Четыре встречи (СИ) - Сухоцкая Инга (е книги .txt) 📗
– Идем? – глядя на заспанную, в безобразно мешковатом халате Марину, улыбался он.
– Куда? – с трудом просыпалась Марина. Как она мечтала отоспаться! Взять и полдня продрыхнуть!
– Кофе пить! Если пригласишь… Кофе у меня с собой. Хороший. С тебя – кипяток.
Марина кивнула, жестом пригласила пройти на кухню, посадила следить за чайником, а сама, слетав в комнату, скрылась в ванной.
Алексей оглядывал обшарпанные, в струпьях старой краски и плесени, стены, потрескавшееся, клееное–переклеенное газетной лентой, оконное стекло, «люстру» из проволоки, – как тут жить? Он не боялся бедности, где только не приводилось ему наслаждаться любовью, а смутная осторожность подсказывала, как держаться подальше от «рутинных» тем… Натура тонкая, чувствительная, он легко ограничивался тем, что отвечало его представлениям о прекрасном. Но Марина?! Что втянуло ее в эту бездну? Сломалась? Сломали?
Едва чайник закипел, появилась Марина, улыбающаяся, бодрая, свежая, в не по размеру большой футболке и слишком плотных для лета и неудобных для дома джинсах:
– Доброе утро, – и выключив чайник, расставила чашки, – сахара, извини, нет.
– Доброе, Мариш, очень доброе! Дальше я сам, – отстранил он Марину, и с чувством приступил к приготовлению кофе, возвращаясь к душевному равновесию и отвлекаясь от неприятного.
Марина взирала на его шаманство с почтением, и совершенно бестрепетно, по-дружески, будто ничего волнительного меж ними никогда не было, – работали на одном заводе и только, вот-вот в воспоминания ударятся. Но ни с воспоминаниями, ни с разговором не складывалось. Марина не знала, о чем спрашивать. Алексей не знал, о чем говорить, да еще бедность эта раздражала…
– Мариш, может, погуляем? На улице – солнце, знаешь какое! Впору загорать, а ты здесь торчишь, – не мог же он прямо сказать, что сил его нету эту разруху видеть.
– Я тебя домой не звала, на улице встретиться договаривались… – невозмутимо ответила она, но кивнула. Кто бы спорил, эта квартира не лучшее место для уютных посиделок. – Ладно. Допиваем и выходим.
…На улице стоял солнцепек, чистенькие туристы перемежались с персонажами в «домашнем», мятом и неряшливом: в майках-алкоголичках, халатах, тапочках…
– Ну? Что тебе показать?
– Что хочешь, только не слишком картинное, – так он надеялся быстрее понять, что у Марины на душе, найти те ниточки, которые подскажут путь к ее сердцу.
– Некартинного здесь хватает. Там – двор «два на два», там – «башня счастья», там – бывшее капище.
Любая профессия накладывает свой отпечаток, и Марина быстро сориентировалась:
– Предлагаю по Большому – к Румянцевскому садику, оттуда – к Среднему проспекту, и по Среднему – обратно, к метро. Пойдет?
– Пойдет, – но Алексею не нравилось, что Марина заранее думает о расставании. Ему вообще не хотелось никуда идти, хотелось, чтоб она сидела напротив (но не в тех руинах), говорила, вскидывая глаза, отчего б у него как когда-то занимался дух.
Поэтому едва прогулка была закончена и они подошли к метро, Алексей, бубня про жару и солнце, сок и мороженое, про «хорошо, что в понедельник народу нет», затащил Марину в кафе, и усевшись за столиком напротив нее, беспрепятственно наслаждался, разглядывая знакомое лицо. Марина по-прежнему не красилась, работа на свежем воздухе пошла ей на пользу, бледность отступила. Но щеки по-прежнему казалась слишком светлыми для ее темных глаз. И она, будто стыдясь этого, почти не поднимала взгляда, а если вдруг и вскидывала, то диковато и напряженно, избегая смотреть в упор. Так что пришлось ему пустить в ход все свое обаяние, чтобы Марина, наконец, освоилась, прочувствовала, что спешить ей некуда, и ничего неотложного и неразрешимого ее не ждет, и можно и нужно наслаждаться этим мороженым и неспешным разговором.
