Размытые линии (ЛП) - "habitual_lady" (книга регистрации .txt) 📗

Я прячу улыбку. Итак, очевидно, что нам придется обучить ее изящному уходу. Я мысленно перебираю длинный список оправданий, когда перед нами появляется Лори.

— Извините за плохие новости, но уже одиннадцать, — говорит Лори, указывая большим пальцем через плечо на дверь.

— Ну и что? — стервозно спрашивает Терри, окидывая Лори тем же взглядом, что и Паркер.

Лори едва смотрит на нее, сосредоточившись на растерянном Тэде.

— Мы с Паркер заключили договор. Нам нужно вернуться домой к одиннадцати, у нас завтра собеседование в восемь утра.

Паркер на секунду морщит нос, и я подозреваю, что она собирается сказать, что у них нет завтра никакой встречи. И я точно знаю, что ранее не обсуждался одиннадцатичасовой комендантский час, но Терри и Тэду это знать не обязательно.

Я отодвигаюсь от стойки.

— Хорошо, хорошо, — говорю я, выуживая из бумажника несколько банкнот в качестве чаевых для бармена. — Но в следующий раз, давайте пойдем в пятницу, — говорю я и подмигиваю Терри.

Она хмурится.

— Ты уезжаешь?

— Я их сопровождающий, — я пожимаю плечами.

Лори фыркает, но я действительно так думаю. Мы с Паркер живем примерно в десяти минутах ходьбы от бара, а Лори — в пятнадцати, и я ни за что не позволю им уйти домой в одиночку, даже если это просто спокойный вечер понедельника в еще более спокойном Портленде.

Лори дает Паркер около тридцати секунд, чтобы пробормотать что-то успокаивающее Тэду, прежде чем протянуть руку и схватить ее за запястье.

— Надо идти.

Когда мы выходим из бара, Паркер резко останавливается и смотрит на нас обоих. — Подождите, это все? Мы закончили?

— Ты сказала, что хочешь попрактиковаться, — пожимает плечами Лори. — Ты все поняла.

— Да, но…

— Ты ни за что не пойдешь домой с этим чуваком, — говорю я ей, хватая ее за локоть, когда она слегка покачивается на своих высоких каблуках.

— Да. Нет, я… Ладно хорошо, — говорит она. — Он все время говорил о футбольных матчах. Но как насчет вас, ребята? Я не хочу, чтобы ваш вечер прошел впустую только потому, что моя первая попытка перепихнуться была неудачной.

— О, не совсем, — говорит Лори, ухмыляясь, выуживая из заднего кармана визитную карточку и показывая ее Паркер. — Я раздобыла номер телефона одного парня, совладельца того дома в Нью-Мексико на двенадцатой улице.

— Ну конечно, — говорит Паркер со снисходительным вздохом, прежде чем повернуться ко мне. — А как насчет тебя? Эта рыжая точно подавала тебе сигналы.

— Ах, Паркс, — говорю я, обнимая ее за шею и таща в направлении дома. — Я знаю.

— Но…разве ты не хочешь…ты обычно…

Подражая движению Лори всего несколько секунд назад, я выуживаю из кармана салфетку с записанным на ней телефонным номером. Паркер тупо смотрит на него.

— Как…когда?

— Она сунула его мне в карман, когда мы уходили, — объясняю я, засовывая салфетку обратно в карман, хотя и не собираюсь звонить ей.

— Мне так много нужно узнать, — печально вздыхает Паркер.

— Для этого мы здесь и собрались, — говорю я. — Скоро ты станешь моей женской версией. Просто не такой красивой.

Она толкает меня в бок, и я ухмыляюсь. Но, провожая девочек домой, я не могу избавиться от самой странной, самой мучительной мысли.

Я не хочу, чтобы Паркер стал моей женской версией.

========== 7. Паркер ==========

Полтора года назад мама позвонила мне в среду и спросила, не хочу ли я выпить кофе. Это была странная просьба. Не потому, что я не люблю кофе, и не потому, что я не люблю свою маму. Мои родители живут в пригороде.

Так что не было абсолютно никакой причины, по которой она должна была быть в центре города в среду, но почему-то мой мозг не регистрировал тревожные звонки.Так и было.

Рак.

Мы с ней просидели в кафе почти два часа, но когда я ушла, то запомнила только несколько слов. Третья стадия. Химио. Излучение. Мастэктомия.

