Измена. Боль моего сердца (СИ) - Янова Екатерина (полные книги .txt, .fb2) 📗
То моё тело было настолько неприглядно, что я не захотела смотреть на него. Появилось желание бежать отсюда…
И меня снова вытолкнуло, на этот раз куда-то вверх…
Здесь вокруг всё было белым, как в плотном тумане. Но с одной стороны пелена была менее плотной. С удивлением я увидела свою бабушку. Она сидела у своего деревенского забора на любимой лавочке и щёлкала семечки.
– Внуча, – заулыбалась она приветливо. – Иди, посиди с бабкой, а то скучно мне.
Я присела на край лавочки, с удивлением отмечая, что бабушка умерла, когда я была совсем ребёнком. А сейчас я совсем большая, а мы с ней сидим на лавочке у дома, который давно снесли.
– Ба, – спросила я. – А дома ведь нет уже… А лавочка есть?
– Как нет, – заулыбалась бабуля. – А эт что?
Я обернулась вместе с ней и увидела тот самый дом, который помню больше по фотографиям.
– Ты Клавке-то передай, – это мама моя, – чтобы на кладбище берёзу вырубила. У меня на неё аллергия. Ну её, – кривится бабуля.
– Ба…, – вдруг впервые доходит до меня мысль, что раз я здесь, значит, я уже умерла? – А как же я передам…
– Вот так, – продолжает бабушка небрежно щёлкать семечки, – сейчас посидим с тобой и разойдёмся. Я к себе, а ты к себе.
– А к себе, это куда? – спрашиваю растерянно.
– Ждуть тебя там, – неопределённо взмахивает рукой. – Ты сына хотела? – смотрит внимательно с прищуром.
– Да, очень, – замирает в груди от бабушкиных слов.
Точно! Сын! Как я могла забыть о нём?
– Во-от, ради него тебя возвращают. Рано тебе ещё к нам, успеется. Иди! – взмахивает властно рукой. – И Клавке не забудь про берёзу передать.
– Хорошо, – киваю, встаю с лавочки.
– Постой, – окликает бабуля.
– Что?
– Помни про главное – сын! Остальное тебе не нужно…, – говорит загадками.
– Что… остальное? – хмурюсь.
– Всё. Хорошее и не очень. Забудь. А вспомнишь, как готова будешь. А то и сына потеряешь, и сама потеряешься.
После её слов меня вдруг резко тянет вниз, засасывает опять в темноту, возвращается боль и страх. И мне снова отчаянно хочется прекратить эти мучения, но теперь я точно знаю, что не могу себе этого позволить, потому что меня ждёт он, маленький мой беззащитный мальчик, сын.
Но выплыть на поверхность сознания у меня очень долго не получается, хоть я и слышу голоса… Вижу нечёткий свет. Иногда я слышу голос мужа… Иногда мамы…
Они зовут меня, просят вернуться, а я не знаю как. Мне отчаянно хочется задать вопрос, где же он, мой маленький мальчик, что с ним.
И вот это отчаянное желание заставляет меня пытаться вновь и вновь цепляться за уплывающее сознание.
Сегодня у своей кровати я чувствую присутствие двоих – мамы и Свята…
– Святик, – слышу голос мамы, – как же мы будем малыша забирать, а Машенька здесь, – причитает она со слезами в голосе. – И не увидит кроху, – всхлипывает.
Забирать? Почему забирать? Куда? Как это – не увижу?!
Эта мысль настолько шокирует и раздражает, что я резко открываю глаза с желанием закричать во всё горло.
Но выходит только безобразный хрип.
– Маша! – смотрят на меня шокированные мама и муж. – Машенька.
Мама бледная, как стена, а Свят… У него такие глаза, как будто он видит призрак.
– Маш, – дрожащими руками прикасается ко мне, – Машенька, ты вернулась? – прижимает мою руку к своим губам с таким трепетом, зажмуривается, и мне кажется, так он прячет слёзы…
Мне хочется успокоить его, но говорить не получается. В этот момент в палату вбегают женщина и мужчина в белых халатах.
Начинается суета, они меня дёргают, задают какие-то вопросы, а я хочу узнать главное:
– С-сын, – хриплю я. – Сыно-ок.
– Сын, – кивает мама, – у тебя сынок, всё хорошо с ним, не переживай.
Слава богу, – отмирает у меня в груди. Вспоминаются бабушкины наставления, а вот причина, почему я оказалась в больнице, и что вообще происходило до этого никак не возникает в памяти…
Странно…
Но это всё потом, а сейчас я хочу увидеть сына!
