Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" (читать книги без регистрации полные txt, fb2) 📗
Их было пятеро: Азаев, Масхадов и ещё трое мразей, не упомню, кто. Они все живы остались только потому, что сделать ничего не успели, видимо, сначала, как полагается, «поговорить» решили. А когда я вломился, они пытались привязать его за руки к спинке кровати.
Как я дрался и что делал, я тоже не помню. Ясно только видел – у Макса кровь по подбородку стекает и от этого хотелось бить, бить, рвать, раздирать в ошмётки, в кровавую кашу.
Они убежать пытались, один урод даже под кровать пополз, я его выдернул и головой в дверцу чьей-то тумбочки вписал так, что задвижка клок кожи стесала, кровь полилась на пол, мне на руки. Всё было мутно-красным, только Макс бледным, он сидел на полу, рубашка разорвана, на лице кровь, на руках кровь. Идите сюда, твари, мрази, ёбаные суки, дайте вас убить! Схватить за руку, просто без всякого – двумя руками, крутануть так, чтоб хрустнуло, чтоб завыл, чтоб больно было, чтоб знал, всю жизнь знал!
– Иииии!!! Аааа!!! Мы ниииичего не делали, пустииииии! – я свалил Азаева на пол, придавив ему коленом яйца так, что он визжал, как свинья. – Он сказал напугать просто, пусти, урод, сука, пустииииии!
– Кто – он? – мне зубами его рвать хотелось, грызть и выплёвывать.
– Таракан, сука… Аааа, блядь, ёбаный нахуй, боооольно! – кто-то пнул меня в бок, я даже не почувствовал толком. По роже, получай, тварь, ещё раз и ещё… Зубы свои с пола собирать будешь!
– Нахуя?!
– Не знаю!!! Не знаю, сказал… Пусти! – я вдавил ещё сильнее, у него рожа совсем перекосилась, слёзы потекли, сопли кровавые вперемешку со слюнями. Придушить бы тебя, тварь, схватить за глотку и сжимать, сжимать, сжимать и смотреть, как ты дёргаешься, сучишь ногами, выпучивая глаза и царапая линолеум. А потом ты сдохнешь. Как же хочется… Как же хочется это почувствовать – как человек в твоих руках становится падалью…
Краснота уходила, в ушах звенело. Я встал, повернувшись к Максу. Азаев валялся на полу, рядом Вовчик держал ещё одного. Куча каких-то людей стоят, смотрят, друг друга подталкивают, кивают на Макса, на меня… Какого хуя?
– Чё встали? Хуле надо?! – во рту была кровь, я опять себе щёку прикусил. Сплюнул. Размахнулся, со всей бури лупцанул по морде тому, которого Вовчик держал, только башка мотнулась. Пнул Азаева по печени. – Совсем оборзели, твари! Все слушаем и запоминаем: кто-то ещё раз рыпнется в мою сторону, в сторону моих друзей, вякнет, пискнет, просто подумает – вот так же валяться будет! А теперь, нахуй, свалили быстро, как вас не и было, и эту блядь, – я ещё раз пнул Азаева, – заберите с собой!
У Макса кровь на лице… По лицу били, твари, там всегда крови много. И, видать, за рубашку хватали, когда выдирался. И за руки, выворачивали, наверное, вон они как странно лежат… Ёбаные пидоры, как же они могли, его – за руки?!
– Макс, Макс, ты меня слышишь? Встать можешь?! – мне снова стало страшно.
Он кивнул, продолжая сидеть. Вовчик выпихивал из общей спальни любопытных, кто-то взвалил на себя Азаева, потащил. Кто-то, мимоходом, поднял валяющуюся тумбочку, кто-то наступил на выпавшую оттуда мыльницу – «кррак»...
– Давай, пошли отсюда… Пошли в медпункт. Эй, эй! У тебя голова кружится? По голове зацепили? – я попытался заглянуть ему в глаза, но он только мотнул головой.
– Н-нахуй медпункт… – наконец сказал он. – Мне в комнату… В комнату надо, я Спириту напишу, пусть он меня заберёт, похуй, п-п-похуй, уеду, ненавижу тут всё, всех, не могу больше, домой, я домой хочу!
– Всё-всё, расслабься, сейчас пойдём, – по ходу, он не соображал, что говорил, не смотрел на меня.
– Чё с ним? – удивился Вовчик, глядя, как Макс пытается подняться, и падает на ближайшую кровать, и снова поднимается. – Никогда по морде не получал, что ли?
– Заткнись, долбоёб! Плохо человеку, не видишь, что ли? – я поднял Макса, закинул его руку себе на плечо. – Вот так, держись, пойдём отсюда, нафиг…
В коридоре народ стоял, глазел. Макс шёл, спотыкаясь на каждом шагу. И молчал. Только вздрагивал и плечом дёргал. Я думал, он плакать начнёт. Не начал.
