Светлячки на ветру - Таланова Галина (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Она вспоминает, как недавно порхала, точно на крыльях, как ждала встречи с ним и думала: «Только б он позвонил…», как счастливо улыбалась, услышав его голос… Куда все это так быстро делось? Семейная жизнь кажется ей теперь освещенным туннелем, которому не видно конца. Она сама ограничила этот мир туннелем. И соскочить-то не соскочишь… Везде бетонная стена.
Она с удивлением для себя открывала, что она ждет не дождется мужа, а он приходит уставший и бухается спать. Ей оставалось перемывание до скрипящего блеска чашек, тарелок и кастрюль, но даже звуки льющейся в раковину воды раздражали супруга, мешали ему отдыхать. Она старалась ходить по квартире на цыпочках. Купила тапочки на войлочной подошве, изображала из себя кошку, умевшую с рождения ступать мягко.
Ее постоянно тянуло домой, к папе с мамой. Но появлялась там она все реже: общалась с родителями по телефону, хотя часто и подолгу.
Ночи были лунные. Жаркий шепот, сбивающееся дыхание в подставленное для ласки ухо, теплые мягкие губы, скользящие по ее шелковому изогнувшемуся телу и исследующие каждую его впадину, словно слепой крот…
«От тебя можно ослепнуть! Ты моя белая шоколадка», — смеялся он. Она размякала в его объятиях, таяла, растекалась, оставляя на его руках сладкие следы, которые память могла облизывать при дневном свете…
17
Отец предложил Вике поехать в командировку на целых три месяца на стажировку во Францию. Она никогда не была за границей! Париж! Вика не могла поверить в такое счастье. Она увидит Париж! Это было из области несбыточного, о чем даже и помечтать до «перестройки» не могли…
Когда она озвучила мужу это предложение, то он сначала долго молчал, будто прожевывал большой кусок недоваренного мяса, который запихал целиком в рот. Вика чувствовала, как он заводится: подсасывает бензин для езды по ухабам. Потом закричал:
— Что ты там будешь делать одна без языка? Я тебя туда не пущу! Ты никуда не поедешь!
— Я не твоя собственность! Я не собираюсь гробить свою жизнь и быть приложением к тебе. Это же профессиональный рост… И вообще нормальные люди радуются такой возможности! — парировала Вика. — Эти твои выпивоны и друзья-алкоголики, тянущие из тебя деньги, шляния непонятно где… И дома ты ничего не делаешь, только жрешь! Тебе можно все, а мне ничего… Ты и женился на мне из-за отца. Матушка твоя решила с рук сбыть, пристроить! Мне вообще все надоело!
Дальше все завертелось, как в фильме ужасов. Сухой треск халата, будто отдирают скотч от катушки; боль в руке, которую скрутили и пытались вывернуть, точно руль машины, занесенной влево, что неожиданно повело на глинистой дороге… Она попыталась выскочить в подъезд, но муж, как страж, стоял у двери… Отшвырнув ее и пнув ногой, схватил за волосы и стал раскачивать ее голову из стороны в сторону, точно качели…
— Надоело!
— И зачем я только связалась с тобой! — Она вырвалась, ударив его кулачком, и понеслась к балкону их второго этажа, который находился над навесом, ведущим в подвал: с него можно было спрыгнуть. Но балкон надо было еще открыть: тот был заклеен на зиму лейкопластырем.
Дальше она смутно помнит, что было… Дверь на балкон не открывалась.
Поясницу обожгла острая боль (после она узнает, что это было шило), и, уже плохо понимая, что с ней происходит, ударила керамической вазой в окно, смутно проблескивающее сквозь серую пелену тумана, застилающую глаза, — и услышала веселый звон стекла, рассыпающийся хрустальным смехом наяд. Руки ошпарили новые всплески боли и, не помня себя, рванулась в образовавшуюся брешь замкнутого пространства, обмирая от страха, догадки о непоправимости случившегося и боли; прыгнула из окна на крышу лестницы, ведущей в подвал, неловко взмахивая тонкими руками, по которым проворно стекали алые ручейки. А затем скакнула на асфальт, обдирая нежную кожу лодыжек и бедер до мяса и чувствуя, как кромешная темнота заволакивает сознание.
Очнулась в больничной палате, над головой медленно кружился серый потолок: казалось, что трещины на нем, будто ветки деревьев средь зимы, которые качает ветер.
* * *
По колее
18
Глеб приехал в город, где родилась и жила Вика, из маленького провинциального районного центра учиться. Приехал с надеждой выбиться в люди. Жизни своих родителей, от звонка до звонка влачивших жалкое существование в их грязном городке, полном покосившихся домишек частного сектора, он не хотел ни за что на свете. Его мать всю жизнь проработала медсестрой, отца же он почти не помнил. Родители расстались, когда ему было пять лет, через два года после развода тот погиб в пьяной драке.
Мать с утра до ночи пропадала на работе, брала дополнительные дежурства ночью и в выходные, работала на полторы-две ставки всю жизнь, насколько помнит Глеб. До двенадцати лет его воспитывала бабушка, после ее смерти он был предоставлен сам себе: мама редко вмешивалась в его дела, считала, что главное, чтобы сын был сыт и здоров. Она была против его отъезда, так как боялась остаться совсем одна, а он уже представлял какую-никакую мужскую опору. Кроме того, ей казалось, что в жизни большого города слишком много соблазнов и трудно остаться с незамутненной душой… Но останься он дома, ему грозила бы армия… Поэтому она смирилась с тем, что сын уезжает, и лелеяла надежду, что тот после окончания института вернется в их город, о его распределении она уж как-нибудь позаботится: знакомых среди больных пруд пруди.
Глеб подал документы на физфак дневного обучения, поступил сразу, но ему пришлось подрабатывать охранником ночью на небольшом заводике, производящем кухонную утварь. Иногда по выходным он ездил на вокзал разгружать вагоны. Платили сдельно. Жил он в общежитии, и, пока учился, проблем с жильем не было. Писать диплом распределился на кафедру в НИИ, думая о том, что надо как-то удержаться в нем после окончания. Хотя платили научным сотрудникам мало, здесь была перспектива защиты, а значит, и дальнейшего карьерного роста. «После защиты, в принципе, — думал он, — можно будет уйти на какое-нибудь предприятие или, если повезет, даже в вуз». Проблема распределения решилась легко. Юношей-выпускников было мало, их брали в институт практически без конкурса.
Жилье теперь пришлось снимать. Арендовали маленькую квартиру вдвоем с сокурсником, но зато без хозяина: жившая в ней бабушка умерла, а родственники планировали заселить в нее подросшую внучку, но та покуда оставалась с родителями. Пока был не женат, его не очень мучило съемное жилье, но он отлично понимал, что получить квартиру в городе невозможно, если только не поехать куда-нибудь на Север. Вообще-то его все устраивало, это было лучше в любом случае, чем их маленький городишко, больше похожий на поселок, чем на город. Жениться он не торопился, так как жену приводить было некуда, а съем квартиры для семьи уже не разделишь с другом. Впрочем, он не был рационалистом, и, влюбись, он бы, наверное, как-то попытался решить возникшие проблемы, но времени на девушек, пока учился, почти не было, а после окончания как-то все они пробегали стороной мимо его сердца.
Учился он отлично, и после института даже была возможность пойти в аспирантуру, но материальный вопрос заставил его сделать другой выбор… В аспирантуру он все же поступил, но в заочную.
