Маффин (ЛП) - "Mahsa" (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Протянув руку, я сорвал написанную мелким почерком записку. «Твоя комната», — гласила она. Я нахмурился. Моя, значит? Ох уж этот вечно всезнающий Эшер! Он знал, что я останусь, знал, что пойду по этому коридору и найду записку. Он слишком много знал.
От лёгкого толчка дверь тихо отворилась. Я подождал, пока она полностью распахнётся, и приготовился к любым сюрпризам. Первой в глаза бросилась двуспальная кровать. Рядом под стенкой стоял комод и… больше ничего. Комната была огромна и пуста.
— Оригинально, — хихикнул я.
Мне тут же невыносимо захотелось посмотреть спальню Винченцо. Зуб даю, она выглядит поживее.
Покачавшись на пятках, я глянул в гостиную, а затем уставился на закрытую дверь в конце коридора. Должно быть — это она и есть — берлога Винченцо.
Зажав записку в руке, я двинулся дальше, остановился перед следующей дверью и осторожно её открыл. Внутри оказалась ванная — совершенно обычная, ничем не примечательная, кроме желтеющего на зеркале стикера. Какого хрена? Будто я ребёнок, путешествующий по лабиринту в поисках спрятанного сокровища.
Проскрипев по кафельному полу грязными кедами, я остановился в шаге от раковины и прочёл аккуратно выведенное слово — «Душ».
— Мудак, — фыркнул я под нос, срывая с зеркала жёлтый квадратик.
На закрытой крышке унитаза меня поджидала стопка белоснежных полотенец, которую венчала зубная щётка. Я усмехнулся: «Чтоб его…».
Осмотрев ванную и не обнаружив больше ничего интересного, я вернулся в коридор, чтобы заглянуть за дверь хозяйской спальни. Очередной всплеск паники заставил меня оглянуться и проверить, где Винченцо. Судя по гремевшей в гостиной какофонии, он по-прежнему сидел на диване, терзая телевизионный пульт.
Вздохнув с облегчением, я, словно не в меру любопытный сосед, сунул нос за запертую дверь… У правой стены стояла большая кровать с деревянной рамой: высокий матрац застилали чистые белые простыни. Во всю левую стену растянулись огромные двойные окна, закрытые белыми же занавесками. Пол закрывал простой серый ковёр. Туалетный столик, две книжные полки и красивый чёрно-белый пейзаж разрушенного каменного моста — ничего сверхъестественного. Не знаю, что я ожидал увидеть: может, склад взрывчатки от пола до потолка, забитый ящиками с оружием?
— ГУМБА!
Я чуть из штанов не выпрыгнул. Дверная ручка загремела, крепко стиснутая внезапно задрожавшей ладонью, и я, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, дал дёру. За спиною громко хлопнула дверь. Слишком громко.
Чёрт!
— ГУМБА!
Мой топот дробью прокатился по коридору. Мне снова было семь. Заслышав чужие шаги, я снова опрометью выскакивал из отцовской библиотеки, вход в которую был строго-настрого запрёщен. Ноги разъехались на скользком деревянном полу, и я, ударившись рукой о дверной косяк, врезался в стулья, выстроившиеся у стола.
— Чего? — выдохнул я.
Он всё ещё сидел на диване, повернувшись ко мне спиной.
— Пива принеси.
Я почти услышал грохот, с которым моя челюсть рухнула на пол.
— И желательно сегодня, — щёлкнул он пальцами.
Проглотив так и рвущееся наружу едкое замечание, я поплёлся к холодильнику. Как только белая глянцевая дверца распахнулась, в глаза бросился очередной стикер. На этот раз он красовался на завёрнутом в пищевую плёнку бутерброде.
«Индейка», — прочитал я и потянулся к стоящей за бутером бутылке пива.
Сэндвич с индейкой? Зачем? Взяв бутылку за горлышко, я покрепче зажал её в руке, раздумывая тем временем над загадкой бутерброда. И не поленился же Эшер его подписать. Почему именно индейка? Разве я говорил ему, что люблю индейку?
— Вот, — буркнул я, бросив холодную бутылку Марио на колени.
В благодарность с дивана донеслось невнятное ворчание. Оперевшись локтем о спинку, Винченцо приставил горлышко бутылки к перекладине костыля и треснул кулаком по крышке. Жестяной кругляш подскочил и, упав на пол, затанцевал у него под ногами.
— Итак, я слышал, ты слил Майкла.
