Потерянное сердце (ЛП) - Райан Шэри Дж. (читать хорошую книгу TXT) 📗
— Почему бы не подождать хотя бы до твоего отъезда? — умоляю я. С нами никогда не было такого. Все всегда было легко. Нам нравились одни и те же вещи, мы думали одинаково, мы всегда находили общее решение. До сих пор.
— Будет слишком больно, — говорит она сломленным голосом. — Я люблю тебя, ЭйДжей. Я люблю нашу дочь. Мне нравилась мысль о том, что мы семья, а мои родители это отняли. Они отняли все это. Я жалею об этом. Обо всем. Я хочу ее вернуть. Я совершила ошибку. — Слезы льются по ее щекам, она всхлипывает.
Я хочу просить Кэмми не уезжать в колледж, остаться здесь или поехать со мной на Род-Айленд. Она сможет поступить в другой колледж. Но это глупо. Образование оплачивают ее богатые родители, а она попала в один из самых престижных колледжей страны. Просить ее остаться здесь ради меня будет самым эгоистичным моим поступком. Тем не менее, я хочу это сделать. Хочу умолять ее бросить все ради меня. Может быть, мы можем как-то вернуть нашу дочь. Не знаю как, но, возможно, есть способ.
— Давай попробуем, — говорю я ей. Я не должен так говорить, но мне нечего терять. Она медленно качает головой, слезы заполняют ее глаза, и я уже не могу ничего в них разглядеть, и Кэмми наверняка не видит из-за них меня и слез в моих глазах. — Я не могу потерять и тебя тоже.
— Нам только семнадцать. Вся наша жизнь впереди, и мы испытываем такую сильную боль, потому что еще ни разу не страдали. Они сказали, что эта боль пройдет.
Это слова ее родителей, и теперь сломленный разум Кэмми просто повторяет их.
— Мы не должны делать хуже, чем есть сейчас. Мне очень-очень жаль, ЭйДжей, но мы должны расстаться.
Она сильнее сжимает ткань дрожащими руками.
— Мне тоже очень жаль, — говорю я.
Если я не скажу «прощай», это не станет прощанием. Вот почему я больше ничего не говорю, когда выхожу из ее спальни.
Возможно, буду жалеть об этом всю свою жизнь, но мне всего лишь семнадцать, и у меня еще есть долгие годы, чтобы казнить себя за это решение, но я отказываюсь прощаться.
Глава 5
— Заберите Гэвина домой, сейчас ему нужен отдых, теплая ванночка и забота, — говорит доктор, дотрагиваясь пальцем до крошечного носа Гэвина. — Я выписал вам рецепт в аптеку, и он должен быть готов в течение часа.
— Большое вам спасибо, доктор, — говорю я.
— О, и «Ибупрофен» по инструкции.
Он протягивает мне листок бумаги с инструкциями, как лечить лихорадку и инфекцию уха.
— С ним все будет в порядке? — спрашивает Тори.
— Это просто ушная инфекция, миссис Коул, очень распространенное заболевание у маленьких детей, — говорит доктор с недоумевающей улыбкой.
Тори словно не слышала ничего, о чем рассказывал ранее доктор. И я не удивлен, если это действительно так, потому что раньше уже видел это выражение на ее лице. Как будто она думает сразу обо всем. Такое происходит часто и, хотя почти никогда не удается понять, мне всегда интересно, что происходит у нее в голове.
— Что теперь? — спрашивает она.
— Тори, — я закатываю я глаза, — Боже, мы должны отвезти его домой и сбить температуру.
— Ладно, — говорит она как-то по-детски глупо.
Беру переносное кресло с Гэвином, и возвращаюсь в приемную, где нас все еще ждет Хантер. Он смотрит куда-то вдаль, и я ненавижу себя за то, что ему пришлось сидеть здесь все это время. Ему не стоит быть здесь... в отделении скорой помощи, где его жизнь закончилась в тот день, когда умерла Элли. Увидев нас, он подбегает к нам.
— Что произошло? Он в порядке?
— Просто ушная инфекция, — говорю я ему.
— Слава Богу, — Хантер с облегчением вздыхает и смотрит на часы. — Я еще немного поработаю, а ты поезжай домой и позаботься о Гэвине. Мы с Шарлоттой привезем вам еду вечером, и если вам нужно что-то еще, просто дайте знать, мы поможем...
