе. Хочешь почитать?
– Нет. Хочу послушать, – его скулы тоже залил румянец, на губах заиграла такая знакомая охотничья усмешка. Черт. Как же он хорош! И как же я его хочу! – Почитай мне вслух.
– Если ты хорошо попросишь, – я машинально облизнула пересохшие губы. – И расскажешь кое-что еще.
– Разве я могу в чем-то отказать моей колючей Розе… – его дыхание участилось, мое тоже, но мы оба не шевелились: игра, предвкушение, азарт! Кто кого?
– Мне нравится, как это звучит. – Одной рукой я открыла ноут, а другой словно невзначай провела по груди, на миг задержав палец у левого соска, и ниже, по животу. Все это не отрывая взгляда от глаз цвета северного моря. – Снимите рубашку, милорд.
– В обмен на ваши трусики, миледи.
Я чуть не застонала от острого, на грани боли, прилива желания. Безумно захотелось сию же секунду стащить чертовы трусы (и свои, и его) – и оседлать его, вобрать в себя… Как, оказывается, эротичен бывает базарный торг в исполнении Никеля Бессердечного!
– Идет, милорд, – я все же удержалась, не набросилась на него. И он тоже. Только голос сел и во рту пересохло.
А с пуговицами Кей не справился. То есть расстегнул верхние две – не отрывая взгляда от меня, непослушными пальцами – и все с тем же каменно-покерным лицом рванул застежку, содрал тряпку с плеч и уронил на палубу.
Через секунду мои трусики полетели туда же, соскользнув по ногам. Я почти почувствовала себя змеей, так пришлось извернуться, чтобы снять их, не вставая. Но дело того стоило. Видеть Кея настолько возбужденным было прекрасно до сноса крыши. А эта его охотничья ухмылка… о, черт. Если он сейчас дотронется до меня, я же кончу!
– Вы обещали почитать вслух, миледи, – меня коснулся лишь голос и морской ветер, но эффект был улетный. Почти оргазм, только не физический, а… даже не знаю, как это назвать.
– Как пожелаете, милорд. Глава называется «Неон-трава»… – я пробежала глазами начало: хорошо, но недостаточно. Для вас, милорд Никель, только самое лучшее. И начала читать с последней трети: – «Эй, Сицилия, – тихо, почти неслышно…»
Не знаю, как мне удалось прочитать несколько абзацев. Сейчас не было того погружения в сцену, как когда я ее писала, зато я невероятно ярко чувствовала «здесь и сейчас»: касания ветра, колышущего юбку, покачивание палубы, тяжелый взгляд Кея и его быстрое дыхание.
– «…Бонни был сухим и узким, и когда Кей вошел в него – резко подался навстречу, широко раскрыв глаза и запрокинув голову, и болезненно-хрипло выругался…» – читала я, когда Кей поднялся, одним быстрым четким движением отодвинул столик с ноутом, опустился на колени между моих ног и поднял мою юбку.
