Фантазм (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Когда у Айсена стал подниматься жар, Фейран даже обрадовался - это значило, что организм борется и пытается восстановиться. Слушая стоны и метания юноши, он говорил себе, что это означает возвращение к жизни. Жар становился сильнее, лихорадка уже сжигала его. Айсен бредил, но это тоже было в каком-то смысле добрым знаком, потому что значило, что память есть, что она тоже жива, а разум если и поврежден, то не безнадежно.
Однако, неизвестно, что было легче: когда юноша раз за разом возвращался в кошмар пыточного каземата, или начинал биться, со слезами умоляя хозяина сжалиться и не трогать его, только сегодня, один разочек… Воскрешая в памяти мужчины подробности каким и после чего Айсен попал в его дом впервые: Магнуса ли он так умолял, или кого-то до того?
Или когда юноша беспомощно шептал:
- За что, любимый?… В чем я виноват перед тобой…
- Прости, прости меня, солнышко мое! Прости! - Фейран менял компрессы, натирал виски уксусом и обтирал исхудавшее тело от пота, поил лекарством, после чего садился на свое место и говорил с мальчиком, лишь бы Айсен слышал его голос и успокаивался.
Ожье смотрел на все это и изумлялся: лекарь сам уже был на пределе, непонятно на чем держался и то, что он не еще не слег сам, казалось невероятным.
Но, нельзя не признать, что несмотря чудовищное испытание, выпавшее на их долю, он смотрел на этих двоих с нескрываемой завистью!
Там, где он находился - не было ничего. Ни света. Ни тьмы. И его самого тоже не было. Абсолютно ничего не было. Лишь иногда возникал голос, смутно знакомый.
Он доносился словно из неведомой безграничной дали. Однако почему-то это казалось важным, хотя он не сознавал почему, что это за голос, что за слова, что за смысл их наполняет, и откуда они исходят.
Не осознавал вообще, даже кто он сам. Это вполне устраивало. Странное ощущение… Он не хотел ничего знать, не хотел помнить, хотя почему именно - не помнил тоже… Просто не хотел.
Значит, причина была, а раз он не помнит и ее тоже, - не нужно помнить все это! Почему?…
Но голос не уходил. Он возникал и пропадал, временами все же оставляя его одного в прежней пустоте. Голос был разным: иногда отчаянным, прерывающимся, иногда усталым и грустным, иногда тревожным, заклинающим или щемяще-нежным… Но он всегда звал, не давая сдаться и раствориться в небытие полностью.
Голос побуждал его, будоражил, вызывая болезненный отклик. Он словно бы рождался с первыми словами, и тем страшнее было умирать с последними. Он хотел, чтобы голос наконец замолчал и вернулся покой…
Или чтобы этот голос был всегда! Но тот по-прежнему оставался слишком далеко. Не дотянуться… Голос приходил откуда-то извне, разгоняя холодную тьму, - он обрадовался, когда смог понять все это.
Так появились первые понятия: холод, тепло, тьма, внутри и снаружи. Внутри не было ничего, кроме тьмы, и тогда он попытался выйти наружу. Туда, где был голос, навстречу… Омертвевшие тяжелые веки удалось приподнять едва-едва, но даже в эту щель чуть шире волоса хлынул свет, ошеломивший настолько, что он вновь перестал существовать на какое-то время.
И снова приходилось идти на голос: так долго, так трудно…
Он пробудился снова от зовущих его звуков, ставших жизненно необходимым.
Жизнь… Это все называется жизнью… Когда-то он это уже знал.
Жизнь. Смерть. Время.
Теперь у голоса появилось лицо. Встревоженное изможденное лицо со светлыми ореховыми глазами, в которых тоже стыла смерть. Он не был уверен, что это не отражение его собственной. И попытался вспомнить, что это должно вызывать страх.
Страх.
Стон…
А в зеленоватых глазах еще что-то. Вина.
Нет! Все неправильно. Обман! Все очень неправильно, хотя чужое присутствие почему-то означало нечто важное и успокаивало. Он не помнил, кто этот человек, но чувствовал, что они прочно связаны.
