Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня (читаемые книги читать .txt) 📗
И тут, когда я меньше всего этого ожидала, меня подстерегла ловушка.
Где-то на середине рукописи, все больше увлекаясь и изливая душу, я вдруг поняла, что банально запуталась. Запуталась в тех многочисленных вопросах, которые свалила в одну кучу, ошибочно полагая, что, объединенные общей темой, они окажутся несложными для проработки. Кроме того, в попытке прописать чудовищный обман, с которым столкнулся Ярослава со стороны своего горе-возлюбленного, я поняла, что совершенно не знаю, как преподнести эту историю без ненужного эпатажа по поводу нашумевшей и набившей оскомину «голубой» темы. Но так как этот вопрос в последние годы пребывал на пике популярности, существовал огромный риск, что именно он перекроет все остальные, и попросту перетащит на себя все внимание читателей.
Вся вторая половина девяностых на постсоветском пространстве и так была окрашена в скандальные цвета табуированных до недавнего прошлого тем — криминала и гомосексуальности. Теперь эти два явления стали предметом гордости, фетишем, и только ленивый не использовал их для привлечения интереса. В фильмах и книгах главными героями были все как один «на лицо ужасные, добрые внутри» бандиты, ну а в творческой среде царили ранимые личности с нетрадиционной ориентацией, которым только сейчас дали свободно выдохнуть и сбросить оковы тоталитаризма. Певцы, поэты, театральные режиссеры носили блестящие узкие штанишки и яркий макияж, женские балетные партии переписывались под мужчин, которые вставали на пуанты и надевали пачки, историки находили оттенок латентной гомострасти во взаимодействии государственных деятелей прошлого, особенно если дело касалось политического или военного противостояния.
На волне всей этой вакханалии мне вдруг показалось, что я не смогу адекватно и честно отразить историю Яра без того, чтобы не придать роману оттенок какой-то пошлой, расчетливой спекуляции. Да и герой неожиданно взял и замолчал, закрылся от меня, не желая подсказывать, как ввести в повествование эту линию, стоит ли раскрывать ее детально или просто — дать готовый неутешительный итог.
И ни на один из внезапно возникших вопросов у меня не было ответа. После эйфорического парения последних месяцев, я уперлась лбом в глухую стену и все билась, билась о нее, не зная, как найти выход из тупика.
— Но ведь я видела ее… — сидя за столом очередной бессонной ночью и напряженно растирая пальцами виски, бормотала я одно и то же. — Я видела ее всю, полностью, целиком. Всю историю, от начала до конца. Она целостная. Там нет места никаким перекосам, все правильно и гармонично. Я не могу, я же не могу просто взять и потерять ее суть…
В конце концов, после еще нескольких попыток бесполезной и явно не в ту степь писанины, я решила взять паузу и немного передохнуть. С чувством сожаления перечитывая свеженаписанное и понимая, что последние листов тридцать править бесполезно, глубоко вдохнув для храбрости, я решительно разорвала их на мелкие клочки.
Единственно приятной частью такой горькой процедуры был небольшой снегопад, который я устраивала, высоко подбрасывая изорванную бумагу над собой. Маленькие колкие снежинки, бывшие когда-то страницами, осыпали мое лицо, обидно дразнясь и щекоча, но я не собиралась сдаваться и унывать. Потому что этот снегопад из неудачных страниц скоро исчезнет, я немного отдохну и вымету его, из своей комнаты и из своей жизни.
Обязательно вымету.
Вадим, которому я принесла на проверку результаты первого, самого вдохновенного этапа работы, не спешил разделять мои опасения по поводу мнимой спекуляции на скандальной теме. А моя жалоба на то, что, кажется, я потеряла свою путеводную нить и теперь безобразно плутаю по сюжету, вызывала в нем очередную вспышку саркастического недовольства.
