Аристотель и Данте открывают тайны вселенной (ЛП) - Саэнс Бенджамин Алир (серия книг txt) 📗
— Ага, — сказал я. — Однажды.
Однажды, я пойму моего отца. Однажды он мне все расскажет. Однажды. Я ненавижу это слово.
ДЕСЯТЬ
Мне нравилось, когда мама говорила, о чем она думает. Казалось, она могла делать это. Не то чтобы мы много разговаривали, но, когда это все же случалось, я чувствовал, будто действительно знаю ее. А я не испытывал такого чувства к огромному количеству людей. Когда она говорила со мной, у нее было много идей, по поводу того, кем я должен быть. Я ненавидел это и боролся с ней, потому что не хотел, чтобы она вмешивалась.
Я не думаю, что должен слушать, кем люди хотят меня видеть. Если бы ты не был таким молчаливым, Ари… Если бы ты был более дисциплинирован… Да, у всех было свое мнение по поводу моего поведения, и по поводу того, кем я должен стать. Особенно у моих старших сестер.
Потому что я был самым младшим.
Потому что я был неожиданным.
Потому что я родился слишком поздно.
Потому что мой старший брат был в тюрьме. И возможно мои родители винили себя за это. Если бы они только сказали что-то, сделали что-то. Они не допустят этой ошибки снова. Так что, я застрял с виной моих родителей. Виной, о которой моя мама никогда не говорила. Иногда она мельком упоминала моего брата. Но она никогда не называла его по имени.
Так что, теперь я был единственным сыном. И на самом деле, это было тяжело. Но все было так, как было.
Каждый раз, когда я упоминал моего брата при Данте, у меня появлялось странное чувство, будто я предаю свою семью. И это было плохое чувство. В нашем доме было так много призраков — призрак моего брата, призрак войны моего отца, призрак голосов моих сестер. Я даже думал, что внутри меня тоже есть призраки, просто я еще их не обнаружил. Они могли показаться в любой момент. Они просто ждали подходящего времени.
Я взял свой старый дневник и пролистал несколько страниц. Я нашел запись, которую написал через неделю после того, как мне исполнилось пятнадцать:
Мне не нравится быть пятнадцатилетним.
Мне не нравилось быть четырнадцатилетним.
Мне не нравилось быть тринадцатилетним.
Мне не нравилось быть двенадцатилетним.
Мне не нравилось быть одиннадцатилетним.
Мне нравилось быть десятилетним. Не знаю почему, но в пятом классе у меня был очень хороший год.
Пятый класс был замечательным. Миссис Педрегон была хорошим учителем и по какой-то причине, я всем нравился. Хороший год. Замечательный год. Пятый класс. Но сейчас, в пятнадцать лет, все немного неловко. Мой голос вытворяет странные вещи. Моя мама говорит, что мои рефлексы пытаются смириться с тем, что я так быстро расту.
Я не особо волнуюсь по этому поводу.
Мое тело делает вещи, которые я не могу контролировать. И мне просто не нравится это.
В конце концов, у меня волосы по всему телу. Волосы подмышками, волосы на ногах, и волосы вокруг… волосы между ногами. Мне не нравится это. Даже на моих пальцах растут волосы. Как такое может быть?
А мои ноги становятся все больше и больше. Что не так с большими ногами? Когда мне было десять, я был очень маленьким, и я не волновался по поводу волос. Единственной вещью, из-за которой я волновался, было мое знание английского. Когда мне было десять, я решил, что не хочу иметь мексиканский акцент. Я хотел быть американцем. И когда я говорил, я хотел звучать, как американец.
Какая разница, если я не выгляжу как настоящий американец?
Как вообще выглядят настоящие американцы?
У них большие руки, большие ноги и волосы вокруг… Ну, между ног?
Мне было ужасно стыдно, когда я читал свои собственные слова. Я был таким идиотом. Должно быть, я был самым огромным неудачником в мире, потому что писал о волосах и прочих вещах на моем теле. Не удивительно, что я перестал вести дневник. Я будто писал доказательство своей собственной глупости. Зачем я делал это? Почему я хотел напоминать себе, каким идиотом я был?
Я даже не знаю, почему не швырнул дневник через всю комнату. Я просто продолжал листать его. А затем я наткнулся на страницу, посвященную моему брату.
В этом доме нет фотографий моего брата.
Здесь есть фотографии моих старших сестер с их свадеб. Фотография моей мамы в ее первом исповедническом платье. Фотография моего папы из Вьетнама. Мои детские фотографии, фотографии с первого дня школы и фотография, на которой я держу кубок за первое место в чемпионате.
Фотографии трех моих племянниц и четырех племенников.
Фотографии моих бабушек и дедушек, которые уже давно мертвы.
По всему дому куча фотографий.
Но нет ни одной фотографии моего брата.
Потому что он в тюрьме.
Никто не говорит о нем.
Он будто вовсе умер.
Но это хуже, чем быть мертвым. По крайней мере, о мертвых не боятся говорить и рассказывать разные истории. Люди улыбаются, когда рассказывают эти истории. Иногда они даже смеются. Мы говорим даже собаке, которая у нас была давным-давно.
Даже о Чарли, мертвой собаке, рассказывают истории.
А о моем брате не говорят ничего.
Он был стерт из нашей семейной истории. Это неправильно. Мой брат больше, чем просто слово, написанное на картонке. Я должен написать эссе про Александра Хэмилтона, и даже его я знаю лучше.
Я бы лучше написал эссе о моем брате.
Но не думаю, что кому-либо в школе было интересно читать это эссе.
Я думал, хватит ли у меня когда-либо смелости, чтобы попросить родителей рассказать о брате. Однажды я спросил сестер. Сесилия и Сильвия грозно взглянули на меня.
— Даже не вспоминай его.
Я вспомнил, что в тот момент подумал, что, если бы у нее был пистолет, она бы пристрелила меня. Я подловил себя на том, что постоянно шепчу: «Мой брат в тюрьме, мой брат в тюрьме, мой брат в тюрьме». Я хотел почувствовать эти слова на языке, и сказать их в слух. Слова могут быть как еда — их можно почувствовать во рту. У них был вкус. «Мой брат в тюрьме». У этих слов был горький привкус.
Но худшей частью было то, что эти слова жили во мне. И они были готовы вырваться в любой момент. Слова нельзя контролировать. Не всегда.
Я не понимал, что со мной происходит. Это был хаос, а я был ужасно напуган. Я был словно комната Данте, пока он не расставил все по местам. По местам. Это то, в чем я нуждался. Я взял дневник, и начал писать:
В моей жизни происходит много вещей (не обязательно в таком порядке):
— Я подхватил грипп и ужасно себя чувствовал.
— Я всегда чувствовал себя ужасно. И причины этого постоянно меняются.
— Я сказал отцу, что мне постоянно снились кошмары. И это было правдой. Раньше я этого никому не рассказывал. Даже самому себе. Я просто знал, что это правда.
— На несколько минут я возненавидел мою маму, потому что она сказала, что у меня нет друзей.
— Я хочу узнать о моем брате. Если бы я знал о нем больше, ненавидел бы я его?
— Папа держал меня на руках, когда у меня был жар и я хотел, чтобы он держал меня на руках как можно дольше.
— Проблема не в том, что я не люблю родителей. Проблема в том, что я не знаю, как любить их.
— Данте — моей самый первый друг. Это меня пугает.
— Я думаю, что, если бы Данте знал настоящего меня, я бы ему не понравился.
ОДИННАДЦАТЬ
