Драконьи танцы на битом стекле (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела"
— Не получится, — неожиданно раздался откуда-то сверху виноватый голос. Говорил Бом.
Все посмотрели на черного дракона, чтобы получить объяснения. Но тут превратился в человека бронзовый и принялся кататься по земле, закрывая ладонями лицо и что-то неистово шепча, словно кого-то отгоняя. Но не мошкару же!
— Прочь! Прочь! Прочь!
— Она слушает вас через Бима! — Вскричал Бом, искренне переживающий за друга.
Тай и Лий оба оказались рядом с юным бронзовым. Обняли с двух сторон. Бим вжался лицом в живот Тая и тихо заскулил. И тогда в масочнике пробудилась маска. Арлекин проступил светящимся сиреневым контуром в области солнечного сплетения. Быстро стал выпуклым и достиг реального размера. Тай, одной рукой прижимающий к себе дракона, второй оторвал маску от груди, отчего на коже остался быстро исчезающий красный след, и надел ее. Глаза в прорезях исчезли, превратившись в черные провали. Лий, наблюдающий за этим, вскинул руку, не позволяя Михею и кому-то еще из селян приблизиться к ним. А потом зазвучал игривый голос полновесного Арлекина.
— Ну что, Черныш, поиграем?
— Это ты мне? — На всякий случай уточнил Бом, указав на себя самого когтистым пальцем.
— А что, тут еще есть черненькие с даром Тьмы?
— Что ты задумал? — Взволнованно вопросил у маски Лий.
— Эксперимент, — пропел Арлекин и встал на ноги, передав Савелию заботу о Биме. Который немного успокоился и даже поднял голову, чтобы наблюдать за происходящим. Но тут же зажмурился и снова отвернулся. Арлекин, заметив это, рассмеялся, словно колокольчик зазвенел, — Да не переживай так, маленький. Пусть смотрит эта тетка проклятущая, если ей так хочется!
И больше Арлекин ни на кого не отвлекался. Его интересовал только Бим.
— Скажи Гиацинту, что мы уходим в чумную тень. Он поймет.
— Сказал, — тут же отчитался дракон.
— Ну вот и славненько, — пропел Арлекин, сложив руки в молитвенном жесте и скорчив умильную мордашку — маска повторяла ужимки, проступающие на лице. И это смотрелось в равной степени завораживающе и жутко. Особенно в купе с черными провалами в прорезях для глаз.
А потом от кончиков пальцев юного Арлекина в ночное небо взмыли нити. Над лесной поляной, в вечерних сумерках, засветился странный контур — то ли дом какой с колоннами, обрамляющими величественную арку входа, и куполообразной крышей, венчанной двумя масками — улыбающейся и грустной, то ли храм. Когда объемный контур здания, парящий над поляной, был почти завершен, Арлекин как раз вплотную приблизился к Бому. Тот явно едва сдерживался, чтобы не расправить крылья и взлететь в небо, банально сбежав. Но связь с Гиней, которую он все еще удерживал, успокаивала. Гиацинтмилш знал, что такое чумная тень. Но удивился, что об этом заговорил с его драконом Арлекин, а не Палач. Но на том расстоянии, на котором они находились друг от друга, ничем, кроме моральной поддержки помочь не мог. Но успокоил, сказав, что даже Арлекин, захвативший Тая, не причинит дракону вред. Не только мир принял маски, но и маски приняли мир, пригласив драконов на свой Карнавал, показав самое великое свое таинство.
Бом склонил голову, позволив Арлекину, протянувшему ему навстречу руки, обхватить мощную драконью шею.
— А теперь вверх и в тень, — шепот маски дракон скорее ощутил, чем услышал. Но понял все правильно. И они вознеслись. Сквозь светящийся контур из нитей, сквозь Храм Маски. И пала тень.
18
— Ставрас, а драконы сходят с ума? — спросил шут, развалившись прямо на дощатом полу и подперев голову ладонью. Им выделили просторную комнату в десять тамами, как тут говорилось. Правда, дундоны — специальные матрасы, на которых в своих деревянных домах спали столичные жители, пока так и оставались в шкафу. Ни лекарю, ни шуту не хотелось с ними возиться. Да и рано еще спать заваливаться, хоть и устали они с дороги изрядно.
— От любви? — криво усмехнулся Ригулти, — Я наглядное тому подтверждение!
— Я серьезно! — запротестовал Шельм, не оценив шутку друга.
