Обуглившиеся мотыльки (СИ) - "Ana LaMurphy" (читать полную версию книги .TXT) 📗
Елена попыталась улыбнуться — не вышло (честно сказать, у нее это получится чуть позже, с тем, с кем этого следовало бы ожидать меньше всего).
— А я вот подсела на стихи, — так же спокойно и уверенно. Голос снова не дрогнул. Смирение в некоторых случаях может быть ужасающим.
— А я забросила книги. И с парнем стала встречаться.
Бонни тоже не сумела улыбнуться — лишь выдать что-то наподобие вырезанной полуулыбки.
— Кажется, мы поменялись местами… Так, что там с твоим парнем?
3.
Возле ступенек колледжа девушки стояли еще около десяти минут, говоря совершенно на отвлеченные темы. Они держались за руки, не в силах насытиться друг другом. Перед смертью ведь улучшение наблюдается — уже доказано.
До тошноты надело откладывать все слова добра и самые чистые искренние эмоции на потом. До безумия хочется быть честным, откровенным. Да, они обе потом пожалеют об этом, но сейчас! О, великое «Сейчас»! Дьявол живет не в аду, а в одном лишь слове «сейчас»! Оно соблазняет нас на свершение ошибок, опрометчивых поступков.
— Там кстати сейчас новый фильм с его участием выходит, — произнесла Елена, — может, сходим на выходных в кино?
— Конечно, — улыбнулась Бонни. — Давненько мы с тобой…
Оклик разорвал гармонию, «сейчас», мысли. Все снова разрушилось. Тот, кто создал этот мир явно не имеет склонностей к перфекционизму…
Девушки повернулись в сторону голоса. Возле припаркованной машины стоял Тайлер с этой его неизменной улыбкой на губах. Парня нисколько не торкало то, что Елена общается с Бонни: он махал ей рукой, не сводя взгляда с возлюбленной.
Прикосновение было потеряно. Сердце Беннет защемило, она ощутила насколько отдалена и от Тайлера и от Елены. Зря девушка решила столько рассказать!..
Елена тоже ему помахала, а потом повернулась к Бонни, снова хватая ее за руку.
— Я хочу вас познакомить. Вы ведь самые мои близкие люди!
Внутренний голос расхохотался, а совесть зашипела озлобленной кошкой. Елена постаралась выкинуть образ того человека, которому на нее наплевать. Наплевать — в этом сомнений не было.
Шатенка отмахнулась от негативных мыслей, снова возвращаясь к своей чокнутой идее.
— Не стоит, — получилось ровно и без колебаний. Получилось голосом той прежней Бонни, которая никогда не предавала огромного значения сантиментам.
— Да брось, — бодро отозвалась Гилберт. — Он подвезет тебя!
Она рванула к Локвуду, но Бонни остановила ее, заставляя снова обратить на себя внимание.
— Я за рулем, — пояснила Беннет, видя недоуменный взгляд подруги. — А еще, кажется, ты забыла главное правило: нельзя знакомить лучших подруг со своим парнем.
Гилберт усмехнулась, отмахиваясь:
— Это не подходит для нашего контекста.
Уже подошло. Бонни аккуратно освободила свою руку, виновато улыбнувшись. Врать — легко. Врать близким — еще легче. Единственное, что трудновато — имитировать эмоции во время лжи.
И если мир вампиров, демонов и оборотней существует рядом с миром человека, то мир правды точно тонко сплетается с миром лжи. Вскользь брошенные фразы могут быть сказаны просто так, без особого смысла. И рядом с этими фразами кроется та правда, которую мы ищем долгими и обходными путями. Дьявол ведь в деталях…
Бонни обняла Елену крепко и сильно, порываясь импульсу и заостряя внимание на сером небе, чтобы избежать взгляда Локвуда.
Улучшение. Последнее улучшение в контексте их дружбы.
— До завтра, — быстро прошептала Бонни, отстраняясь от Елены и направляясь в сторону припаркованной машины. Гилберт ощущала некоторое облегчение. Ее омрачало только свинцовое, тяжелое небо над головой, не предвещающее ничего хорошего.
4.
Правда Бонни зацепила за живое, и после этого разговора (конечно ни о Деймоне, ни о Тайлере не было речи, ровно как и попытке суицида) пленка, возникшая между двумя подругами стала чуть-чуть, но все же тоньше. Елена радовалась этому разговору: будто камень с души упал, будто крылья за спиной больше не стягивает веревка — их можно расправить.
