Шакалота. Птичка в клетке (СИ) - Филон Елена "Helena_fi" (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
— Тебя посадят. А если ещё и видео с порнографического характера всплывёт…
— Захлопнись, — отстранённо.
— Ты за всё ответишь.
— Захлопнись, мать твою!!!
Дверь распахивается, и я от неожиданности вздрагиваю.
— Лиза? — Зоя растерянно смотрит на меня и тяжело дышит. Затем оглядывает Оскара хмурым взглядом, но вопросов не задаёт; вновь смотрит на меня. — Лиза, пора домой, — с нескрываемым опасением. — Сейчас!
— Что случилось? — вновь способность чувствовать ко мне возвращается. Довольно не вовремя, должна заметить. Волоски на шее дыбом становятся от одного только взгляда, которым Зоя на меня смотрит.
— Да… ничего особенного, — неуверенно отмахивается, — бросает мне моё пальто, хватает за руку и пытается вытащить из комнаты, как Оскар вдруг решает преградить нам дорогу.
— Это ведь шутка, да? Ты пошутила, — его голос странно вибрирует: то ли от напряжения, то ли, наоборот, от слабости.
— Нет времени! — Зоя пытается протиснуться в дверь рядом с Оскаром, но тот заталкивает её обратно и резко приближается ко мне.
— Мы не договорили! — орёт мне в лицо.
Протягивает ко мне руку, но та внезапно отлетает в сторону, а следом мощный ботинок Зои на толстой платформе врезается Оскару между ног, и тот, согнувшись пополам, падает на колени, кряхтит и стонет.
— Ух… как это было круто! — с горящими от удовлетворения глазами выдыхает Зоя, и вытягивает меня вслед за собой в коридор.
— Что там происходит? — смотрю, как из стороны в сторону болтается её тугой конский хвост.
— Спускаемся вниз и прямиком на выход. Спускаемся вниз и прямиком на выход! По сторонам не смотрим! — повторяет, как мантру.
И возможно я бы послушала свою подругу — зла она мне не пожелает. Возможно, с радостью бы проигнорировала толпу собравшуюся в гостиной и практически молчаливо наблюдающую за чем-то транслирующимся на огромной плазме Светлаковой. Возможно, я бы даже голову в ту сторону не повернула, и сумела бы проигнорировать выражение лиц некоторых из гостей, которые провожали меня с крайней озадаченностью во взглядах; некоторые с удивлением, некоторые с насмешкой, а некоторые с откровенным ужасом. Возможно… я бы убедила себя, что мне нет до этого дела, но… ведь всегда есть НО, верно? Оно всегда есть.
— К чему опять этот разговор? — Вот оно — «Но». Голос, который проносится над толпой, заставляет меня как вкопанную замереть на месте. Голос, который я слышала с самого рождения — голос моей матери. И её здесь точно не может быть.
— Мам… я просто хочу обсудить это. — А этот протяжный, умоляющий голос принадлежит моей сестре.
Зоя зовёт меня, просит не идти туда — не идти в толпу, к большому телевизору дома Светлаковых, на которой изображена кухня моей квартиры, мой стол, моя мама за столом, и Полина, которая будто намеренно избегает целиком попадать в кадр.
Замираю на месте. Толпа шепчется. Чувствую, как десятки взглядов сверлят мне голову. Кто-то смеётся, кто-то ахает, кто-то просит прокрутить видео ещё разок, ведь не все ещё видели. Не все — это я. Я — та, которую только что обнажили до костей и вонзили кинжал под рёбра. А сделала это… моя родная сестра. В который раз.
— Полина, ты вообще не должна была слышать наш с тётей Аллой разговор, — вздыхает на телеэкране мама. — Это было давно. Я думала, мы с тобой уже всё обсудили, и ты поняла, почему мы до сих пор скрываем это от Лизы. Ей и так тяжело, ты же знаешь. Её новому сердцу нужен покой, а узнай она о… — Вновь вздыхает. — Просто твоя сестра ещё не готова к таким эмоциональным всплескам, так что давай закончим этот разговор, хорошо?
Полина бросает косой взгляд на место, где установлена камера и за эти короткие несколько секунд, я успеваю разглядеть неуверенность в её глазах. В глазах, которые полны слёз.
— Ну чего ты, солнышко? — мама поднимается из-за стола и мягко опускает ладонь дочери на голову. — Я знаю, как ты переживаешь за Лизу, поэтому и прошу тебя хранить эту тайну ещё некоторое время.