Человек все время обращался к нему. Набор звуков не был случайным… Его имя. Айсен… Человек ждал ответа. И был очень расстроен. Это тоже было неправильно. Хотелось ответить ему, но не хватало сил, горло оказывалось подчиняться… И он снова проваливался во мрак, щедро разбавленный болью.
В отличие от всего остального, боль пришла сама, и нагло заслонила собой почти все вокруг. Боль… Айсен узнал ее и вспомнил, как называется то, благодаря чему он вновь ощутил свое тело.
Боль нарастала и нарастала, она сжигала его, ломала, выкручивала. Она была постоянной и всегда разной. И этот человек рядом, он - тоже означает боль, он вспомнил… И того, что вспомнил, вдруг оказалось слишком много. Словно прорвало гигантскую плотину.
Его швыряло и било. Айсен потерялся в собственной памяти, его затянуло, как в трясину, как в омут. Он задыхался в буквальном смысле, безнадежно пытаясь вырваться из обжигающего хаоса, и опять - голос не отпускал его. Держал, не давая сорваться совсем, хотя тоже был сплошной болью.
- Почему всегда больно?- спросил юноша неизвестно у кого. Может быть себя.
Всегда ли?! Все равно. Не хочу… Не могу больше.
Голос…
Голос это боль, а боль - это жизнь! Вместе со словами пришло понимание.
Память успокоилась, утихла, и юноша наконец смог просто заснуть.
Айсен дышал во сне глубоко и ровно. Жар спал, став уже неопасным, и самое время было бы немного отдохнуть не только больному, но и врачу, пока еще он не свалился от изнеможения. Однако неуправляемый иррациональный страх по-прежнему крепко держал мужчину за горло и не торопился отпускать, несмотря на все утешающие признаки, говорившие, что юноша потихоньку выкарабкивается, и опасность для жизни миновала.
Фейран так и не смог заставить себя лечь. Устало привалившись к переборке он просто пил глазами образ спящего любимого, отыскивая самые незначительные черточки, которые могли бы подтвердить, что состояние Айсена сдвинулось к выздоровлению, и лелеял в ладонях хрупкие пальцы в пятнах кровоподтеков, со слезающими ногтями.
Он молча благодарил Создателя, что «следователи» не успели непоправимо искалечить юноше руки. Пока рано было судить сможет ли Айсен ходить, не останется ли хромым, насколько поврежден его разум, если бы ко всему этому юноша лишился способности творить музыку - удар стал бы страшным, наверняка доломав психику мальчика…
Айсен спал, а спокойный сон это самое лучшее лекарство. Фейран не замечал, что сам неуклонно соскальзывает даже не в дрему, а скорее в забытье, и вскинулся, ощутив, что пальцы в его ладони сжались.
Глаза юноши были открыты и устремлены прямо на него. Внезапно, мелькнувшее в них узнавание, сменилось ужасом.
- Нет! Нет! Нет… - темноволосая голова заметалась по подушке.
- Тише, милый, тише… - Фейран попытался успокоить его, догадавшись, о чем подумал Айсен, - Все хорошо, солнышко мое! Оглядись, мы на корабле! Никакие монахи нас здесь не достанут! Ты в безопасности, любимый, здесь только друзья и скоро ты будешь дома…
Юноша затих. Некоторое время он пристально вглядывался в лицо склонившегося над ним мужчины, а потом отвернулся со слабым стоном, отнимая свою руку, которую тот все еще держал. Губы шевельнулись, и Фейран наклонился ниже, чтобы не заставлять больного напрягаться.
Голос прозвучал тихо, но твердо.
- Уйди, - стало первым словом Айсена предназначавшимся ему.
***
- И вы все-таки везете меня в Фесс…
Бледная улыбка на бескровных губах преображает осунувшееся лицо. Голос слаб и едва слышен, но это в полной мере голос живого существа… Айсен живет, дышит, и безмозглым растением тоже не остался, хотя очевидно, что ему понадобится немало времени, чтобы придти в себя после заключения и изуверских пыток.
Тогда отчего так пусто и больно?