— Все это полная хрень, птичка! Твои дурацки охи и ахи — полная хрень! Тоже мне, нашла над чем париться — нить у нее, видите ли, потерялась. Если мы сейчас такие нежные, то что ты мне запоешь к середине работы, когда тебя воротить начнет от текста? Да-да, Алексия, воротить, потому что писательство — это не полеты за бабочками на крыльях вдохновения. Это грязная кропотливая работа, и сложные дуболомные сцены, которые с первого раза не разрубишь-не разгрызешь, и со второго тоже. А вот с третьего, если не опустишь руки, может и повезет. И когда ты во время редактуры перечитаешь свой текст уже с десяток раз, поверь мне, на одиннадцатый тебя затошнит. И захочется свернуть в трубку эту чертову рукопись и сжечь ее, как Гоголь. Ты думаешь, он на пустом месте так психанул? Как бы не так. Достало его горячо любимое творение, сломало и размазало по стене. Поэтому помни, Алексия, работа над романом — это война. И от тебя зависит, кто выйдет победителем — ты или твои страхи. Все, вдохновение кончилось, началась каторга, с чем тебя и поздравляю. Ну что? Готова пахать и батрачить? Или сядешь у окна, будешь страдать и ждать лучших времен? — в своем всегдашнем безжалостном стиле «подбодрил» меня Вадим, явившийся, как обычно, вечером, с огромными пакетами еды к ужину.
Теперь у него была своя пара ключей от моей квартиры. Не склонный к быстрым выводам учитель хоть и поверил в то, что мои мозги каким-то чудотворным образом встали на место, но, все же, решил оставить себе дубликат на случай, если я вдруг перестану реагировать на телефон или открывать дверь.
За прошедшие несколько месяцев жизни на новом месте я уже привыкла, что он, как и раньше, может нагрянуть в любой момент, когда удастся выкроить время между преподаванием и журналистской работой. По тому, как устало, не скрывая своего состояния, Вадим иногда опускался на небольшой диванчик или кресло в кухне, я понимала, что свободных часов у него раз-два и обчелся, но даже их он предпочитает проводить здесь, со мной. Со своей стороны я старалась максимально ободрить его, принося чай и неидеальные по форме и составу бутерброды, а он всегда принимал их с благодарностью и почти не подтрунивал над моими хозяйскими подвигами.
Это совместное время мы проводили до такой степени здорово, что мне начинало казаться, будто бы он — мой новый сосед по квартире, вместо Ярослава. Только в отличие от Яра, который обладал воздушно-невесомой аурой, Вадим был человеком из плоти и крови — горячим и порывистым, присутствие его ощущалось физически, он будто бы выжимал из пространства воздух, заполняя его собой, своей бешеной энергией, громким голосом и взглядами-стрелами.
В то время я опять серьезно задумалась над тем, какую огромную роль он играет в моей жизни. Неужели были правы сплетники, распространяющие слухи о том, что у него ко мне какое-то свое, особенное отношение? Я, как и раньше, категорически отказывалась в это верить, воспринимая подобные выпады не просто как личные оскорбления, а как покушение репутацию человека, который был для меня больше, чем друг. Ведь никогда, ни одним словом или жестом он не дал повода заподозрить его в скрытых или двусмысленных намерениях, и я полностью доверяла ему.
Но иногда назойливые мысли о том, что было бы, останься Вадим здесь, не уходя к себе далеко заполночь, не давали мне покоя. Что случилось бы тогда между нами? Почему-то не верилось, что человек, презирающий компромиссы и не привыкший мерить жизнь полутонами мог бы смириться с невнятно-платонической формой нашего соседского существования. А значит…
На этом месте я всякий раз одергивала себя, заливаясь краской до корней волос, и недоумевая, откуда в моей голове взялись подобные мысли. Что еще за ночевки, что за неуместные фантазии? У Вадима есть своё жилье, своя квартира, и ничего, что бывает в ней он от силы часов пять в стуки. Это не мое дело — строить глупые домыслы или следить, где и сколько времени он проводит.
Вместо этого мне нужно было сосредоточиться на том, что делать с романом. Время шло, один месяц сменял другой, а я все не могла собраться и решить, как распутать тот сложный клубок, который сама же накрутила. После небольшого перерыва я, вдохновленная словами Вадима о том, что надо меньше вздыхать и больше писать, принялась вертеть сюжет и так и эдак, но странное, едва уловимое чувство недовольства не давало мне покоя. Не было больше внутренней гармонии, осознания того, что каждый мой шаг — правильный и ведет в нужном направлении, постепенно приближая к поставленной цели.