…Сильная половина человечества идею дружбы между мужчиной и женщиной воспринимает куда скептичнее слабой. Меж тем во времена рыцарей Даме Сердца надлежало быть замужней, а доброму Рыцарю – чтить ее замужество. То есть прибывает Рыцарь на бал или как это у них называлось, и заботится: о сестрах заботится, о своей жене заботится, о Даме Сердца заботится. А у той тоже муж, и тоже о своих женщинах заботится, и о Даме сердца не забывает. И упорядочить эту всеобщую заботу друг о друге можно было только иерархией и традицией. Что и делалось, и очень строго. У Марины «нужных» и «неотъемлемых» представлений об отношениях мужчины с женщиной не было. Хоть и были перед ней примеры бабушки и матушки, но то была их жизнь, не ее. Бабушка была мудрой, матушка – красивой, а Марина...
Марина, – хоть и пытались за ней ухаживать, и хорошие молодые люди замуж звали, – вмешивать мужчин в свои отношения с счастьем не торопилась. Какая из нее невеста – ни гроша за душой, даже образования нет. Жаждет юноша счастья с прекрасной избранницей, а избранница ему бабах: и тяготу за тяготой навешивает, – не за то ли, что счастья искал? А если и за то, – пусть другие навешивают, которые хоть что-то дать могут, а у Марины всего приданного – сплошные проблемы. А что до любви, неземной да высокой… Любят красивых, фигуристых, талантливых, как ее матушка. Любят, любят, – иногда женятся, потом еще полюбят да разведутся. Если ребенка родят, хороший отец, что по суду, что сам по себе, о ребенке позаботится, – плохому и суд не указ. И смысл замуж идти? Другое дело – дружба, когда человек тебе небом послан. Именно тебе, именно небом. Кровные узы, и те вон, порваться могут, а от неба куда денешься? Одна с дружбой трудность – понять, друг перед тобой или нет. Но никто ж не требует сразу решать. Обычно, есть время прислушаться, присмотреться. Вот Алексей: добрый, благородный, к тому же старше нее, может, замечает что-то такое, что ей самой полезно бы о себе узнать. И хотя часто встречаться у них не получалось, у обоих – работа, и договариваться сложно, телефона-то у нее нет, Марина от этих встреч не отказывалась, а иногда даже ждала их, как уставая, ждут отдыха.
Алексея неизменно дружески-ровное расположение Марины и радовало, и задевало. Неужели не вспоминается ей то утро в поезде, когда он тонул в море ее волос, и она осторожно и ласково гладила его щетину. Разве только на дружбу указывала им судьба, разве только ее подразумевала логика? Ну ладно, раз встретились, ладно два, но теперь, когда можно ни на что не оглядываться, ничем не смущаться, – не пора ли догадаться обоим, зачем их сводит судьба. А может, так и запомнится ему Марина, как чувство, которое могло быть самым-самым, но застыло, замерло в полушаге от любви. Чувство застыло? Или он пошел на попятную? Интуиция молчала, но разум физика, заинтригованный загадкой, не позволял отступиться: ради этого и с уродствами нищеты мирился, и через полгорода к Марине ездил, и речами ласковыми опаивал, ничего не меняющими и ни к чему не обязывающими речами, впрочем, тем-то и ценными для нее.
…– Настоящая любовь безусловна, – говорил Алексей. – Она не требует, не диктует, не просит, не укоряет «я-то думала, а ты, оказывается…»
– Просить и требовать вообще бесполезно, – вспоминала Марина свои отношения с матушкой. – Если человек хочет, он и без просьб поможет, хотя бы постарается. А не хочет, не любит – и не полюбит. Только раздражаться будет, что от него ждут чего-то. И хорошо, если в ненависть не ударится.
– Мда... от любви до ненависти…
– Ну, это если ненавидеть умеешь. А если любовь бессмысленна, а ты все равно любишь? Через горечь, боль, – а любишь? – Через горечь-то зачем? Клин, как говорится, клином… Любовь – не меньше и не хуже страданий облагораживает. Просто некоторые пострадать любят. Вот и получается: кому ненависть, кому помучиться, а мне радостно жить нравится. Нравиться, что мы встретились, что лето вокруг, что ты меня как умного слушаешь. Думаешь, я старше и знаю больше? А я, может, притворяюсь, голову тебе морочу.
– Ну да! Это еще кто кому, – смеялась Марина, слишком бесхитростно и простодушно, чтоб переходить на романтический тон.
