Малышка (СИ) - Субботина Айя (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
— Да ладно, мега-мозг, ты знаешь, что я прав.
— Я знаю, что ты сам бы с радостью затащил ту девицу в койку, — корчусь я в ухмылке.
— Ту? Да ни за что, я же не слепой. — Он откидывается на спинку кресла, закладывает ногу на ногу и вдруг говорит: — Я тебя хочу.
Меня берет оторопь, ведь никто и никогда вот так, в лоб, не говорил мне таких вещей. Потому что в моей жизни не было мужчин. Сначала я училась, потом я снова училась, а потом я встретила Костю, и все остальные мужчины просто перестали для меня существовать. В моих мыслях никогда не было сексуальных фантазий с участием других мужчин. Вот уже два года, как я была целиком поглощена тем, что рано или поздно наши отношения созреют до телесного контакта и…
— Я шучу, — обрывает мою мысль Рэм, запрокидывает голову и заливисто, как мальчишка, хохочет.
— Только потому, что знаешь — тебе ничего не обломится, Злой братик, — поддергиваю я. — Прости, но ты эмммм… слишком старый для меня.
Его лицо в этот момент нужно видеть. Он так резко перестает смеяться, что в наступившей тишине взрыв музыки с экрана телевизора лупит по барабанным перепонкам. Щурится, совсем чуть-чуть, но лучики морщинок в уголках его глаз не предвещают ничего хорошего. Но мне все равно: ради того, чтобы поставить на место этого умника, я готова еще хоть сто раз напомнить ему о нашей разнице в возрасте.
— Мне двадцать девять, Бон-Бон, — напоминает Рэм.
— А мне — девятнадцать. Ну, конструктор, как у тебя с математикой? До десяти сосчитаешь?
Нам приносят заказ, и я принюхиваюсь к запеченным на шпажках кусочкам красной рыбы: странно, но теперь у меня появился аппетит. Даже живот урчит. Я не жду, пока Рэм приступит к своей порции и стаскиваю зубами первый кусочек, заедая его ломтиком огурца.
— Ты девственница, — выдает он через минуту, разглядывая меня с хищной улыбкой, от которой мне на минуту становится не по себе. — Ну конечно, девственница. Два года с Тапком — без рук, а такие девушки, как ты, в семнадцать точно не трахаются.
Мне приходиться собрать в кулак все самообладание, чтобы прожевать и проглотить еду, и при этом ничем не выдать свое волнение. И не покраснеть, потому что доберман не спрашивает — он утверждает. Но я буду дурочкой, если начну отпираться, потому что вовремя взятая пауза в сражении может стать залогом будущей победы.
— Девственница, и что? — Я беру стаканчик с колой, прихватываю трубочку губами и медленно, склонив голову на бок, посасываю сладкую вкусняшку.
— Ничего кроме того, что тебе совершенно точно не стоит связываться с олухом, у которого весь сексуальный опыт сводится к перепиху с силиконовой долиной.
— Есть кандидатура получше? — смеюсь я.
— Определенно.
Эта улыбка одним уголком губ… Я едва сдерживаюсь, чтобы не схватить салфетку и прикрыть его рот, лишь бы ее не видеть.
— Тебе говорили, что ты — придурок? — спрашиваю я.
— А тебе говорили, что ты — маленькая пугливая зайка? — отзеркаливает он. — Чтоб я тебя больше в своей постели по утрам не видел, Бон-Бон, иначе попрощаешься с невинностью… пару раз до обеда.
— Извращенец, — еще шире улыбаюсь я, хоть внутри все звенит.
— И еще раз после обеда, — не обращая внимания на мои слова, продолжает Рэм. — И перед сном, обязательно.
Ненавижу его идиотские шуточки.
****
После перекуса мы едем в парк аттракционов, причем Рэм делает это без моего напоминания. Оставляет машину на платной парковке, и мы заходим в ворота, окунаясь в детский визг, влюбленные парочки, компании друзей и запахи сотен сортов цветущих хризантем. Я не шарахаюсь, когда Рэм, желая избавить меня от прущих напролом людей, обхватывает меня за плечи и отодвигает с пути или чуть выходит вперед, изображая волнорез. Но мне совершенно не хочется никакого телесного контакта между нами. Влада я могла спокойно взять за руку или повиснуть у него на локте, но с Владом в принципе все легче и понятнее, и уж точно он не высмеивал мою девственность, будто проказу. Правда, он о ней ничего не знает, потому что наши разговоры никогда не касались настолько личного.