— Да не уж-то? — Не внял его возмущению лекарь, у которого было подозрительно игривое настроение. С чего бы это вдруг? Может, нервное?
— Ставрас, — укоризненно протянул Ландышфуки.
Дракон посерьезнел, вздохнул и все же ответил:
— Не встречал. — И тут же задал встречный вопрос, — Почему ты спросил?
— Последнее, что прилетело мне от Тая, что ведьма похитила ребенка.
— И при чем же здесь драконы?
— А когда ее спугнули, превратилась в дракона и улетела. С Маришкой на хвосте.
Глаза драконьего лекаря на мгновенье широко распахнулись. А потом взгляд Ригулти затуманился, словно теперь Ставрас смотрел куда-то внутрь себя. Шельм больше не пытался приставать с вопросами. Понял, что не будет услышан. Через какое-то время лекарь напряженный, как бычья кожа, натянутая на барабан, очнулся и сказал:
— Может.
Причем столько неподдельного удивления было в самой его интонации, что Шельм быстро смекнул — не спроси он об этом, так бы Радужный и остался в неведении, что в его вотчине такое творится.
— Ты ее нашел, ту бронзовую? — спросил у него шут.
— Да, — голос лекаря прозвучал надтреснуто и хрипло. — Но она… — он запнулся, провел ладонью по лицу, словно прогоняя наваждение, и продолжил почти обреченно: — не услышит, даже если я позову. Точнее, уже позвал — не откликнулась. Не понимаю, как с ней могло такое произойти.
Шельм помялся, прокашлялся и под пристальным взглядом Ригулти рискнул предположить:
— Может, детей потеряла, но сразу не поняла, что натворила. А, когда осознала содеянное, принялась на замену чужих таскать.
После этих слов комната надолго погрузилась в тишину.
— Думаю, есть смысл подремать немного, — обманчиво мягко произнес радужный.
Шельм догадался, с чего бы это вдруг, ведь они не собирались. Но, судя по всему, для успокоения нервов Ставрасу хотелось хотя бы часок вздремнуть на пологих вересковых холмах.
— Ладно, — благосклонно согласился шут. Он еще не знал, что сон этот выйдет обоим боком.
Резиденция младшего сына королевы Верлиньи Грэга Тьюмэя представляла собой довольно обширные владения на севере столицы. Одноэтажный дворец с деревянными верандами и раздвижными кёдзе, обтянутыми тонкой папирусной бумагой или шелком, вместо дверей, по сравнению с иными образчиками местного дворцового зодчества был довольно невзрачен. Но не он считался главной местной достопримечательностью. Вокруг него был разбит роскошный сад в Верлиньском стиле. Несколько родников образовывали замысловатую систему ручьев, через которые были перекинуты деревянные мостики, выкрашенные в красный цвет, с бронзовыми фонариками на столбиках. Все эти ручейки стекали вниз по навесным террасам, равномерными ярусами спускающимся к реке с романтичным названием Нежная, в истоке которой в свое время и была построена Сасакия Чаронде.
Шельм и Ставрас в компании серпокрылых прибыли в столицу к вечеру. В самое ближайшее время их обещали позвать на ужин, а пока дали возможность хотя бы пару часиков отдохнуть с дороги. Чем шут и лекарь тут же воспользовались, в отличие от своих спутников. Арно и Рамират оказались в столице на сутки раньше. Мак, Эр, Гиня и Мур изначально были тут. Поэтому они в компании Ирайсо Бронтехью, которая, несмотря на возраст, казалось бы, совершенно не устала с дороги, расположились в главной гостиной дворца, где с ними пытался вести светскую беседу юный хозяин дома. Но, увы, это не очень-то у него получалось. Мальчишка был смущен и отчаянно нервничал, потому что не ожидал, что именно в его доме решит обосноваться столь солидное иноземное представительство. Он бросал отчаянные взгляды с безмолвной просьбой о поддержке на Бронтехью, но настоятельница оракула Серпокрылых настолько закостенела в своем пренебрежительном отношении к мужчинам, что даже мысли не допускала, чтобы прийти мальчишке на помощь. Тогда над ним сжалился Арно Шлим. Юноша напомнил масочнику его собственного сына Вольфа. По возрасту они, скорей всего были погодками, с той лишь разницей, что Тарталья изначально был куда увереннее в себе и решительнее, что для его маски совершенно не удивительно.