Последующие месяцы были ужасными, как и следовало ожидать. Я плакала. Очень часто. Хуже того, папа плакал. Моя мама никогда этого не делала, и это почти все усугубляло, потому что она была больна, но она была намного сильнее любого из нас.

Она потеряла свои волосы. Она была больна и слаба, но никогда не слабела духом. Я навещала ее по меньшей мере три раза в неделю, обычно чаще, и даже в самые тяжелые дни она неизменно встречала меня с улыбкой.

Я хотела побрить голову, чтобы поддержать ее, но она и слышать об этом не хотела. Я унаследовала от нее свои густые, темные, волнистые волосы. Так много вечеров мы тихо сидели в гостиной с чашкой чая, слушая ее любимых джазовых музыкантов, когда она заплетала мне волосы по-французски, я на полу, она на диване позади меня.

Стало еще хуже, прежде чем стало лучше. Мрачные назначения врачей, где прогноз давал нам лишь нить надежды, и не более того. Двойная мастэктомия, где она храбро удалила грудь.

А затем… А затем маме стало лучше.

У нее уже пять месяцев ремиссия, и, несмотря на то, что она полна жизни, кажется, что прошли годы с тех пор, как мы получали хорошие новости.

Волосы у нее по-прежнему короткие. Ее тело становится сильнее с каждым днем. Настолько, что в следующем месяце мы вместе запустим 5K-сбор средств для борьбы с раком груди, где она с гордостью приколет к своей рубашке нагрудник выжившего.

Я горжусь ею.

Когда я плакала, было уже поздно ночью, когда вокруг никого не было. Ни Лэнса, ни даже Джастина, хотя он знал, что я плачу. Я знала, что он знает, потому что иногда по утрам я обнаруживала его спящим у двери своей спальни, как будто он разбил там лагерь, чтобы охранять меня.

Лэнс тоже был рядом со мной все это время.

Но именно Джастин помог мне пережить это ужасное время.

Джастин, который горевал вместе со мной, как будто мои мама и папа были его родителями.

Я несколько раз встречалась с родителями Джастина. В родительские выходные, на выпускной и так далее. Однажды летом я даже целую неделю гостила у его отца и мачехи, когда ездила к ним в гости. Они были милыми.

Его мама тоже хорошая, в каком-то сдержанном, напряженном смысле.

Но мои родители? Они потрясающие. Мой дом был таким домом, куда другие дети хотели прийти, чтобы сделать домашнее задание, и моя волейбольная команда всегда хотела проводить у меня пижамные вечеринки. Не потому, что они говорили «делайте все, что хотите, дети!», но потому что они говорили со мной и моими друзьями, как со взрослыми, а не как с детьми.

И никто из моих друзей не извлекал столько пользы из их хладнокровия, как Джастин. С того самого дня, как я в первый месяц учебы в колледже привезла его в гости, чтобы он приготовил еду и постирал белье (прачечные в общежитии-это хуже всего), Джастин привязался к моим родителям, а они к нему.

Я единственный ребенок, и хотя они ни разу не намек али, что хотят еще детей, у меня определенно сложилось впечатление, что если бы у них был сын, они хотели бы, чтобы он был похож на Джастина.

Он никогда не пытается подлизаться или произвести на них впечатление, и это только впечатляет их еще больше. И они никогда, никогда не признаются в этом—опять же, потому что они крутые — но я уверена, что они предпочли бы Джастина Лэнсу.

Они всегда были очень милы с Лэнсом, когда я приводила его домой на ужин, но необычный юмор моего отца чаще всего оказывался выше его понимания. А Лэнс, хотя и с добрыми намерениями, был слишком почтителен к моей матери, которая предпочитает тех, кто говорит с ней откровенно.

Так что сегодня вечером я принесу родителям угощение. Я привезу им Джастина.

— Точно нормально, что я пойду с тобой? — в двенадцатый раз спрашивает Джастин, когда я завожу свой Приус на подъездную дорожку к дому родителей.

— Вообще-то нет, — отвечаю я, бросая на него грустный взгляд. — Может, останешься в машине?

— Ты знаешь, что я имею в виду, — говорит он, хватая бутылку вина, которую мы принесли с собой, и распахивая дверцу машины. — Обычно Лэнс ходит с тобой на семейные обеды.