— Хантер, черт возьми, — огрызается Тори. — Вы не должны нам помогать каждый раз, когда что-то происходит. Мы это ценим, но это необязательно. Все под контролем.
Мне не нравится, что сейчас происходит. Хантер может быть чувствительным и заботливым, но у него очень короткий запал, и в последнее время Тори испытывает его.
— У вас все под контролем. Хорошо, я понял, — отвечает Хантер. Знаю, что он прикусил язык, и надеюсь, продолжит это делать, потому что я не настроен на скандал. — Поговорим позже.
К счастью, Хантер прекращает разговор, по-братски кивает мне и уходит.
Мы садимся в машину, которая вся пропахла средствами для волос и лаком для ногтей. В момент, когда закрываются двери, я чувствую, как внутри меня все сжимается, до потери дыхания.
— Ты сказала, что не можешь так, — возвращаюсь я к разговору. — Ты что-то пыталась мне сказать этим?
Или просто… просто вела себя, как ненормальная? Но я удерживаю эту мысль при себе.
— Я пыталась сказать, что у меня нет того материнского инстинкта, которого ты ожидаешь. У меня нет привязанности и чувств к Гэвину, которые должны быть. Каждый день я просыпаюсь и надеюсь, что они появятся. И меня убивает, что этого не происходит. Не знаю, что со мной не так, почему я не могу любить своего сына так, как ты. Из-за этого я чувствую себя монстром, ЭйДжей.
Ее заявление настолько ясное и лаконичное, как выстрел в сердце. Слова эти могли бы разбить сердце ребенку, если бы он был достаточно взрослым, чтобы понять. Хотя эта правда — все, что я хотел услышать с тех пор, как родился Гэвин. Именно то, что я боялся узнать. Это было во всех брошюрах о послеродовой депрессии, которые я читал. Ей можно помочь, если она откроется.
— Ти, послушай, я помню, мы уже говорили об этом раньше, и ты отмахнулась, но думаю, что ты страдаешь послеродовой депрессией, детка. Честно, тут нечего стыдиться. Я читал, что это случается со многими. Врачи могут тебе помочь.
Тори громко и раздраженно фыркает на мои слова. Она так же раздражалась, когда я в последний раз поднимал эту тему. Опустив козырек с зеркалом, она снова наносит тонкий слой блеска для губ.
— Я встречаюсь с врачом два раза в неделю, ЭйДжей.
— Да? — Почему она не говорила об этом? Чего тут стыдиться? Не понимаю.
— У меня нет послеродовой депрессии.
— Твой врач — настоящий врач? — спрашиваю я. В какой-то момент мы перестали быть парой, которая никогда не спорит — спасибо моей способности закрывать на все глаза — мы стали парой, в которой никогда нет согласия. По крайней мере, гнев заставляет меня чувствовать себя именно так.
— Не будь ослом, — говорит она, захлопывая козырек, — у меня есть веская причина вести себя так.
— Позволь мне угадать... так сказал твой врач? — Я зашел слишком далеко. Ничего не мог поделать. Я пожалею об этом, а может и нет.
— Знаешь, — говорит она, — все было так прекрасно между нами, когда мы договорились быть проще. Тебе не нужно было знать каждую мелочь о том, что творится в моей голове. И мне не нужно было тратить время на то, чтобы понять, что у тебя в голове пусто. — Теперь мы переключились на детский режим. Мне это не интересно.
Хотя, может, позволить себе маленькую колкость…
— И если бы ты помнила, что каждый день нужно принимать противозачаточные таблетки...
Она тянется к ручке двери, пока я веду ее тупую маленькую «Ауди».
— Выпусти меня, — требует она.
— Мы сейчас на шоссе. Не устраивай сцену, — говорю я сквозь смех. Мой смех вызван гневом, а не желанием унизить, и в данный момент это единственная реакция.
— Останови или я открою дверь, — рычит она.
— Наш сын на заднем сиденье, ради Бога. Хоть каплю достоинства в себе найди.
Если бы сейчас я мог ясно мыслить, я бы думал, что говорю, но это лишь ответ на ее поведение и слова в последние несколько месяцев — и это еще одна ее черта, которая меня шокирует. Эта девушка была самой спокойной и веселой, когда я впервые встретил ее. Гребаный год спустя она угрожает мне выпрыгнуть из движущейся машины. Господи, как же мы дошли до такого? Знаю, что я неплохой муж. На самом деле, я чертовски хорош, учитывая то, что обращаюсь с ней, как с золотом.