Медпункт на первом этаже, мы – на втором. Я посмотрел вниз – бля... У него и на ровном месте ноги заплетаются, он же по лестнице не спустится… А, похуй, пусть, что хотят, думают, сейчас мне было совсем всё равно.
– Держись, вот так… Да держись ты, не руки, а макароны! – я подхватил его под колени. И понёс по лестнице. Ну, он тяжелый, хоть и худее меня в два раза, там же сплошные мышцы… Я б его, наверное, так отсюда до города бы донёс, до его квартиры, докуда угодно.
– Ну-ка, блядь, поставь меня на место, ёбнулся, что ли?! – о, кто-то пришёл в себя. Макс завертелся, попытался вырваться. Фигушки!
– Я тебя поставлю, а ты наебнёшься с лестницы, тебя ноги не держат.
– Ты куда меня тащишь? – с лестницы мы спустились. На первом этаже холодно было, темно и тихо. Я посмотрел вверх – кто-то глядел оттуда, но вниз не спускался.
– Пошли, тебе в медпункт надо.
– Не надо мне в медпункт! – Макс снова дёрнулся и я поставил его на пол. – Мне надо в комнату… Позвонить, пусть меня Спирит заберёт, хватит с меня этого всего!
– Да-да, а сейчас пошли в медпункт. Тебе, вон, губу расквасили и мне тоже надо, – пока никто не видел, я взял его за руку и приобнял, потащив в сторону медпункта.
Медсестра Алла Евгеньевна пялилась на меня злобно, спросила, кто это его. «Неважно, кто… не я.» Ещё не хватало, чтоб он тут рассказывать начал. Сам разберусь с этими мразями, без сопливых. Макса вдруг пробило «на поржать», я аж напугался, вдруг он «того» совсем.
– Истерика, – равнодушно сказала Алла Евгеньевна, – как маленькая девочка, честное слово. Макс хихикнул:
– В-вас бы толпа х-хачей т-трахнуть собралась… посмот-трел бы я…
Алла Евгеньевна ничего не сказала, накапала в стаканчик валерьянки и дала ему выпить.
– Укол ему сделай, пусть поспит спокойно!
– Я н-не… Я не буду спать, я уеду прямо сейчас!
– Куда? Ночь на дворе, никого нет. Кто тебе документы отдаст? – медсестра хрумкнула ампулой, набрала шприц и теперь стучала по нему.
– Причём здесь документы? Вы что, не понимаете?! Я не могу так больше, о Господи, да плевал я на документы, на всё! Что Вы мне вколоть собираетесь?
– Не дёргайся! Вот, и держи теперь крепче.
Я пока мыл руки. Ничего такого, только кожу слегка содрал об чьи-то зубы или ещё обо что. И мысли в голове, как вода из крана, бежали-бежали, нихрена ничего обдумать не успевал, только одно засело прочно: «Макс не уедет». Никуда он сейчас не уедет.
Алла Евгеньевна предложила в медпункте переночевать, но Макс отказался. Тут в дверь заскреблись – ага, вот и уроды пришли перебинтовываться. Я ранку Максу и сам мог промыть, мне надо было, чтоб он успокоился, чтоб перестал дёргаться и смеяться так страшно, чтоб ночью не вздумал удрать.
Уродов побитых мы проигнорировали, Макс шёл, разминал себе запястья. Его в сон клонило, успокоительное нам тут сильное херачат. Ага, мне раньше часто кололи всякое, а потом я стал руку, ну, или там ягодицу напрягать и иголка гнулась – просто для прикола. Да и действовало на меня слабо.
В комнате он, первым делом, к своему смартхрену бросился – Спириту писать. Ага, хер, мне даже отбирать у него не пришлось. Интернет в нём закончился. У нас ещё телефон есть в кабинете директора и старый аппарат внизу, на вахте, там одно слово из трёх слышно. Я его еле уговорил лечь спать.
– Стас… они сказали, я сам виноват, не нужно пидорасом быть.
– Да всё, спи-спи, завтра разберёмся…
– Не могу так… Ну, что я всем сделал? Что?!
– Да спи уже…
Посидел с ним немного. От этого лекарства вырубает очень конкретно, человек не шевелится, не ворочается. Завтра ему будет трудно проснуться, полдня будет никакой.
А потом я пошёл разбираться.
То, что творилась какая-то гнилая хуйня, я просёк сразу. Насчёт «попугать» – тоже… Я тогда невменяемый был, как-то не сильно соображал, что там эта горилла визжит, а сейчас вспомнилось. А нахуя пугать, да ещё таким образом? Таракан сказал… Что-то я не помню, чтоб когда-то кого-то конкретно просили пресануть. Порядок навести – это одно, это нормально. Ну, отмудохать сильно борзых – это само собой. Но опускать…