Глава 17.
Но желание моё никто и не думает осуществлять. Наоборот. Свята и маму врачи настойчиво выдворяют из палаты и начинают донимать меня изнуряющими вопросами, осмотрами, процедурами. А беспокойство моё только нарастает.
Что, если меня обманули? Если не хотят говорить правду о ребёнке? Если с ним не всё в порядке?
– Доктор, – с трудом поворачиваю голову.
Проклятая слабость, а ещё дикая сухость во рту… Если бы не они, я бы смогла внятно потребовать что-то, а так… Удаётся только жалобно смотреть и шептать.
– Доктор, – снова пытаюсь привлечь его внимание.
Но он как будто не слышит, продолжая бормотать что-то медсестре, которая торопливо делает записи в карте.
– Анализы нужно взять и в капельницы с завтрашнего дня добавим…
– Доктор! – выкрикиваю изо всех сил.
– Тише, тише, больная, – подходит ко мне, укладывает назад на подушку. – Волноваться вам сейчас категорически нельзя. Надя, сделай ей укольчик, чтобы успокоилась Мария.
– Нет! – пытаюсь протестовать, но выходит очень слабо. – Я хочу увидеть сыночка, – сипло и отчаянно.
– Увидите. Обязательно увидите. Только на ноги вас поднимем, и сразу.
– Где он? Я вам не верю, – начинаю всхлипывать, паника накатывает с новой силой. – Вы мне врёте… Покажите его, пожалуйста…
– Та-а-ак! – хмурится врач строго. – Истерику прекратить! Сын ваш в отделении неонатологии. В инкубаторе. Я как вам должен его показать, м?
– Почему в инку…ба…, – не получается выговорить слово от волнения.
– Ох, женщины, – психует врач. – Как же сложно с вами. Надя, позови мужа пациентки. И укол приготовь.
Через пару минут в палату возвращается Свят. Ловлю взгляд мужа. Он какой-то странный, и теперь я понимаю, что именно это меня и вывело из равновесия.
– Свят, – хватаю его за руку, – всё хорошо? Скажи мне…
Муж настороженно кивает, но я чувствую, что-то недоговаривает. Смотрит, как будто боится моей реакции, ждёт чего-то, а не пойму, чего.
– С Богдашей всё в порядке, скажи? – не отпускаю его взгляд, чтобы не смел соврать.
– Богдаша? – лицо Свята вдруг озаряется улыбкой. – Так ты решила его назвать? А мы его с твоей мамой то зайчиком, то котиком называем.
От сердца резко отлегает. Значит, жив мой крошка.
– Почему зайчиком? – тоже невольно начинаю улыбаться.
– Я был уверен, что ты имя придумала, и ждал, когда придёшь в себя, чтобы сообщить об этом, – взгляд его снова становится глубоким и… виноватым? Или, мне кажется?
– Как ты себя чувствуешь? – гладит моё лицо трепетно.
Нежность поднимается к мужу. Я ведь так люблю его и всегда мечтала подарить ему сына, хоть он и был против изначально.
– Ещё не поняла.
– Машка, – вдруг подаётся вперёд Свят, смотрит открыто и ранено. – Как же ты меня напугала, – зажмуривается, прижимает мою ладонь к своей небритой щеке.
Только сейчас удаётся его рассмотреть внимательно. Похудел, лицо осунулось, небритый, уставший, под глазами залегли тени.
Ловлю его эмоцию. От этого и мне становится нестерпимо больно. Знаю, потерять меня – это был его главный страх, поэтому всё и было так сложно.
– Прости меня, – шепчу, глядя ему в глаза. – Но я не могла поступить иначе…
Тяжело сглатывает, отводит глаза. Вижу, в нём всё ещё живёт протест по поводу моего решения. И нам придётся вернуться к этому разговору. Но не сейчас.
– Почему Богдан? – уходит от тяжёлой темы Свят.
– Всё просто. Бог нам дал этого ребёнка. Бог его будет хранить. И я…
– И я…, – отзывается муж. – Он необыкновенный, – вижу в его глазах нежность. И меня ею плавит тоже. – Спасибо тебе.
– Ты рад? – замирает у меня в груди от щемящих чувств.
Я ведь так боялась, что Свят не примет малыша, будет и дальше видеть в нём только угрозу моему здоровью.
– Я рад, – кивает уверенно.
Чувствую, эмоций за этими словами стоит немало, но не могу пока понять их оттенков.