Музыка Бэт Харт (в который раз?) успокаивала, очаровывала, заставляя погружаться в глубины откровения, наслаждаться его терпким и приятным послевкусием… Тайлер был ласков и улыбчив, он что-то рассказывал о том, что ему предлагают практику за рубежом. Вырваться из удушающей и грязной провинции — и кто об этом не мечтает в период молодости?
И с Локвудом было комфортно. Никакого надрыва, никаких резких перемен и дарящих сумасшествие эмоций. Рядом с ним спокойно. Спокойно и тепло. Не надо кричать, вести дурацкий счет и что-то вечно доказывать. Рядом с ним просто. Можно искренне смеяться над шутками или поражаться каким-то интересным фактам. Не надо претворяться или надевать шелковые маски презрения, ненависти, фанатизма.
Рядом с ним… Рядом с ним… Елена пыталась придумать что-нибудь еще, и у нее это получалось. Гилберт была уверена и в другом: она бы ряд этих нескончаемых характеристик, эпитетов могла бы продолжать до утра. В Тайлере не было двойного дна. Не было издевки. Он не причинял боли. Не доводил до исступления. Это привлекало. И какая девушка в свои девятнадцать не мечтает о стабильности и определенности? И пока интернетные четырнадцатилетние девочки и мальчики пачкают свои страницы в социальных сетях фразами типа: «В одиночестве спокойствие», «Я сумасшедшая, бесшабашная — и это нормально», такие как Елена Гилберт и Тайлер Локвуд четко понимали, что нет ничего дороже спокойствия. Не нужно постоянного угара, глупого смеха, огромной толпы друзей, поклонников и поклонниц. Не нужно и одиночества. Нужен лишь один человек. Один чертов человек, чей номер, быть может, ты не знаешь наизусть, но можешь набрать его в любую минуту. Когда тебе этого захочется просто так. Просто поговорить. Посмотреть вместе фильм. Поговорить. Разделить эмоции.
Только даже учитывая все эти факты, Елена не могла опровергнуть одного единственного факта: она думает о Добермане постоянно. Он занимает ее мысли, он волнует ее сердце, тревожит ее сны. Он разбивает ее душевное спокойствие на осколки, расщепляет на атомы, на нейроны, протоны и электроны. И девушка рада бы засматриваться на Локвуда, чувствовать легкую эйфорию влюбленности и думать о том, что будет дальше в их отношениях. Она бы рада была, если бы внезапно возжелала этого парня. Не только на один раз. Не только из-за желания попробовать.
Потому что этого человека хочется изучить еще и физически.
Гилберт не могла. На ее шее висела цепочка с подвеской в виде ключа. На ее шее висела петля, которую медленно затягивал Деймон Сальваторе. И эта петля становилась причиной апатии и погружения в собственные мысли.
Они сидели в кафе «Стрела», пока за окном свирепствовал ветер. Дождей не было вопреки законам жанра. Было лишь то, что губит любое откровение, любое единение, — даже самое мощное, — была недоговоренность.
Они о чем-то говорили. В разговоре были увлеченность, простота, интерес. В разговоре не было души Елены. Она принадлежала другому человеку. Была спрятана в его квартире.
Тайлер замолчал, а Елена продолжала смеяться над очередной его шуткой. Она смеялась рядом с ним! По-настоящему смеялась. А Локвуд не мог оторвать взгляда от девушки, которая смогла влюбить его за какие-то считанные мгновения, которая по-настоящему живет лишь тогда, когда тонет в лаве ненависти, безудержных эмоций и неконтролируемого отчаяния, которая любит задыхаться от боли, которую ей причиняет Доберман. Он набрасывается на нее озлобленным и изголодавшимся стервятником, он ранит ее безразличием, когти его ненависти кромсают ее душу и тело. Топчет ее своим презрением.
А она воском тает от его взглядов. Он заставляет ее испытывать эмоции: это разряды тока в самое сердце. Это разряды, заставляющие Елену жить. Дышать. Бросаться в омут с головой. Биться. Ненавидеть. Наслаждаться. Умирать…
Гилберт смогла наконец-то успокоиться и перестать хохотать. Девушка взяла кружку с чаем, сделала несколько глотков.
Она была желанна и любима. Тайлер не мог отвести от нее глаз. Он, не отрывая взгляда, выпрямил спину, а потом, прищурившись, произнес:
