Не учите меня жить! - Кайз Мэриан (читать книги без txt) 📗
Дверь паба захлопнулась, и мы остались на улице.
— Ну что, Люси, домой? — слегка пошатываясь, сказал Гас.
— Домой? — вежливо переспросила я.
— Да.
— Очень хорошо, Гас, — кивнула я.
Он улыбнулся улыбкой победителя.
— А где ты теперь живешь? — поинтересовалась я.
— Пока в Кэмдене, — неопределенно проронил он. — Но почему ты спрашиваешь?
— Значит, едем в Кэмден, — резюмировала я.
— Нет, — встревожился он. — Ко мне мы не поедем! Это невозможно!
— Ладно, только в дом к моему отцу тебе нельзя.
— Чего это? Я потолкую с твоим стариком и, думаю, мы друг друга поймем.
— Да уж, — согласилась я, — этого-то я и боюсь.
Он что-то темнил, и я всегда это знала. Наверно, в Кэмдене у него девушка, с которой он живет.
Но мне было уже все равно. Я бы и в резиновых перчатках до него не дотронулась. Я вообще не понимала, как он мог мне так нравиться. Он был похож на маленького гнома, на нелепого пьяного тролля. Да еще в этой дурацкой шапке и грязном свитере неопределенного цвета.
Чары развеялись. Все в Гасе отвращало меня. Даже пахло от него как-то странно. Точнее, противно: как от ковра наутро после очень шумной пьянки.
— Побереги свои оправдания для других, — сказала я. — Не объясняй, почему не можешь привести меня к себе. И почему никогда не приводил. Другим рассказывай свои небылицы.
— Какие еще небылицы? — спросил он, искренне изумляясь.
— Дай вспомнить. Ты мог рассказывать, что присматриваешь за коровой твоего брата, держать ее, кроме спальни, у тебя негде, а она очень пугливая и боится чужих.
— Правда? — задумчиво протянул он. — Да, наверно, ты права. Это на меня похоже. Ты исключительная женщина, Люси Салливан.
— Да нет, — улыбнулась я. — Уже нет.
Это совсем расстроило его и так одурманенный алкоголем рассудок.
— Вот поэтому, — продолжал он, — придется нам ехать к тебе.
— Я поеду, — сказала я, — а ты нет.
— Нет, Люси, постой, — забеспокоился он. — Как же так?!
Я остановилась и радушно улыбнулась.
— Какие проблемы, Гас?
— А как же я попаду домой? — спросил он обиженно. — Люси, у меня же нет денег.
Я подошла ближе, заглянула ему в глаза и улыбнулась.
Он улыбнулся в ответ.
— Если честно, дорогой, — проворковала я, — мне наплевать!
— В смысле?..
— Говоря понятным тебе языком… — Я выдержала эффектную паузу и раздельно произнесла прямо ему в лицо: — Пошел ты!
Затем сделала глубокий вдох и продолжала:
— Выманивай деньги у других, пьяный урод! Мой кредит исчерпан.
И, покачивая бедрами, пошла прочь, ухмыляясь, как довольная кошка, и предоставив Гасу остолбенело смотреть мне вслед.
Через пару секунд я поняла, что иду не к метро, а в противоположную сторону, и повернула обратно, надеясь, что этот мелкий паршивец уже ушел.
75
А потом мне стало весело.
Я поехала в Эксбридж, но лишь за тем, чтобы собрать вещи. В электричке пассажиры странно косились на меня и старались держаться поодаль. Я же все вспоминала, как гадко обошлась с Гасом, и торжествующий внутренний голос твердил мне: чтобы жить хорошо, иногда надо вести себя жестоко.
Со злобным удовольствием я гадала, что успел расколотить папаша, пока меня не было дома. Этот пьяница вполне мог спалить дом. А если спалил, есть надежда, что и сам сгорел вместе с ним.
Я представила себе, как там сейчас полыхает, и, вопреки всему, рассмеялась вслух.
Я его ненавидела!
Теперь я понимала, насколько плохо позволяла Гасу обходиться с собою — а ведь в точности так же обращался со мною мой отец! Я умела любить только пьющих, безответственных, безденежных мужчин. Потому что этому научил меня папаша.
Но сейчас я уже не чувствовала, что люблю его. С меня довольно. С сегодняшнего дня пусть сам о себе заботится. И денег я больше не дам — ни одному, ни другому. В пылу моего гнева Гас и отец каким-то образом слились воедино.