— Держи, — доберман протягивает мне сладкую вату.
Обожаю ее! Визжу, отщипываю кусочек и кладу в рот, щурясь от взрыва вишневой сладости на языке. И вдруг чувствую дыхание на своих губах. Распахиваю глаза — и вижу Рэма: он так близко, что запах дымной корицы, гвоздики и кориандра щекочет мои ноздри. И … есть еще одна нота. Та, которую я никак не могу разгадать. Поднимаюсь на носочки, подаюсь вперед и приближаю нос к ямке внизу его шеи. Вдыхаю, почти уверенная, что теперь я поймаю этот загадочный «последний аккорд». И ничего не происходит.
— Балдеешь, Бон-Бон? — спрашивает он, улыбаясь одними губами.
— Пытаюсь разгадать загадку века, — отвечаю я, быстро — куда быстрее, чем мне хотелось бы — отстраняюсь от него. Потом отщипываю еще кусочек и вкладываю ему в рот. — Хочу попробовать все аттракционы.
Он медленно слизывает с губ кусочек сахарной ваты, слегка кривится — вот уж кто точно не сладкоежка, делает широкий жест рукой, словно предлагает мне весь парк, если я того захочу. И что же я делаю? Таращусь на него, как удав на кролика, изучаю изгиб губ, твердый подбородок с едва наметившейся ямочкой, контур щетины.
И когда я вижу, что он тянет руку, чтобы обнять меня за талию — отступаю. Делаю до смешного большой шаг назад, и, чтобы скрыть странное смущение, откусываю вату прямо с палочки. Даже если кусочки белых хлопьев прилипнут к щекам — все равно. Это странно волнение — последнее, что мне сейчас нужно.
— Начнем с американских горок, — скалюсь я, обгоняя его и устремляясь вперед, туда, откуда раздаются самые сумасшедшие крики.
Я не то, чтобы люблю аттракционы и не особо умею получать удовольствие от адреналиновой щекотки, но сегодня мне хочется делать то, чего я раньше не делала. Мне хочется забыться и не думать о том, кто была та блондинка за рулем, почему Костя соврал мне и где, в блестящих планах на будущую жизнь, я допустила ошибку.
Доберман не разделяет моего желания, и оставляет за собой роль стороннего наблюдателя, пока я катаюсь на машинках, лодочках, стреляю в тире и изображаю младенца-переростка, гарцуя на единороге детской карусели. Всегда, когда бы я ни глянула в его сторону — он смотрит на меня. Иногда со снисходительной улыбкой, реже — непроницаемым взглядом. Или вот как сейчас, когда я спрыгиваю с единорога и сажусь верхом на боевого коня, изображая рыцаря: прикрывает глаза ладонью, смеется и поглядывает на меня сквозь растопыренные пальцы.
— Прыгай на борт, красавица! — нараспев кричу я. — Прокачу с ветерком. И пару раз уроню задницей в пыль дорог!
— Мне моя задница дорога, как память, — отвечает доберман, и поглядывая на мамашу, которая, прикрыв ладонями уши ребенка, возмущенно уходит прочь.
Я провожаю ее взглядом — и натыкаюсь на парочку красоток, которые жгут моего добермана глазами, словно от этого зависят их жизни. И так — весь день. На Влада таращились все без исключения самки в радиусе ста метров, но Рэм — это совсем другое. Да, они близнецы, но на него женщины смотрят совсем иначе. Как будто он — афродизиак, и нет никого, кто бы мог сопротивляться его сумасшедшей притягательности.
Он прослеживает мой взгляд, натыкается на красоток — и подмигивает им. Девушки перешептываются энергичнее и, наконец, идут к нему. Я отворачиваюсь, хватаю телефон и набираю номер Кости. Он не берет трубку ни после третьего гудка, ни после десятого, и сеть, сжалившись надо мной, разрывает соединение.
Мне все это совсем, совсем не нравится.
Карусель останавливается, и я легко спрыгиваю на землю. Девицы уже вовсю обрабатывают добермана, и он, кажется, совсем не против попасть под двойной удар, в отличие от Влада, которого повышенное женское внимание тяготило и даже раздражало.
Я разрываюсь между желанием потихоньку ускользнуть: у меня с собой есть деньги и я без труда доберусь домой. Но почему-то в эту самую секунду в моей голове появляется образ заплаканной Ольги. И я чувствую странную солидарность. Сейчас мы обе: женщины, которые водят за нос парни, которым они доверяли.