Не ожидал, что он затронет эту тему.
— Он был твоим другом, что ли? — живот скрутила призрачная боль.
— Бля, ещё чего! — брызжа пивом, воскликнул он. Жидкость в бутылке вспенившись, стекла на дно. — На дух не переношу этого психа.
Почему-то эта фраза вызвала у меня улыбку.
— Вроде как после той вашей стычки он получил по заслугам. Пикетт выяснил, что засранец проворачивает свои грязные делишки прямо у него под носом, и озверел. Эх, хотел бы я там оказаться, когда всё выплыло наружу, — усмехнулся Винченцо, отхлебнув из бутылки.
Не знаю, почему он рассказывал мне всё это. Может быть, потому что чувствовал себя одиноким. А может, он разговаривал со мной, как говорят с собакой — ни о чём, а любимец тем временем смотрит на хозяина полными обожания глазами и часто дышит, вывалив на сторону розовый язык. Но в этот раз собака с жадностью внимала каждому слову.
— Так что с ним произошло? — спросил я.
Лохматая голова легла на спинку дивана, и на меня воззрился единственный карий глаз. Я снова поймал себя на том, что разглядываю его лицо и тёмный шрам, сбегающий по шее в расстёгнутый воротничок рубашки.
— Этот трус сбежал, — жуткая маска пошла волнами, пустив по моей спине мурашки. Подбородок Винценцо, словно отделившись от остального лица, опустился вниз и вернулся на место. Эффект ошеломлял: как будто водоросли колыхались в морских волнах, исчезая и появляясь, исчезая и появляясь.
— И куда же он сбежал? — продолжал спрашивать я.
— Да кого это, бля, волнует? Здесь козла больше нет. Свалил из страны, раз его ещё не поймали.
Мои плечи мгновенно расслабились. Как же чудесно было узнать, что поблизости стало на одного врага меньше, врага, страстно желающего видеть меня мёртвым. Вздохнув про себя, я обошёл диван и плюхнулся на подушки. Они оказались такими уютными, что я осмелился откинуться на спину и даже закрыл глаза.
— Кто разрешил тебе садиться? — проворчал Винченцо.
— Давай представим, что прям щас я тебя послал, — храбро вякнул я в ответ.
— А как насчёт «по зубам»? Думаю, даже Пикетт будет не против, если эти челюсти на пару неделек захлопнутся. Рот-то твой ему, наверное, ни к чему.
В моих глазах полыхнул огонь, а мысли, сбившись в кучу, опасно забалансировали, как башня, собранная из деревянных брусочков игры «Дженга»*. Это был пошлый намёк, не так ли? Посмотрев на Винченцо, я понял, что так и есть, и покраснел, как помидор. Если до этого он не знал о нас с Эшером, то сейчас всё стало яснее ясного. Моё пылающее лицо было всё равно что мигающий неоновый указатель.
— Я взрослый человек, поэтому не буду развивать эту тему, — фыркнул я. Губы Марио растягивала торжествующая улыбка, пока он наблюдал, как я ретируюсь в избранную для меня судьбоносным клочком жёлтой бумаги комнату.
— Ага, я так и подумал, — послышалось у меня за спиной.
Оказавшись в спальне, куда Винченцо мог добраться лишь с большим трудом, я расслабился. Закрыв за собою дверь, я рухнул на нетронутую кровать — дорогой матрас даже не скрипнул под моим весом. Он был из обладающего памятью материала, что сам подстраивается под тело. Не зря в народе нахваливали эту разработку НАСА — я будто парил на облаке в поднебесье.
Скинув ботинки и носки, я стянул перчатки, а затем обнял подушку, позволяя ей запомнить лицо. Сон не входил в мои планы, но, полежав так несколько минут, я заснул.
Замелькавшие в голове яркие образы постепенно темнели. Я не удивился — кошмары давно стали обычным делом. Мне вновь предстояло пережить всё, что я держал взаперти, и стать жертвой событий, которых старался избежать даже во сне. Это было неотвратимо.
Когда мне было шесть лет, я нашёл во дворе выпавшего из гнезда птенца. Мама запретила мне трогать его, объяснив, что, если он будет пахнуть человеком, мать никогда к нему не вернётся. Птенец щебетал несколько часов подряд. Я смотрел на улицу из окна своей спальни, отчаянно борясь с желанием поднять пичужку с заросшей травою земли. Я хотел выскочить из дома, завернуть её в одеяло и согреть, такими одинокими были крики, такими страшными.
