Единственное число любви - Барыкова Мария (читать книги онлайн полностью без регистрации txt, fb2) 📗
Он стоял одиноко, держа в руках эту нелепую корзинку, набитую пакетами мелкой сухой рыбешки, которая водится только в Белом озере и которую местные власти, за неимением прославленного масла, дарили всем участникам съемок. Я готова была уже броситься к нему и в последний раз ощутить прикосновение теплого человеческого тела, а не раскаленной меди, но эта смирившаяся поза, эта корзинка, а главное, эта рыба… Я в первый раз за многие годы заплакала, а через минуту объявили петербургский поезд.
Да, я мало вспоминала о нем, изредка видя на экране титры с его фамилией или слыша упоминание о нем знакомых. О нем говорилось всегда с долей какого-то удивления и жалости; он не влезал в денежные проекты, не занимался халтурой, а все ждал и ждал непонятно чего. Потом я и вовсе перестала о нем слышать и, только прижимаясь щекой к элегантно поседевшей морде Шалена и близко видя его черный зрачок во весь глаз, на мгновение вспоминала другие, неутоленные, глаза.
А весной он стал мне сниться. Сниться редко, но отчаянно и зло, уходящей в темноту туннелей фигурой, недосягаемым зверем в осеннем лесу, и, проснувшись, я целый день ощущала себя несвободной. А потом вдруг поняла: с ним все в порядке. Больше чем в порядке — он победил.
Глава 3
АННА
Когда я встретила Кирилла, мне только что исполнилось тридцать шесть лет — возраст, в некотором роде критический для женщины, не имеющей детей. Мне, врачу, это хорошо известно. Я видела достаточно женщин, у которых в жизни было все, кроме детей, — и это «все», погоне за которым они отдали годы, предназначенные природой для другого, однажды переставало радовать их, делалось ненужным…
Отчасти так было и у меня.
С моим бывшим мужем, Игорем, мы познакомились еще студентами медицинского, а поженились в ординатуре. Первым пристанищем нашей любви стала маленькая комната на Владимирском проспекте, которую мы снимали у толстой полуглухой старухи. От тех лет в моей памяти остались долгие посиделки с друзьями, заканчивавшиеся прогулками по ночному городу. И когда мы с Игорем возвращались в нашу комнатушку, его губы находили мои, а старая кровать, перину с которой мой муж вынес на помойку, заменив толстым листом фанеры, радостно принимала наши жадные молодые тела. Утром мы разъезжались по больницам, и заведующий отделением, где я проходила практику, с ухмылкой взирал на синие тени, обводившие мои глаза, а иногда, в зависимости от настроения, позволял себе комментарии, которые возможны только в медицинской среде.
То, что мы снимали жилье, по мнению свекрови, было моим капризом и непозволительной тратой денег. Большая комната Игоря в их квартире на Социалистической улице стояла свободной. Но мне так хотелось уюта для нас двоих, в который мы были бы вольны пускать или не пускать посторонних, и мысль о том, что придется готовить ужин и мыть посуду под неодобрительным взглядом свекрови, была мне неприятна. Игорь, давно уставший от постоянной опеки матери, холодной «петербургской» дамы, преподававшей в школе химию, тоже хотел самостоятельности. Впрочем, тогда наши мнения совпадали почти во всем, а редкие ссоры, как правило по каким-то пустякам, лишь добавляли в юную кровь адреналин, и примирения были настолько радостными, что недоразумения быстро забывались и проходили бесследно.
После ординатуры я пошла работать в районную поликлинику, а Игорь, специализировавшийся по сосудистой хирургии, в больницу.
Моя поликлиника, расположенная в новом современном здании, справедливо считалась одной из лучших в Ленинграде. В ней было неплохое по тем временам оборудование, работали многие известные всему городу врачи, так что мне было у кого поучиться. Я не отказывалась ни от замен, ни от сверхурочной работы — и не только потому, что это приносило дополнительные деньги. Я занималась любимым делом и чувствовала себя способной приносить пользу людям — а об этом я мечтала, как говорится, со школьной скамьи.