— Пока тётя Алла и ты не решите, что… — Полина запинается, будто решает, стоит заканчивать предложение, или нет, но все же делает это: — что новое сердце Лизы на самом деле не от тайного донора?
— Обычно имена доноров не разглашают, но, Полина…
— Знаю! — повышает голос, который дрожит всё больше. — Но сердце Лизы… ты знаешь чьё оно. Тётя Алла знает. Папа знает. Не так давно узнала и я. Когда ты Лизе собираешься сказать, что её новое сердце раньше билось в груди Кости Рысина, мам?
И вновь так тихо стало… Ни одного звука: ни на экране, ни вокруг, ни в моей голове. Пусто. И только сердце в груди вдруг чаще забилось. С такой силой, словно ему надоело терпеть своего нового владельца, словно спустя долгие месяцы раздумий оно решило от меня отказаться.
Что я чувствую? Ничего.
Я ничего не чувствую. Я вновь… ничего не чувствую.
Не понимаю… не слышу голосов вокруг, не слышу голоса мамы на экране, не слышу лживого голоса моей сестры, вижу лишь, как картинка начинается меняться, уступая место другому изображению. Больше на экране не кухня нашей квартиры, нет мамы и Полины… на экране я, практически в полный рост, голая, рассматриваю своё тело в высоком зеркале нашей ванной комнаты, а моя сестра снимает меня на камеру через щель приоткрытой двери.
Провожу пальцами по толстому шраму на груди, скольжу им вниз — к животу, касаюсь себя ладонями, будто изучаю. Плачу.
Слёзы катятся из глаз обнажённой девушки на экране телевизора.
Слёзы катятся из глаз девушки, которая стоит посреди расшумевшейся толпы и смотрит на своё изображение.
Всем плевать. Никто не видит слёз. Все видят только шрам — толстый, уродливый, красный шрам, и то, как девушка на экране изучает своё тело, скользит по нему подушечками пальцев, по груди, по впадинке между ног, по бёдрам…
Я помню, о чём думала в тот момент, помню, как представляла, что однажды, кто-то будет касаться меня, вот так вот — гладить, изучать тело, рассматривать. «Какого ему будет?» — думала я. Мой шрам слишком яркий, чтобы не заметить его, и слишком некрасивый, чтобы игнорировать. Я считала своё тело испорченным. Я боялась, что в моей жизни никогда не появится человек, который сможет полюбить всю меня, целиком, вместе с моими изъянами.
Я боялась. Я была глупа. Мой шрам — просто царапина по сравнению с тем, как у многих людей изуродованы души.
ГЛАВА 40
Я думала, время нельзя поставить на паузу. А сейчас, в один из самых тяжёлых моментов моей жизни, кажется, будто время намерено ход замедлило — издевается. Позволяет гостям Светлаковой вдоволь насладиться зрелищем. Позволяет им смотреть на меня во все глаза, шептаться, смеяться, или просто молчать в замешательстве от увиденного — что ещё хуже.
Кричите! Смейтесь! Презирайте!
Не молчите!
Слишком тихо… в голове. На душе. Везде… слишком тихо. Не чувствую тела, не чувствую себя во вселенной, словно призраком стала, которого все видят, но не знают, как правильно реагировать на его присутствие. А призрак… и сам не знает, что он, кто он, зачем и для чего вообще существует.
Костя…
Костя…
«Костя!», — всё, что звучит в голове. Так ясно, так громко, будто кто-то губами прижимается к уху и с надрывом кричит его имя.
Костя… ты жил во мне. Твоё сердце… твоё однажды полюбившее меня сердце билось во мне. А я не знала. Я… я ничего не знала.
— Я не знала… Не знала… — не осознаю, что бормочу себе под нос. Даже слов собственных не разбираю. — Не знала, — растерянно кружусь на месте, глазами полными горьких слёз скольжу по лицам, чувствую, как их взгляды до костей прожигают. Хочу уйти. Хочу сбежать. Хочу исчезнуть!
Грохот. Чей-то крик. Удивлённые вздохи. И экран гаснет, успев продемонстрировать застывшую мигающую картинку и длинную трещину пересекающую его по диагонали. На полу валяется стальной стул.
Гостиная вновь погружается в темноту, но я успеваю разглядеть высокий силуэт проворно пробивающий себя дорогу сквозь возмущённую толпу гостей Светлаковой. Макс.