Вообще-то я была благодарна и Гасу, и отцу за то, что они так отвратительно ко мне относились. За то, что вытолкнули меня туда, где мне стало на них наплевать. Будь они чуть порядочнее, это могло бы продолжаться вечно. И я прощала бы их снова, снова и снова.
На меня нахлынули воспоминания о других моих романах, которые я считала давно забытыми; о других мужчинах, других унижениях, других ситуациях, когда я клала жизнь на то, чтобы ублажать неудачников и эгоистов.
И вместе с незнакомым гневом во мне родилось еще одно незнакомое мне странное чувство. Чувство самосохранения.
76
— Везет тебе, — завистливо вздохнула Шарлотта.
— Почему? — удивилась я. По моему разумению, мало кому везло меньше, чем мне.
— Потому, что теперь у тебя все устроилось, — сказала она. — Вот бы мой отец был алкоголиком! Вот бы я ненавидела свою маму!
Этот разговор с Шарлоттой происходил на следующий день после того, как я съехала от папы и вернулась в свою квартиру на Лэдброк-гров. Он-то и заставил меня всерьез задуматься: не стоит ли все же вернуться обратно к папе.
— Если б только я могла жить, как ты, — задумчиво продолжала Шарлотта. — Но мой отец если и выпьет, то в меру, и маму я люблю… Нет, никогда мне не стать самостоятельной! А ты, Люси, скоро встретишь того, кого надо, и будешь жить долго и счастливо.
— Правда?
Не спорю, услышать такое приятно, вот только откуда она это взяла?
— Да! — Шарлотта помахала передо мной какой-то книжкой. — Вот, я здесь прочла, в одной из твоих дурацких книг. О таких, как ты. Ты всегда выбираешь себе мужчин, похожих на твоего папочку — ну, которые много пьют, не желают брать на себя никакой ответственности и все такое.
У меня болезненно сжалось сердце, но я не перебивала.
— Твоей вины тут нет, — продолжала Шарлотта. — Понимаешь, ребенок — то есть ты, Люси, — чувствует, что родитель — то есть твой отец — несчастен. И — вообще-то, я не очень понимаю, почему — потому, наверное, что дети вообще глупые, — ребенок начинает думать, что он в этом виноват. Что его долг сделать своего родителя счастливым. Так ведь?
— Точно!
Шарлотта была права. Сколько раз я видела, как папа плачет, а почему — не понимала. Помню только, как всегда хотела убедиться, что не я виновата в его слезах. И как боялась, что он никогда уже не будет счастлив. Чего бы я ни сделала тогда, чтобы помочь ему, чтобы ему стало легче!
Шарлотта тем временем продолжала укладывать мою жизнь в рамки своей новой теории.
— А когда ребенок — то есть опять ты, Люси, — становится старше, его привлекают ситуации, в которых эмоции детства… черт, забыла слово — ре… ре… реп…?
— Реплицируются, — услужливо подсказала я.
— Люси, откуда ты все знаешь? — ахнула она, потрясенная моей проницательностью.
Разумеется, я знала. Ту книгу я перечитывала раз сто. Ну, один раз точно. И была хорошо знакома со всеми представленными там теориями. Просто до сих пор никогда не думала, что они применимы ко мне.
— Это значит «повторяются», да, Люси?
— Да, Шарлотта.
— Ну так вот: ты чувствовала, что твой папа алкоголик, и пыталась его исправить. Но не могла. Люси, ты не виновата, — поспешно добавила она. — Ты ведь была только маленькой девочкой, что ты могла? Прятать бутылки?
Прятать бутылки.
У меня в голове тихо прозвенел колокольчик. Это было давно, двадцать с лишним лет назад. И вдруг я вспомнила тот день, когда Крис сказал мне, то ли четырех-, то ли пятилетней: «Люси, давай прятать бутылки. Если мы будем прятать бутылки, родителям станет не из-за чего ругаться».
Меня захлестнула горячая волна жалости к малышке, которая прятала бутыль виски размером ненамного меньше ее самой в корзине, где спала собака. Но Шарлотта не умолкала ни на минуту, так что воспоминания пришлось отложить на потом.
— И вот ребенок — то есть ты, Люси, — становится взрослой и знакомится со всякими разными парнями. Но тянет ее всегда к тем, у кого те же проблемы, что и у родителя ребенка — то есть у твоего папы. Понимаешь? «Повзрослевшему ребенку хорошо и уютно только с теми, кто злоупотребляет спиртным или не умеет обращаться с деньгами, или периодически прибегает к насилию», — зачитала Шарлотта.