Только через семь лет мы с Игорем, сменив несколько съемных комнат и квартир, смогли с помощью моих родителей купить двухкомнатный кооператив в Купчине. День переезда в собственную квартиру был одним из самых счастливых в моей жизни. Обходя светлые, еще не обставленные комнаты, я представляла себе, где что будет, и тогда же впервые подумала, что детская кроватка очень уютно станет вот у этой стены…
И было новоселье — с закусками, расставленными на снятых дверцах встроенных шкафов, со множеством тостов и шумным весельем. И когда гости наконец разошлись, наши объятия на расстеленном посреди большой комнаты спальном мешке были яркими и счастливыми, и я, опять-таки впервые, пожалела, что в эту ночь нам не суждено зачать ребенка. В те годы я тщательно предохранялась.
Надо сказать, что к этому времени мой муж стал неплохо зарабатывать. Коллеги уже отзывались о нем как о первоклассном хирурге, у него появилась собственная клиентура, а один из шкафов новой квартиры постепенно заполнялся подарками его больных — обычно это был дорогой парфюм, конфеты, коньяки, а иногда и просто так называемые «продуктовые наборы», которым я очень радовалась — наступало время пустых прилавков и талонов на еду. Надо отдать Игорю должное — вначале он пытался отказываться от подношений, и я помню его возмущенные тирады по адресу назойливых родственников больных, что всеми правдами и неправдами пытались «отблагодарить» его. Но ведь долго противостоять этой практике в одиночку невозможно, такое мало кому удается…
Итак, нам оставалось обставить квартиру и расплатиться с долгами. Работая вдвоем, мы рассчитывали сделать это в течение года, а дальше меня — по нашему плану — ждали радости материнства. Я мечтала о том времени и присматривалась к импортным детским вещам, появившимся в магазинах на смену привычному советскому убожеству. Стоили они немыслимых денег, но мы с Игорем считали, что у нашего ребенка будет все самое лучшее. А пока… Пока была работа и только работа. Игорь часто оставался на ночные дежурства, днем была занята я, и поэтому не каждые сутки нам удавалось даже просто увидеться.
В Озерках открывалась новая городская больница, оснащенная самым современным оборудованием, и моего мужа пригласили туда работать, что было несомненной удачей. Я помню, как, впервые попав в это огромное здание, испытала настоящую гордость за нашу профессию. Сейчас многие забыли о том, какие надежды связывались с перестройкой, но я вспоминаю о них каждый раз, бывая в этой больнице. Игорь там уже давно не работает. Впрочем, он и тогда относился к моим надеждам скептически… Но я отвлеклась.
Когда муж начал работать в Озерках, дорога на работу стала занимать так много времени, что теперь мы виделись, лишь когда его редкие выходные совпадали с моими. И мы решили, что нам нужна машина. В приобретении двухлетней «тойоты» с тогда еще не запрещенным правым рулем помог один из бывших пациентов Игоря. А когда однажды утром муж обнаружил нашу серебристую красавицу вскрытой и ограбленной, перед нами встал вопрос покупки гаража…
Конечно, жизнь в стране менялась, и с теми же проблемами сталкивались многие семьи. И многие так или иначе сумели решить их… Но не мы.
Будучи профессиональным врачом, я не сумела ни вовремя заметить, ни тем более предотвратить беду, подстерегавшую нашу семью.
Игорь начал пить.
Сначала я не придавала этому особого значения и очнулась, когда было уже поздно.
По злой иронии судьбы коллеги Игоря впервые привезли его домой в бесчувственном состоянии именно в тот день, когда главврач нашей поликлиники подписал приказ о моем назначении заведующей терапевтическим отделением. Между этим днем и тем, когда в моем паспорте появился штамп о разводе, прошло два долгих года жизни, о которых не хочется вспоминать. Скажу только, что тогда во мне одновременно существовали две разные женщины: неизменно внимательная к больным, уверенная в себе завотделением поликлиники и… отчаявшаяся жена алкоголика. Пропасть, разделявшая этих женщин, становилась все шире. Никто бы не смог представить себе вторую умело накрашенной и легкой походкой идущей на высоких каблуках по просторным коридорам поликлиники. Никто бы не узнал первую в сидящей на полу у двери квартиры и со страхом ловящей все шумы на лестнице в ожидании мужа. Но обе эти женщины — я.
